Валерий Сурненко

Валерий Сурненко

Четвёртое измерение № 31 (451) от 1 ноября 2018 года

Маленькие стихитрости

* * *

 

Моя забота сейчас – это заработок,

А литкарьера и литтусовки почти забыты,

Почти не включен в пёстрый пиара поток

Один из лучших современных поэтов. Да иди ты!

 

Не может быть! Вещь сомнительная –

Литературная слава, хоть вечно себя пиарьте.

Будет всегда лишь детский рисунок на асфальте –

Чья-то рожица уморительная.

 

* * *

 

Мой дед из Ростовской в Луганскую область бежал от коллективизации.
Он был не кулак, скорей, середняк,
А я из Луганска в Ростов – от войны, такие вот комбинации.
Всё не случайно в жизни, не просто так.

И хотя ни жилья, ни родственников не осталось в Ростовской области,
Мне всё-таки ближе русский язык
И литература. Я к ней принадлежу (ты самомнение моё прости),
А к непризнанию, что ж, я привык.

 

* * *

 

В центре Луганска выступала группа «Чайф» как раз накануне
Всех событий, осенью тринадцатого года.
На площади перед театром было много народа,
Исполнялись любимые песни, и все подпевали. Ну не

Странно ли? Пройдёт чуть больше полугода, и полетят снаряды
По городу. Город как вымрет наполовину.
«Поплачь о нём, пока он живой», «Не спеши нам в спину
Стрелять». Похоже, что этим песням тогда подпевал не зря ты.

 

* * *

 

Эпоха черешен и вишен
Где-то уже наступила, где-то ещё на подходе.
Хорошо, если слышен
Шелест листьев, а вовсе не крики людей на взводе.

И в этой эпохе новой
Не времена и нравы, а семена и травы,
И льётся лишь сок вишнёвый,
А вовсе не то, что льётся из раны в битве кровавой.

 

* * *

 

Императорский месяц август
С привкусом кваса и сока.
Запах высохших трав густ,
Любое дело – морока.

Жить лучше там, где большая
Река, не боясь, не ёжась,
Прошлое не вспоминая,
О будущем не тревожась.

 

* * *

 

Поступь истории тяжела,
А ещё история легка на помине,
И тогда зла, как битого стекла,
И тогда страданий, словно песка в пустыне.

Тогда выясняется кто кого,
Кто на коне, а кто под его копытом...
Человек. Что знали мы про него?
Сколько силы в сердце его? Сколько любви там?

 

* * *

 

Всё когда-то утрясётся само.
Я устал писать о войне, поверьте,
Потому что в этом тоннеле не видно света.
И душа моя – неотправленное письмо,
Неотправленное письмо в конверте
Из времен до потопа, вернее, до интернета.

 

* * *

 

От серой сырости в октябрьском окне
Очей очарованье не спасает,
И лучше быть внутри, а не вовне,
Хотя ещё не очень холодает,

Хотя ещё есть время до зимы,
Но ты услышал пение печали.
У сентября тепла не взять взаймы,
И листья, как плоды, созрели и упали.

 

* * *

 

Умение прощать,
Умение прощаться...
Всё ж лучше, чем опять
К былому возвращаться.

Умение простить
Важнее, без сомненья,
Умения убить,
И прочего уменья.

 

* * *

 

Родившийся в хлеву
И умерший на кресте,
Там, в своей высоте,
Знает, зачем я живу,

Знает, зачем ты живёшь,
Знаешь о нас о всех,
Наш пресловутый успех
Без Него просто ложь.

 

Палиндромы

 

Я – окоп покоя,
Закопан напоказ,
Уверен – не реву.
Иногда ад гони.

 

* * *

 

Возможности русской рифмы не ограничены.

Я работаю в этой заоблачной области.

Плевать на тех, кто кричит: «Наши сравни чины!»

Да, ради Бога, хоть с небоскрёб расти.

 

Возможности русской рифмы неисчерпаемы,

Это ведь тоже наше словесное сокровище.

Не толкайтесь локтями, всё ж не в трамвае мы

В том, где у всех пассажиров полно вещей.

 

* * *

 

Маленькие стихитрости
Позволяют поэтам,
Как Хлебников, алфавит трясти,
Словно яблоню летом.

Маленькие стихитрости
Дарит Господь поэтам,
Повторяя при этом:
«Небосвод весь открыт, расти».

 

* * *

 

Январский ветер верит лишь себе,
С другими он колюч и резок,

Сбивает с ног, мешает при ходьбе,
Мешает при ходьбе, сбивает с ног,
Да, это вам не летний ветерок,
Тот ласковый любовник занавесок.

 

* * *

 

В Голливуде о жизни Бродского снимут фильм оскароносный
О том, как мальчик недоучившийся стал нобелевским лауреатом,
О всех его женщинах, о том, что был он все-таки сноб несносный,
Но поднялся наверх, препарируя стишки, словно патологоанатом,
О том, как победил он Систему, зато неплохо вписался в другую...
Какой он был на самом деле, никто не знает, и я говорить не рискую.

 

* * *

 

Летит Винни-Пух тополиный,
Ему теперь шарик не нужен,
Без трудностей в домик пчелиный
Он может пробраться на ужин.

Да здравствует раннее лето,
Своею зелёной рукою
Обнявшее май! Бродим где-то...
Могли бы сидеть над рекою.
 

* * *

 

Мой Третий Рим, он всегда со мной,
Двадцать лет, даже двадцать с лишним.
Тверской бульвар. Ты рядом стоишь с ним,
Это прошлое стоит за спиной.

Достаточно ветра в голове
Было у майского шалопута,
Точней, студента Литинститута,
Бодро шагавшего по Москве.

 

* * *

 

Юный июнь созревает уже,
Трава вырастает по пояс.
Жить бы и жить, не беспокоясь,
Пописывая в фейсбук и в ЖЖ,
Но неспокойно, увы, на душе,
Она – то скрывшийся глубоко язь,
То плавники на мелькнувшем ерше.

 

* * *

 

История – не мелочится,
Сквозь бинт по капле не сочится,
Она течёт так уж течёт,
И если что-то ей мешает,
Она преграды разрушает
И всё равно своё берёт.

А жизнь играет мелочами,
Как будто бы дитя ключами,
Плодится смерти вопреки.
С историей антагонисты
Они, но только присмотрись ты:
По-своему они близки.

 

* * *


Стихи должны быть краткими,
Как будто летом ночь.
Нам с нашими тетрадками
Совсем нельзя помочь.

Не говори загадками,

Плохое не пророчь...
Стихи должны быть краткими,
Как будто летом ночь.