Валерий Скобло

Валерий Скобло

Четвёртое измерение № 1 (493) от 1 января 2020 года

Горек и горяч этот мир

Ченнелинг

 

Дорогие земляне, покидая вашу планету

И находясь в трезвой памяти и здравом уме,

Возвращаясь к пославшему Космосу... звёздному Свету,

Оглашаем для вас следующее резюме.

 

Да, мы – пришельцы, по-вашему... инопланетный разум.

Представления ваши о нас на редкость смешны.

Наш совет: не пытайтесь достигнуть всего и разом,

Слушайтесь голоса совести, внутренней тишины.

 

Вы, люди, обладатели самых несметных сокровищ,

В Космосе мало подобных вашей Земле планет.

Постарайтесь прожить без пролития лишней крови,

У вас впереди миллионы – может быть, больше – лет.

 

Ваши младшие братья – звери, деревья... природа.

Вы одной крови... в сущности, вы только одна из рас.

И ещё – не страшитесь: в конце наступившего года –

Конец не наступит... но это зависит от вас.

 

Навсегда попрощаемся – мы покидаем планету,

И к посланию этому самый последний штрих:

Вы должны осознать, не было нас никогда и нету,

И рассчитывать можете лишь на себя самих.

 

* * *

 

Лиле Каменевой

 

Всех, в кого был в детстве влюблён –

Аню, Лилю, Алю и Ксюшу –

Помню с тех далёких времён,

Чем-то это греет мне душу.

 

Лето, мелководье, сосняк...

Выстрел в сердце из небесного лука.

Ну, конечно, это пустяк...

Жизнь, вообще, пустяковая штука.

 

Тральщики, и в небе – У-2,

Дальний Котлин... небо без края...

Помню, как сейчас, и... едва.

Нет, вернуться не хотел бы туда я.

 

Кличку не приму – дезертир.

Девочки, прощайте навеки...

Как же горек и горяч этот мир,

Что за солнце пробивает мне веки!

 

Света ослепительный сноп.

Пусть мне в грудь стреляют – не в спину.

Здесь и только здесь мой окоп,

Я его живым не покину.

 

* * *

 

Елене Игнатовой

 

Кто нам жизнь дарует

ежечасно, вечно?

Кто нам позволяет

жить, как мы, беспечно?

Для кого молитвы –

птах небесных щебет?

У кого сойдутся

кредит наш и дебит?

Кто нам шлёт прощенье,

как и этим птахам,

Не даёт сбываться

нашим детским страхам?

Кто, как малым детям,

говорит: «Не балуй!..»

...Мы с тобой о разном

думаем, пожалуй.

Разве это важно? –

В небе огнь... комета.

Улыбнусь без страха:

Доживу ль до лета?

...Не даёт погаснуть

в нас любви усталой.

Не корит за пьянку...

ежели по малой.

...Помнит кто о горькой

водке, чёрством хлебе

И о знаках чудных на январском небе?

 

* * *

 

Сталин умер – понял не вполне я,

Мало разумел в таких вещах.

Тито, Аденауэр, Корея –

Репродуктор что-то там вещал.

 

Та война была ещё так близко.

Двор-колодец... дровяной барак...

– Плакала... – сказала мне Лариска, –

Что ты улыбаешься, дурак?

 

Улыбался, будто виноватый,

Не над ней – подружка не права.

К нам отец – без лифта и на пятый

Приносил промёрзшие дрова.

 

Мне пять лет, соображаю мало,

Жизнь груба, обидна и проста,

Все, как будто только что с вокзала...

Давка в магазинах, нищета...

 

Инвалиды, орденские планки.

Ссоры в коммуналке и клопы,

Самогон соседский в тусклой банке...

Запах неустройства и толпы.

 

Сталин умер – что это такое?

Говорят, что горе всей земли...

...Газ и отопленье паровое

Много позже в дом наш провели.

 

* * *

 

Как мне достучаться до тебя, урода?

Ты же не деревянный совсем.

Тем всего три: смерть, любовь и свобода –

И нету других тем.

 

Они ведь вовсе не следуют друг из друга,

Но иных не придумать – их нет.

Очнись... Сойди же с привычного круга,

И не молчи в ответ.

 

Эта троица – из ядра... основного

Подтекста нашего бытия.

Я говорю тебе снова и снова...

Нет, говорю не я.

 

Пока ещё можно общаться словами

И под ногами земная твердь,

Выбора нет – и всегда перед нами –

Свобода, любовь, смерть.

 

* * *

 

Из огня таскают каштаны,

Видя маршальский жезл во снах,

Лейтенанты и капитаны...

У фортуны в младших чинах.

 

Сколько их полегло до срока,

И что значит тот самый срок?

Загребущие руки рока

Их так любят смахнуть в песок.

 

Только вновь поднимаясь строем

Под кинжальный напор огня –

Нет, и я в этот мир не встроен –

Не забудьте, ребята, меня.

 

Не равняюсь ни с кем талантом,

Я свободен... мы все не рабы...

Снова стать бы простым лейтенантом

Из железной когорты судьбы.

 

* * *

 

Как умеешь и там, где сумел,

Обрабатывай явно и тайно

Этот крохотный личный удел,

Что достался в наследство случайно.

 

От надежд отрешившись вполне,

И с брезгливым презрением к славе,

Что тебя презирает вдвойне,

К этой сладкой и липкой отраве.

 

За пределами зла и добра.

Карандаш и листочек мусоля,

С темноты, до рассвета, с утра...

Значит, это и есть твоя доля.

 

Без оглядки на ленты, венки –

До последнего взгляда и слова,

До разлуки, последней строки,

До последнего вздоха земного.

 

* * *

 

(Gen., 1, 1-21; 2, 1-7)

 

И небо, и землю, так полную хаоса, как

Бывает душа переполнена чёрной бедою,

Творил Он... и бездну, над нею клубящийся мрак

В полёте своём над безбрежною мрачной водою.

 

В полёте своём безначальном... с начала времён,

Таком одиноком, что света душа возжелала.

И свет появился. И был он от тьмы отделён,

А твердь от воды. О, великая радость начала!

 

Небесная твердь, а за нею земная, и вот –

И зелень, и травы, и древа по виду и роду,

Светила надземные, небо которым оплот,

Сияньем своим озарившие сушу и воду.

 

И рыб, и рептилий по Слову творила вода,

Земля же – и птиц, и зверей сухопутных, и гадов.

И всех наделил Он душою живой навсегда,

Не думая в этот момент о сохранности вкладов.

 

Потом Он сказал: «Создадим человека теперь,

В творенье Моём есть пробел, но осталось немного,

Пусть будет он больше, чем рыба, и птица, и зверь.

Его сотворим из убогого праха земного.

 

Пусть мудро владеет он всякою плотью живой,

И всею землёй – и ничто пусть ему не мешает.

И образом внешним пусть будет он сходен со Мной,

А внутренним – это пусть сам он свободно решает».

 

Вокруг Него полнилась юною жизнью земля,

И всё это множилось, реяло, льнуло и пело.

Тогда Он представил, как землю украсят поля,

И вдунул дыхание жизни в прекрасное тело.

 

* * *

 

Все мы скоро умрём,

кто чуть раньше, кто чуточку позже.

На прилив и отлив –

вот на что это, правда, похоже.

 

Примет нас океан,

станем просто волной в час отлива.

Скольким людям вокруг

будет зябко без нас, сиротливо?

 

Да хотя бы один

улыбнулся, волну провожая,

Словно эта волна –

не совсем его жизни чужая.

 

Нет, не чувствую я

сопричастность свою океану,

А за мысли его обо мне

я ручаться не стану.

 

До того ли ему,

как мы здесь, на земле, одиноки,

Но, возможно, он ведает

нам отведённые сроки.

 

То мгновенье, когда,

он плеснёт, нас встречая, ответом,

И мы станем лишь каплей,

наполненной солнечным светом.

 

Посмотри же в лицо

в берег бьющему грозно прибою,

Как бы ни было нам

бесприютно и горько с тобою.

 

* * *

 

...Возьми меня за руку и проведи через эту

ночь. Чтобы я не чувствовал, что я один...

Рей Брэдбери

 

Почему вы все решили, что я стану

Утешать вас, обнадёживать?.. – противно.

Отношусь я к телевизору, экрану

Голубому – чрезвычайно негативно.

 

Тешат вас на первом пусть канале,

Предлагая сладкую приманку.

Если б вы почувствовали... знали

Жизни этой грустную изнанку.

 

Вот полнеба молния скосила,

Ливень бьёт наотмашь птицу... мошку...

Я не в силах вас спасти, но в силах

Взять вас за руку... за потную ладошку.

 

Провести сквозь жизнь, грозу ночную,

Сквозь сверкающие огненные нити.

Я не меньше вашего рискую.

Как хотите... Впрочем, как хотите.

 

Вот опять сверкнула мерой полной

Яростная, грозная, косая...

Мне не привыкать идти сквозь полночь,

Вас от одиночества спасая.

 

Тьма кромешная... и снова света вспышка.

Снова тьма... Но дело не в погоде.

Это лишь отсрочка... передышка...

Жизнь на донышке, и лето на исходе.

 

* * *

 

Под конец июня зацвёл жасмин,

Повезло – не в большом, так в малом.

Я в саду и на свете совсем один,

Не нужны мне советчики даром.

 

Не нужны врачи, не нужна родня,

Да их, честно сказать, и нету.

Я бы целое царство отдал за коня,

За волшебную Сивку эту.

 

Я – один. Так и прожил я жизнь свою.

Жизнь была без затей простая.

И порадует вечным своим «пью-пью»

Лишь малиновка, прилетая.

 

Я готов ко всему... Не скажу, что рад,

Но без крика уйду, без стона...

Да вот понял, вдыхая густой аромат,

Как ничтожна моя оборона.

 

Это белое... шепчущее вокруг...

Самой высшей июньской пробы...

Обойдётся – мне показалось вдруг.

А с чего бы?.. – подумал. С чего бы?

 

Но жасмину чужды в сиянье дня

И надежда моя и сомненье.

...А от грустных мыслей отвлёк меня,

Хоть на краткий срок... на мгновенье.

 

* * *

 

Я в жарком мареве стоял, потупив очи,

На пике мирозданья... самом дне,

У Западной стены... Восточной нет и прочих,

Не ощущая Бога в вышине.

 

Я был растерян. Рассуждая здраво,

Тут не решишь: вершина или дно.

О чём просил?.. Оставим это, право.

Не на вербальном уровне. Смешно.

 

Не знал, где я, и сколько мне осталось...

Дохнуло ветерком – и что он смог принесть:

Любовь, и милосердие, и жалость...

Как будто бы Он в этом мире есть.

 

* * *

 

Январь. Каникулы. Дом отдыха под Лугой.

Просёлок, заметаемый пургой.

Приехав после сессии с подругой,

На танцах ты знакомишься с другой.

 

Ты пополняешь дивную когорту.

Вся жизнь до встречи – просто старый хлам.

Нехорошо?.. Ужасно?.. Совесть – к чёрту! –

Тебя как разрубили пополам.

 

Жизнь, как всегда, обходится сурово,

И сам себя сжигает этот пыл.

Как называлось место?.. Толмачёво?..

Уже не помню... Всё забыл... Забыл.

 

* * *

 

В небесах порою вижу ноты,

Иногда и музыка слышна.

Я ведь знаю, Господи, про что Ты,

Мне понятна даже тишина.

 

Вот приходит Твой печальный вечер,

Отделяя ночь мою от дня.

Отвечать и незачем и нечем

На вопрос: «Ну, почему меня?..»

 

Чтобы ощутил свою вину я,

От меня и далее таи,

По каким делам, меня минуя,

Пролетают ангелы Твои.

 

Мне ли знать причину их маршрута?

Не причастен к тайнам, но зато

Не скажу, что наказанье круто.

Потому и не спрошу: «За что?»

 

* * *

 

Помню, как шли мы в одном строю,

Делили табак и спички,

Хоть напоследок вас воспою,

Родные мои сестрички.

 

Сколько нас пало дорогой той,

Как мало теперь осталось...

А был я глупый, горячий, злой

И слова не знал «усталость».

 

Шёл тогда в самом первом ряду.

Казалось, что всё по плану…

Не мог представить я и в бреду,

Что время придёт – отстану.

 

Нет, не догнать вас, подруги, вновь,

Как не стремись, не беги я,

Вера, Надежда и ты, Любовь, –

Сёстры мои дорогие.

 

* * *

 

Одиннадцать коек в большой палате,

Далёкий запах еловых веток...

Один «тяжёлый» в сером халате

Клянчит: «Сестричка, весёлых таблеток!»

 

Но выпишут всех к Новому году.

Останутся те, кто попал по «скорой».

Я не в обиде: винить природу

Глупо. Наверно, служу опорой

 

Каким-то её грандиозным планам.

Типа, как винтик в большой машине.

Скоро споют нам песни о главном

Куранты в большой кремлёвской витрине.

 

Но это такой пустяк, что даже

Не стану об этом... это не в тему.

А жизнь непременно себя покажет.

Как говорят: приведёт в систему.

 

Жизнь, не созданная по заказу

И не разыгранная по нотам,

А так, что отсюда – и в вечность сразу,

Которая за любым поворотом.