Памяти Леонида Енгибарова
Клоун, понурив голову, поплёлся за кулисы, облокотился о гимнастическую стенку и закрыл глаза. К нему тотчас же поспешила сердобольная тётя Клава и дёрнула за рукав:
– Лёнечка, что с тобой, родимый? Соберись-ка!
– Ну-ну, тётя Клава, ещё и приголубь – захихикали две эквилибристки и, измерив брезгливым взглядом коллегу, жеманной походкой продефилировали мимо.
Леонид, тяжело дыша, отошёл от гимнастической стенки и присел на фанерные ящики.
Ещё утром он почувствовал нарастающее тревожное душевное состояние: за завтраком дважды уронил на пол чайную ложку и выпил чай, так толком и не размешав сахар. Долго искал в гостиничном номере булаву РХЗ, попутно соображая, зачем он её вообще забрал из гримёрной.
Закрывая дверь, тоже пришлось повозиться – никак не мог захлопнуть её, поздно заметил тапочку, застрявшую под дверью. Да и ключ не сразу сообразил правильно вставить.
И вот теперь несколько раз уронил стейджбол, а ещё и булава откатилась на несколько метров – пришлось номер повторять заново. В результате – гробовая тишина...
Зритель промахов не прощает.
Подошёл Юрка-конферансье и чуть слышно пробубнил: – Старик, будь осторожен, антрепренёр сказал Дубову: «Это последний выход Енгибарова».
* * *
В гостиницу Леонид вернулся подшофе только поздно вечером. Захлопнул за собой дверь, не раздеваясь, в ботинках, бросился на кровать. И только сейчас, брякнувшись на подушку, он ощутил в руках булаву, ту самую, что во время представления выпала из рук и откатилась на край арены. Леонид горько усмехнулся и, теряя самообладание, завертелся на кровати от досады, то всхлипывая, то разражаясь диким хохотом... Неожиданно его передёрнуло: он заметил, как из зеркала на дверце шкафа за ним следит, ехидно посмеиваясь, чья-то рожа. Вскипев от негодования, он поднял булаву над собой и швырнул её в это наглое изображение. Зеркало охнуло, покрылось сетью морщин, а на незадачливого артиста с ужасом уставились тысячи испуганных глаз. Затем зеркало с шумом посыпалось на пол.
– Это конец, – вздрогнул он и схватился за сердце. Представил, как его будут разбирать на очередном собрании, которые проводились по любому поводу, гневную речь профорга на тему: «Честь коллектива и как за неё бороться». И другие подпевалы не останутся в стороне...
Он вскочил с кровати и заметался по комнате.
– Что делать-то, что делать? Кошмар! – заголосил он, теряя голову.
Нечаянно задел ногой огромный чемодан, который испуганно выглядывал из-под кровати. Пнул его от злости, но затем перевёл взгляд на шкаф и, дико зарычав, схватил со стола сувенирный бурятский нож с рукоятью из натурального оленьего рога и по самую рукоять вонзил его в боковую стенку шкафа. Стал с остервенением наносить удар за ударом. Прогнившая фанера местами превратилась в труху и потому, не оказывая сопротивления, легко крошилась. Вырвав часть стенки, он уже руками принялся дробить её на мелкие части. Когда на полу образовалась груда мусора в полметра высотой, клоун вытащил из-под кровати чемодан, вытряхнул содержимое на кровать и заполнил его фанерной крошкой.
* * *
В полумраке холла гостиницы раздавался тяжёлый храп развалившейся на стульях пьяной дежурной. Чёрный силуэт с чемоданом в руках бесшумно проплыл мимо неё, осторожно задвинул за собой дверь и направился к мусорной свалке.
Три часа напряжённой работы понадобились Леониду, чтобы перенести обломки фанеры и разбитого зеркала на свалку. Затем он подмёл многолетнюю пыль на полу, очертившую края приказавшего долго жить шкафа. На это место водрузил свой чемодан и уже под утро, вконец уставший, плюхнулся в постель.
* * *
Утром две горничные пришли принимать номер.
– Маш, а здесь вроде шкаф стоял?
– Да-да, я на прошлой неделе в нём генеральную уборку делала, дохлую крысу нашла. Ну, ты представляешь, ужас какой. Думала тряпка – хвать, а это крыса!
– Гражданин, у вас в номере шкафа не было? – хором пропели они.
– Был, как без шкафа-то? – улыбнулся постоялец, упаковывая свой реквизит.
– А иде он тада?
– Я его вынес. Вот в этом чемодане.
– Ну хватит, не в цирке небось, – обиделись женщины, а та, которая возилась с амбарной книгой, пробурчала:
– Да списали его видать: старенький уже был.
– Давно пора. Когда я на работу поступала, он уже кряхтел, а я без малого семнадцатый год здесь, – согласилась вторая.
– Ну смотрите, я чистосердечно признался, чтобы потом не было никаких вопросов, – повеселев, стал подначивать Леонид.
– Давай-давай, вываливай отседа, – насупились работницы.
* * *
У автобуса прохаживались антрепренёр Кислов и директор Дубов. Последний, увидев Енгибарова, широко заулыбался и поспешил ему навстречу, обнял его и, не давая опомниться, в привычной для себя манере затараторил:
– Поздравляю тебя, Лёнечка, с заслуженной наградой. Утром из Главка позвонили, тебе присвоено звание Народного артиста Армении. Мы это дело обязательно отметим. Молодца!
Клоун-мим Леонид Енгибаров, теперь уже Народный артист Армении, прошёл в автобус, опустился в кресло, устало откинул голову назад…
Он не замечал, как артисты поздравляли его: чмокали в обе щёки, тискали, хлопали по затылку, предлагали тут же откупорить...
Автобус выехал со двора гостиницы, проехал мимо мусорной свалки и, развивая скорость, помчался по столбовой дороге прочь из города.
© Ваагн Карапетян, 2022.
© 45-я параллель, 2022.