Валентин Берестов

Валентин Берестов

Все стихи Валентина Берестова

В «Чукоккалу»

 

Я Тебе, Чуковскому Корнею,

Автору и Деду моему,

Напишу посланье как умею

И размер классический возьму.

Это Ты виновен, что в починке

Я пробыл среди больничных стен,

Получил зелёные ботинки,

Гимнастёрку, брюки до колен.

Щёголем с какой-нибудь картинки

Стал я после долгих перемен.

Ты сказал – и сделано. Не странно,

Что всего достичь ты словом мог.

Ведь в Евангелье от Иоанна

Сказано, что слово – это Бог.

 

1943

 

* * *

 

В своём роду, кого ты ни спроси,

Идя от колыбели в ногу с веком,

Он со времён крещения Руси

Стал первым некрещёным человеком.

 

Он это чуть не доблестью считал.

Да жаль, что бабок спрашивать не стал.

А к бабушкам он относился строго:

«Вот тёмные какие! Верят в Бога!»

 

Старушки были рады без границ,

Что, отложив на время святотатства,

В пасхальный день от крашеных яиц

Охальник был не в силах отказаться.

 

Он ел и думал: «Как они глупы!»

Не видели старушки почему-то,

Что от религиозной скорлупы

Он очищал яйцо за полминуты.

 

И лишь под старость обнаружил он,

Что тайно был старушками крещён

И что от колыбели был храним

Он ангелом невидимым своим.

 

1953, 1991

 

 

В сердце пустыни

 

Костёр догорает, пора на покой.

Созвездия светятся ярко.

И вдруг из песков за сухою рекой

Залаяла глухо овчарка.

И слушая лай охранявшей стада

Свирепой туркменской овчарки,

Мы спали, как дома, как в детстве, когда

Кладут под подушку подарки.

 

1950

 

В эвакуации

 

Сады оделись раньше, чем листвою,

Кипеньем белых, розовых цветов.

И кровли плоские с зелёною травою

Лужайками висят среди садов.

Арыка волны мчатся торопливо

Поить, и освежать, и орошать.

Плакучая к ним наклонилась ива

И ловит их, и хочет удержать.

А тень, которую она бросает,

Хотели б волны унести с собой.

На облачко похожий, исчезает

Прозрачный месяц в бездне голубой.

Как пышен юг!

Как странно голодать,

Когда вокруг

Такая благодать!

 

1942, Ташкент

 


Поэтическая викторина

Вредная пища

 

Если будешь пить чуть свет

Молоко с ватрушкой,

Будешь ты и в двести лет

Бодрою старушкой.

 

– Убери скорее прочь

Молоко с ватрушкой!

Не хочу, – сказала дочь, –

Делаться старушкой!

 

1958

 

Дикий голубь

 

Близкое порою нас не тронет,

А чужое кажется родным.

Не поймёшь, хохочет или стонет

Дикий голубь голосом грудным.

 

Чуть примолк и начинает снова,

И зовёт меня в степную даль.

И душа по-прежнему готова

Всё принять – и радость, и печаль.

 

Как предтеча музыки и речи,

Речи, что не выльется в слова,

Рвётся голос страсти человечьей

Из груди иного существа.

 

Вот и сам певец. Степенный. Кроткий.

Кроток, кроток, а не приручён!

Ходит он пружинистой походкой,

В сложенные крылья облечён.

 

Лучшая одежда – это крылья.

Хорошо сидит, прочна, легка.

Не боится ни дождя, ни пыли.

И уносит нас под облака.

 

Вот сейчас расправит крылья голубь,

И они послушно понесут

Радужною грудью скрытый голос,

Голосом наполненный сосуд.

 

1958, 1962

 

* * *

 

И стукнет нам по семьдесят пять лет,

И оба мы когда-нибудь умрём.

И скажут люди: «А старушки нет,

Ушла она вослед за стариком».

Но скажут ли, что я недаром жил

И голос мой услышала страна?

Я столько раскопал чужих могил,

А собственная все-таки страшна.

Когда бы смерть не принимала мер

Чтоб новое могло творить и жить,

Как всем успел бы надоесть Вольтер,

Уж о других не стоит говорить.

И всё ж, не устарев, живёт поэт,

Которого давно на свете нет.

 

1949

 

Калуга, 1941

 

Навеки из ворот сосновых,

Весёлым маршем оглушён,

В ремнях скрипучих, в касках новых

Ушёл знакомый гарнизон.

 

Идут, идут в огонь заката

Бойцы, румяные солдаты.

А мы привыкли их встречать

И вместе праздничные даты

Под их оркестры отмечать.

 

Идут, молчат, глядят в затылок,

И многим чудится из них,

Что здесь они не только милых,

А всех оставили одних.

 

Вот так, свернув шинели в скатки,

Они и раньше мимо нас

Шагали в боевом порядке,

Но возвращались каждый раз.

 

«И-эх, Калуга!» – строй встревожил

Прощальный возглас. И умолк.

А вслед, ликуя, босоножил

Наш глупый, наш ребячий полк.

 

1943, 1968

 

Калужские строфы

 

О скромные заметки краеведов

Из жизни наших прадедов и дедов!

Вы врезались мне в память с детских лет.

Не зря я вырезал вас из газет.

 

1

Восточных ханов иго вековое,

И зарево пожаров над Москвою,

И сборщик дани на твоём дворе.

Все началось на Калке, на Каяле.

А кончилось стояньем на Угре.

(Там, удочки держа, и мы стояли.)

 

2

Болотников боярам задал страху.

Попрятались ярыжки и дьяки.

Нос высунешь – и голову на плаху.

И царь – мужик, и судьи – мужики.

 

3

Двойного самозванца пёстрый стан

Здесь факелы возжёг. И в блеске вспышек,

Кружась ночною птицей, панна Мнишек

Смущала сны усталых калужан.

«Димитрий жи-и-ив!»

Но спал упрямый город.

Димитрий лжив. Не тронет никого

Лихое счастье Тушинского вора

С ясновельможной спутницей его.

 

4

Губернской Талии, калужской Мельпомене

Пришлось по нраву острое перо.

Здесь двести лет назад царил на сцене

Блистательный пройдоха Фигаро.

 

5

Здесь как-то проезжал поэт влюблённый,

Любовью нежных жён не обделённый,

Но самая прелестная из дев

(Поэт дерзнул сравнить её с Мадонной)

Ждала его у речки Суходрев.

 

6

Дом двухэтажный в самом скучном стиле.

Шамиль с семьёй здесь ссылку перенёс.

И в их кругу семейственном гостили

Полиция, тоска, туберкулёз.

 

7

Названья здешних улиц… В них воспеты

Бунтовщики, гремевшие в веках.

Не позабыты первым горсоветом

Жан-Поль Марат и даже братья Гракх.

 

8

Здесь Циолковский жил. Землёю этой

Засыпан он. Восходит лунный диск,

И на него космической ракетой

Пророчески нацелен обелиск.

А он не думал вечно спать в могиле.

Считал он: «Космос нужен для того,

Чтоб дружным роем люди в нём кружили,

Которые бессмертье заслужили.

Ведь воскресят их всех до одного».

Он был великим. Он был гениальным.

Он путь открыл в те, звёздные, края…

Училась у него в епархиальном

Учительница школьная моя.

 

1943, 1952, 1972

 

 

Картинки в лужах

 

В лужах картинки!

На первой – дом,

Как настоящий,

Только вверх дном.

 

Вторая картинка.

Небо на ней,

Как настоящее,

Даже синей.

 

Третья картинка.

Ветка на ней,

Как настоящая,

Но зеленей.

 

А на четвёртой

Картинке

Я промочил

Ботинки.

 

1956

 

На рождение дочери

 

Бой часов показался мне громом салюта.

Я поверил, что есть на земле чудеса.

Нашей дочери стукнуло в эту минуту –

Вы подумайте! – двадцать четыре часа.

 

Вся родня обновляет понятья, как платья:

С той минуты, как ты появилась на свет,

Стали тётками сёстры и дядями братья,

Мамы сделались бабками, прадедом – дед.

Превращенье такое решил бы назвать я

Повышением в чине за выслугу лет.

 

Покупаю приданое, шлю телеграммы:

«Девять фунтов девица порядке дела».

У тебя, моя дочка, чудесная мама.

Ты б такую сама ни за что не нашла.

Может, если б отца ты сама выбирала,

Ты б другого, получше, чем я, пожелала.

 

Но не зря не дана тебе выбора власть.

И по-моему, дочка, с тобою мы квиты,

Я ведь сына хотел, выбрал имя – Никита.

И – скажите пожалуйста! – дочь родилась.

 

Через год этот день мы торжественно встретим,

За накрытым столом годовщину отметим.

А ещё через год, а ещё через два

Ты поймёшь и сама поздравлений слова.

 

Как приятно, осмелюсь тебе доложить я,

Отмечать годовщины событий больших.

Но во время самих этих славных событий

Ох как трудно бывает участникам их…

Вот и мы, молодые, дождались потомка.

С добрым утром, родная моя незнакомка!

 

11 января 1954

 

Надпись на справочнике

творческого союза

 

Пухлый справочник Союза.

Телефоны. Адреса.

Хоть к кому-нибудь, о муза,

Загляни на полчаса!

 

1962

 

* * *

 

Не вини меня в непостоянстве

И к спокойной жизни не зови.

Стал я думать о дорогах странствий

Раньше, чем о девичьей любви.

От костров, походов и рыбалок

И от детских затаённых дум

Путь прямой к тропинке в диких скалах

И пескам пустыни Каракум.

 

1950

 

* * *

 

Октябрь. На первый снег зимы

Летел последний лист осенний.

Включив приёмник, ждали мы

Не новостей, а откровений.

 

1956

 

* * *

 

Опять робея, веря и не веря,

Примчишься, под собой не чуя ног,

Не просто перед дверью, а в преддверье

Замрёшь, нажать не смея на звонок.

Недолго нерешительность продлится.

Но молодость не кончилась, пока

Сначала сердце в двери постучится,

Потом к звонку потянется рука.

 

1966

 

Парадоксы поэзии

 

1

«Писать вы стали мелко,

Поспешно, ловко, вяло.

Поделка за поделкой,

Безделка за безделкой.

К чему крутиться белкой?

Вам, видно, платят мало?

Не вижу в этом смысла, –

Вздохнул Чуковский. – Хватит.

Пишите бескорыстно, –

За это больше платят!»

 

2

«Поэт – учитель жизни». И посмертно

За ним такое право признают.

Но все, кому не лень, пока он тут,

Учить его спешат немилосердно

Тому, как жить и как стихи писать,

Как деньги тратить и как мир спасать.

 

3

«Поэту памятник – его стихов страницы».

Но если так, то занят он

Почти всю жизнь, как фараон,

Строительством своей гробницы.

 

4

Я давно их задумал, и нёс сквозь года,

И мечтал наконец произнесть.

Тех стихов мне теперь не сложить никогда.

Я их кончил. Они уже есть.

 

5

Прочёл твои стихи. Забыл их снова.

Я не злопамятный. Не помню я дурного.

 

1968, 1969

 

 

Первая квартира

 

Дремлют дачи. Дело к ночи.

Но не так легко уснуть

Там, где блещет и грохочет

Железнодорожный путь.

 

Искры колкие рассеяв,

Раздвигая темноту,

Поезда спешат на север,

В Вологду и Воркуту.

 

А навстречу им оттуда,

С ходу выжелтив листву,

Сея всякую простуду,

Осень движется в Москву.

 

После дачного сезона

Дачу снять немудрено.

Мы с тобой молодожёны.

Нам бы крышу да окно.

 

Поезда, слепя лучами,

Грохоча за часом час,

Нас баюкают ночами,

На рассвете будят нас.

 

Паровоз в ночи просвищет,

И почудится сквозь сон,

Что у нас с тобой жилище –

Не жилище, а вагон.

 

В форточку влетает ветер.

В крышу глухо бьют дожди.

Всё на свете, всё на свете,

Всё на свете впереди!

 

1955

 

Песенка шута

 

Двоюродному брату Володе Похиалайнену

 

Вот король идёт в поход,

За собой войска ведёт:

Сто румяных усачей,

Сто весёлых трубачей.

И со связкою мечей

Едет старый казначей.

Воробьишка подлетел

И на эту связку сел,

Увидал картонный меч

И повёл такую речь:

«Меч картонный средь мечей,

Это чей?»

И король ответил смело:

– А тебе какое дело?

 

1942

 

* * *

 

Писать стихи полезно для здоровья.

Пьян без вина. Прогулки дотемна.

А если их и вправду пишут кровью,

То написал – и кровь обновлена.

Ты распрямился. Ты глядишь победно.

Печататься – вот что бывает вредно.

 

1966

 

Побег

 

Две пачки яичного порошка

Да двадцать четыре коротких стишка

Про детство, войну и весну.

Москва. Вот и я потянулся туда.

Там нового Пушкина ждали тогда.

Ну, значит, я тоже блесну.

 

Великое время. Поэты тогда

Всходили легко, за звездою звезда.

Уж кто-нибудь чудо свершит.

Пудовкин, мой друг, Эйзенштейну звоня, –

«Вот будущий Пушкин!» – сказал. …Про меня?

И был я как током прошит.

 

Я бежал. И грачей я пугал в огороде,

На детдомовских сотках пахал и скородил,

Босиком из последних мальчишеских сил

Для сарая холодную глину месил.

 

А потом общежитья, раскопки в пустыне.

А стихов моих не было даже в помине,

Лишь туристские песни порой сочинял

Да грустил, вспоминая, как я начинал.

 

1968

 

Подмосковье

 

Здесь начинается Москва

С оврагов и грачей,

С кудрявой ивы у мостка,

С приезжих москвичей,

С антенн, церквушек, облаков,

Горчичной желтизны,

Грохочущих грузовиков

И сельской тишины.

 

1945

 

Подтекст

 

В моих стихах подвоха не найдёшь.

Подспудно умным и подспудно смелым

Быть не могу. Под правдой прятать ложь,

Под ложью – правду – непосильным делом

Считаю я. Пишу я, что хочу.

О чём хочу, о том и промолчу.

Ну а подтекст, в отличье от подвоха,

Стихам даёт не автор, а эпоха.

 

1968

 

* * *

 

Рассвет. Сокольники. Поляна.

Нам вместе ровно сорок пять.

Когда уходишь, как-то странно

Такие вещи вспоминать.

На наши первые объятья

Глядит последняя звезда.

Пусть запоздалые проклятья

Их не коснутся никогда.

 

1966–1968

 

 

* * *

 

Сидел смущённо в обществе лжецов.

Молчал. Словечка вставить не пытался,

И не заметил сам в конце концов,

Как, не сказав словечка, изолгался.

 

1968

 

Снегопад

 

День настал. И вдруг стемнело.

Свет зажгли. Глядим в окно.

Снег ложится белый-белый…

Отчего же так темно?

 

1955

 

Чудак

 

Идёт человек не от мира сего,

Вводя в искушенье собак.

В сторонку гусыни спешат от него,

Гогочет вдогонку гусак.

 

Видать сочиняет чудак на ходу

Под мерные взмахи руки,

Бормочет, лопочет, как будто в бреду,

И в лужу роняет очки.

 

И тем же манером, беднягу дразня,

Мальчишка, иду я вослед.

И та же беда ожидает меня

Всего через несколько лет.

 

Над книжками сгорблюсь, надену очки

И, строчки шепча на ходу,

С рассеянным видом пройду сквозь пески,

Сквозь горы, сквозь годы пройду.

 

1967

 

Эхо

 

– Дом пустой?

– Нет, эхом полон дом! –

Девочка смеётся.

– А потом?

И ответ весёлый, но зловещий:

– А потом его съедают вещи!

 

1961