Валерий
Скобло

* * *

Да, я – лодырь, лентяй и бездельник,

Есть такой от рожденья порок.

Мне – что пятница, что понедельник:

Всё едино – плюю в потолок.

Я – Емеля, лежащий на печке,

Ждущий чуда за ломаный грош.

Все коровы мои и овечки

Разбежались, и их не найдёшь.

Я – пастух распропащего стада,

Жизнь разбивший на сотню кусков...

А вся гордость моя и отрада –

Пара наскоро сшитых стишков,

На живую прилаженных нитку...

Я не знаю судьбы и пути.

Утром я выхожу за калитку,

Позади – хоть шаром покати,

Плачут в доме голодные внуки...

Ну, а я в магазин – ни ногой.

Но мне явлены чудные звуки

И словесный убор дорогой.

Впрочем, кажется, это из Блока...

Где уж нам-то – упорным трудом?

Говорил же, что я – лежебока.

И сопру – не измучусь стыдом.

Я не ведаю чисел и сроков,

Знаков судеб и тайны времён,

И каким сочетаньем пороков

Стихотворец бывает рождён.

* * *

Господи, что там за серая мгла за моим окном?

Это зовётся у нас поздняя осень... зима?..

Утром встаёшь – думаешь лишь об одном:

Не угасить бы лампаду, да не угаснет сама.

Сослепу ткнёшь ненароком пальцем в зрачок,

Видно, живой ещё, если почувствовал боль.

Жалостный голос услышишь: «Искру извлёк, дурачок?

Способ другой не придумал попроще, что ль?».

Шаря руками, навстречу словам иду,

На выключатель нажать я не осмелюсь, нет.

Господи, что же они там имеют в виду,

Не подключая на полную мощность свет?

Белого света хватало ведь раньше на всех?

Маешься так, что вот и вопрос извлёк.

Нету прямого ответа, слышишь в ответ смех –

Как колокольчик серебряный...

                                         чистый, как ручеёк.

* * *

Мне всё же фантастически везло:

Пусть сил и мужества отпущено мне мало,

Я отбивался – отступало Зло...

На шаг один – но всё же отступало.

Я страсть не встретил, чтоб сожгла дотла,

Чтоб вспоминал остаток жизни, плача...

Ну, а любовь, мне кажется, была.

И даже это, в общем-то, удача.

Не всё, чего хотел, в пути достиг,

Не всё успею – думаю без боли.

Но шанс у всех на чудо невелик –

И от такой не откажусь я доли.

Я дружбой тоже был не обделён,

Пусть жизнь уже почти что на исходе,

Всё так же предан с юности времён

Свои друзьям... Да и они мне вроде.

Передо мной сужается просвет,

Нет страха перед предстоящей схваткой.

Я знаю только то, что смерти нет...

Пока мы живы этой жизнью краткой.

* * *

Жизнь протекла так нелепо, что я

И не пытаюсь итога

В ней подвести... Обтрепались края

Смысла... Осталось немного.

Длилась мучительно долго, и вот

Дарит нас меркнущим светом...

Ну и какой же забрезжил исход?

Я затрудняюсь с ответом.

Я не затрону чувствительных тем:

Долга, вины и расплаты.

Нечего там мне добавить совсем,

Некуда ставить заплаты.

И не касаюсь интимнейших струн,

Типа любви... род недуга.

Сердце, известное дело, вещун...

Что здесь добавить, подруга?

* * *

Есть разного уровня матерьял,

В мыслях над ним паря,

Прикинь, а что ты здесь потерял,

Не тратишь ли время зря?

Можно думать, а есть ли рок,

И кто повелитель гроз?

Но вряд ли в ответах особый прок,

Это – не главный вопрос.

Есть ли Бог? – вопрошает простак...

Не самая важная весть,

Поскольку вести себя надо так,

Как будто он всё же есть.

Ночью взгляд отведёшь от листа

В тёмный купол небес...

Как неподъёмна его чернота –

Что с верою в чудо, что – без.

Ведь звёзд до дури, до кучи планет,

И бездонна небесная высь,

Но смерти нет, и бессмертья нет,

И, как хочешь, так и вертись.

* * *

...Будь бы «этот» другим человеком,

Да и «эта» другою была...

Предлагаю духовным калекам

Размышлять про такие дела,

Про развилки в судьбе, а, вернее,

Про другую судьбу и удел,

Где мы лучше, и где мы умнее...

Я вообще бы туда не глядел –

В эту сторону, где мы другие,

А точнее, и вовсе нас нет.

Знаю, глупости это благие,

Пошловатых идей винегрет.

Так меня эта дурость достала:

Жизнь другая... с избытками благ.

Я скажу: этой жизни вам мало –

В путь-дорогу... И в руки вам флаг.

Ведь, как правило, эти уроды

Верят в, как его... метемпсихоз.

И зачем им остатние годы,

Уж никак не сулящие роз?

Вот и взяли бы смежили веки

На любой из крутых переправ.

Потому я со злостью – «калеки» –

Повторяю... хотя и неправ.

Что ж тут злиться?.. Представить им трудно,

Что судьба их – не выпавший фант.

Проще так вот мечтать... беспробудно,

Представляя другой вариант,

Наплевав на года за спиною,

О других вариантах в мольбе.

Ну, а я своей жизни иною

Не желаю представить себе.

Не была она ровной и лёгкой,

Без готовых решений и схем.

Обзавёлся с годами сноровкой,

А привык к ней, увы, не совсем.

Всё едино: мне страшно до жути,

Как представлю я – жить каково,

Отказавшись от собственной сути,

Да и, в общем, себя самого.

* * *

Я – служитель Пламени Анора,

Аполлона (Дельфы, пифия и храм...).

Говорю всё это не для спора –

Просто чтоб понятно было вам.

Да, я Аполлона жрец, и что же?

Для меня огонь Удуна – просто дым...

Я скажу, на что это похоже:

Разговор глухого со слепым.

Не нужны мне перстень и корона –

Я пришёл, чтобы смутить грядущим вас.

Вспомните про Барлога, Пифона...

Кто ещё припрятан про запас?

Обманите Стражей Ваших Окон –

Поглядите, пусть же рухнет ваш покой,

Вслед за нелюбимым мною Блоком:

За багровой, вспухшею рекой

Тайный Пламень – он всё выше, выше...

Тёмный огнь – всё ближе, явственней, темней,

Дымным краем обнимая крыши

Города кладбищенских камней.

* * *

Быть ребёнком с доверчивым взглядом,

И не знать бы, что кладбища есть...

Богословское – вот оно, рядом.

Похоронены тёща и тесть.

Мы гуляем туда – на природу.

Тишина... ни машин, ни людей.

А чего? Полчаса-то и ходу –

Это если не гнать лошадей.

На Обуховском – папа и мама.

Километров, считать по прямой,

Так пятнадцать. Попасть туда – драма,

А особенно снежной зимой.

Там от станции прямо до места

Раньше так все и шли – по путям.

Это было короче – известно,

Не понравилось это властям.

Перекрыли в последние годы

Перелазы и спуски, и вот

Надо делать зигзаги, обходы,

Метров этак в семьсот-восемьсот.

Крематорий – всё чаще... Гвоздички...

Тот сравнительно недалеко.

Пересадка... Кричат электрички...

Вот куда добираться легко.

Да, не спорю: уютно... цивильно...

Чистота... нет земли... всё шарман...

И ведущие смотрят умильно,

Оттопырив на форме карман.

Только действуют трубы на нервы.

Я шепчу: «Наплевать... все путём...».

Не последний я здесь и не первый.

...Хорошо бы стать снова дитём.

Девятые врата

Я столько книг уже не прочитаю,

Наверное, хороших очень книг.

Я дань не отдал Индии, Китаю...

Теперь уж поздно... в общем, я – старик.

С другой-то стороны... с восьмой... десятой,

Представить трудно, что могу найти?

Какая со страницы этой мятой

Мне воссияет истина в пути?

Теперь путь избран... избран только мною,

Сомнений чаша выпита до дна.

Да, истина могла бы быть иною,

Но выбрана – передо мной она.

И там... в конце, терзаясь от изгнанья,

Припасть к вовек незапертым вратам...

Тесны врата, и узок путь познанья.

Минуешь те врата, а там...

* * *

Нету внятных причин для любви –

Всё так зыбко здесь, шатко, непрочно...

Хоть одну, например, назови.

Ни одной не назвать, это точно.

Красота? Пальцем в небо. А ум?..

Всех красивых и умных прогнала...

Физик нам бы сказал: «Белый шум,

Совершенно не вижу сигнала.»

Как ей в душу проник, как пророс

Этот явный пижон и бездельник?

Не ответить на этот вопрос –

Все ответы идут «мимо денег».

Ну, а сам ты умнее?.. И чем?

У тебя разве нечто иное?

Нету в ней ничего... ну, совсем...

А сжимается сердце дурное.

* * *

Я всё менее склонен отыскивать первопричины,

Находить, кто заказчик, каким преступленьям виной?

Псевдонимы желания нет посрывать и личины –

Ну, какая мне разница, кто у кого за спиной?

То ли вправду историей всей заправляют масоны,

Или кто-то другой нам ниспослан «за наши грехи»:

Розенкрейцеры, иезуиты... – их тьмы... легионы...

Ну, какая мне польза от той ли, другой чепухи?

Есть порода людей, зачарованных речью своею,

И в себе, и в других порождающих форменный страх...

Я теперь научился... Вполне различать их умею

По стеклянному блеску в сияющих круглых глазах.

О, махатмы небесные, Шамбалы вечной владыки,

Мэри Дэви Цвигун, Братства белого мудрая мать,

Вы явите нам явно свои расчудесные лики –

Мы созрели вполне и готовы, склонившись, внимать.

Свои тайные козни доверьте ТВ и газетам –

Пусть поднимут они свои рейтинги и тиражи.

Время вышло совсем, и по всем очевидным приметам

Человечество в целом и каждая особь – дрожи.

Проникают везде эти грозные щупальца спрута...

Грустно я улыбнусь, ну, а вам, погляжу, не смешно.

Если где-то мятеж, если где-то какая-то смута,

Это явно – они, под поверхностью точно – оно.

Человеческой глупости заговор тайный, зловещий

Племена и народы встречают, в литавры звеня

И ликуя вполне... Это всё очевидные вещи...

Но одно хорошо, что уже без меня... без меня...

* * *

Сосед на время завершил

Свои газонные забавы.

Косилку одолели травы,

Она лишилась всяких сил.

На землю пала тишина,

Защебетали враз пичуги,

Молчавшие досель в испуге.

Косилка точно им вредна.

Пока сосед чинил мотор,

Кузнечик отыскал подругу.

Шла жизнь по правильному кругу –

Скажу прогрессу не в укор.

О, сколько пользы и вреда

От электрической косилки!

А если в голове опилки,

То не в косилке здесь беда.

В конце концов, сосед... мотор –

Какие пустяки, однако...

Я ждал таинственного знака...

И жду его и до сих пор.

* * *

«…Человек, воистину, не остров.

В час нужды и бедствий – посмотри:

Ни злодеев нет вокруг тебя, ни монстров,

А добро и зло – они внутри.

Как утёс, подмытый бурным морем,

Рухнешь через несколько минут... 

Поделись своим страданием и горем –

Люди – те, что рядом – всё поймут...».

Как это прекрасно и наивно,

Верить в заразительность добра,

В то, что зло,

           по самой сути – деструктивно,

В будущем пройдёт его пора.

И, наверно, это очень тяжко,

Слышать звук, неслышимый другим, –

Ближним... тем, кому своя рубашка...

Жизнь трудна... звук еле уловим.

Разве попрекнёшь их глухотою –

Что ж поделать? – надо как-то жить.

Но попробуй – поделись своей мечтою,

Страх преодолей свой – и скажи.

Может быть, один ты в этом свете,

До кого дошла благая весть...

Ложь прочна, но рвутся эти сети.

Кто же – как не ты? Надежда есть!

...Колокол, напомнивший о чуде, –

Пусть на миг, на несколько минут...

Поделись – пусть будет то, что будет...

...Есть сомненье, правда, что поймут.

* * *

...Миллионы убитых задёшево...

О. Мандельштам

Сотни тысяч запытанных заживо

Пусть приходят к нему по ночам,

Из могил вызывают пусть каждого

Предстоять его светлым очам.

Миллионы умерших от голода,

Переплавленных в звонкую сталь,

Пусть придут те, чья плоть перемолота,

Перед тем, как отправиться в даль.

Сколько проданных, преданных, брошенных

В мясорубку, под танки, в «котлы»...

В дым и пепел без счету раскрошенных

Пусть увидит, чьи очи светлы.

Ад так слабо изучен Вергилием –

В нём пойди отыщи, обнаружь

Искалеченных злом и насилием

Миллионы растоптанных душ.

Ну, а те, кто его указания

Воплощал и тащил на убой,

Без раздумья, без вздоха, терзания

Пусть потянут его за собой.

Не исполнен я мрачною жаждою

Отомстить – ни желанья, ни сил...

Пусть почувствует оспинкой каждою,

Что с людьми и страной сотворил.

…………………………………………

Может быть, за порогом отчаянья

Солнце мёртвых мерцает в ночи,

Растворяя и боль, и страдания...

И отводят глаза палачи.