* * *
Небеса населены богами,
а внизу – по контуру земли –
бегают короткими ногами
бедные, как люди, муравьи.
Обитая прямо по соседству,
зная друг о друге без прикрас,
мы похожи, если приглядеться,
только боги разные у нас.
Говорят, мы созданы из глины,
остальное не про нашу честь,
но в моей повадке муравьиной
что-то человеческое есть.
И пока мы делим крошки хлеба,
принимая их за божий дар,
в апогее солнечного неба
боги дегустируют нектар.
Муравей
Галактика всегда наедине со всеми,
кому не по зубам загадки бытия:
Что знает муравей
о солнечной системе,
что ведомо звезде
о жизни муравья?
Планета своего пути не выбирает,
поэтому летит по замкнутой кривой,
а муравей сидит
и спичками играет
на маленькой своей
Земле пороховой.
Солдатики
Если сверху лучше видно,
то из космоса – вдвойне.
Мы под Богом, очевидно,
как солдатики на пне.
Как он, бедный, различает
наши злые существа,
что для Бога означают
солдафонские слова?
Не без умысла, чего там? –
но случается и мне
притворяться идиотом
на какой-нибудь войне.
Только не судите строго
ни себя и ни меня:
человек похож на Бога,
потому что выше пня.
Божья коровка
Столовка в деревне Покровка
и церковка невдалеке.
Залётная божья коровка
сидит у меня на руке.
Поэтому чувствую кожей,
какие миры надо мной;
но я почему-то не божий,
а самый-пресамый земной.
Покровка стоит на отшибе –
дорога ведёт в никуда,
а в этой столовке паршивой
водяра течёт, как вода.
Я сделаю татуировку,
в натуре, на левой руке –
залётную божью коровку
и церковку невдалеке.
Светлячки
В буераках и дворах,
выгорая до нутра,
светлячки, на всех парах,
самолётят на «ура».
До утра туда-сюда
хороводят неспроста,
залетая, иногда,
в интересные места.
Если ты намерен быть
в этой жизни светлячком,
знай, кому и где светить
и подмигивать очком.
* * *
Если мир устроить набело –
без наветов и химер –
каждый будет вроде ангела,
даже муха, например.
Станут все морально стойкими,
благодушными сполна
и за нами с мухобойкою
будет бегать сатана.
* * *
Под комариный перепляс
и стрекозиное кокетство
я понимаю, сколько в нас
от насекомого соседства.
Что мы талантливы, пока
Земля – как маленькая сцена,
где я играю то жука,
то мотылька, попеременно.
Душа по воздуху искрит –
наивная и слюдяная,
и даже бабочка ночная
со мной по-женски говорит.
* * *
Есть у меня одна знакомая
и – говорю без дураков –
я для неё, как насекомое,
в её коллекции жуков.
Поскольку силой убеждения
не усмирить живую плоть,
ей доставляет наслаждение
мужское сердце проколоть.
Пришпилит маленькой иголочкой,
не хуже всякого врача,
и будешь ты лежать на полочке,
закрылками не стрекоча.
Поэтому, во избежание
того, что не произойдёт,
я разлюблю её заранее
и полечу,
как самолёт.
* * *
Эта бабочка порхает
без печали и забот
и не знает, и не знает,
что без памяти умрёт.
Эта женщина хотела
много дыма без огня –
пролетела, пролетела
между пальцев у меня.
Напоследок остаётся
только легкая пыльца
и беспомощно смеётся
маска женского лица.
Стрекоза
Как будто звезда Голливуда
тебе заглянула в глаза –
чешуйчатокрылое чудо,
танцующая стрекоза.
Откуда на русской равнине,
где судьбы летят под откос,
берутся такие богини
с фасеточным взглядом стрекоз?
Она заглянула случайно
в таинственные времена,
где жизнь коротка и печальна,
когда улетает она.
© Валентин Нервин, 2008–2018.
© 45-я параллель, 2018.