Поэма
1
В лето, стало быть, тридцатое
Девятнадцатого века
В Петербурге предосадная
Приключилася прореха.
Налетела буря давеча,
Буря северная, злая.
Как на острове на Заячьем
Гнулась спица золотая...
Буря злая, буря наглая
Разбивала в щепы сходни,
Подломила крылья ангелу,
Пошатнула Крест Господний.
2
Ох! –
С утра переполох!
Ах! –
Смятение в умах!
Ух! –
Захватывает дух!
Эх! –
Наказаны за грех!
Поглазеть на гнутый крест
Прёт народ из разных мест!
– Эко, видано ли дело,
Чтоб так буря сатанела?!
– Не иначе в круговерти
Выли ведьмы, грызлись черти!
– То восстанье, то холера.
Пошатнулась Божья вера!
Охи, ахи, пересуды,
Не хватало только смуты.
А юродивый Ерашка
Ходит в лыковой рубашке.
Тычет пальцем в облака:
– Всем Господь намнёт бока!
Разгорались страсти пуще –
Ишь, как полыхается!
Где-то здесь, быть может, Пушкин,
Если не в Михайловском.
От обедов без ума,
Мучаясь отрыжкой,
Здесь, наверно, и Дюма,
Чудный гость парижский.
Ну, а батюшка Крылов
Вряд ли будет в списке –
Разморился от блинов
Наш Эзоп российский.
Заполошно вьются птицы
В небесах у гнутой спицы.
3
Император сух и строг:
– Починить в кратчайший срок!
4
А посланники депеши
Шлют и в Лондон, и в Париж:
«Император безутешен –
Поломало столько крыш!
В Петропавловском соборе
Разорения одни!
Шпиль злачёный рухнет вскоре
На гробы его родни.
Слух гуляет достоверный:
Не как следует – штыком
Усмирял он бунт холерный,
Обнимаясь с мужиком!!!
Император ищет меры
Как уйти в единый мах
От позора, от холеры
И брожения в умах.
Нарастает грозный ропот,
Есть надежда на демарш».
И летят гонцы к европам,
Проклиная север наш.
А юродивый Ерашка
Держит руку наотмашку:
Иноземный, дескать, бес
Православный валит крест.
5
Император сух и строг:
– Починить в кратчайший срок!
6
И как водится – совет
И комиссия
Собирается чуть свет.
Ох, коллизия!
Генералы, да чины,
Академики
Будут ангела чинить –
Не бездельники:
Строить надо бы леса
По отвесу,
Но почти под небеса
Где взять лесу?
Тут, конечно, три не три
Лоб и темя –
Года два, а то и три...
Где взять время?
А уже листву метёт,
Свищет осень.
Эх, послать бы вертолёт
Им – Ми-8.
Или, скажем, дирижабль,
Или кран высотный...
Ну, понятно, нам не жаль,
Только век несходный.
Если так, чего кружить,
Год уже смеркается...
Значит, надобен мужик
Дюжий и смекалистый.
По сусекам поскребли:
Где и что валяется?
Тут же, как из-под земли,
Сам собой является:
7
Мужичонка не велик,
Не косая сажень.
Если совесть не велит –
Ничего не скажет.
Борода – не видно щёк,
Да с отливом рыжим.
Мужичок как мужичок,
Под «горшок» подстрижен.
Кто таковский и откуль?
И чего застрельщик? –
Не бродяга, не куркуль –
Кровельщик-артельщик.
В общем, так себе на вид,
Да и звать – Петруха.
Ну, а если говорит –
Подставляйте ухо:
– В твёрдой памяти и нраве
Я могу, чего толочь,
Крест и ангела поправить,
Делу общему помочь.
8
Смотрит главный генерал:
– Я таких в обоз не брал.
Смотрит главный инженер:
– Нет в нём англицких манер.
А сиятельный вельможа
По-простому:
– Ну и рожа!
Много было шума, лаю,
Говоренья нервного...
Доложили Николаю,
Ну, понятно, – Первому.
– Всех наград я вас лишу!
(Зря он слов не тратил.)
И вдруг вспомнил про Левшу,
Как бы и некстати.
Подковал Левша блоху
Из самой из Англии.
Но блоху не наверху,
И блоху – не ангела.
Тут раздался гром из пушки,
Дым по небу стелется.
– Как там этого?
– Телушкин.
– Что ж... пускай... потелится!
Мол, в попытке нет убытка,
Так решили наверху.
И немедля – быстро, прытко
Дали волю мужику.
9
Ах ты, воля! Ох ты, воля!
Её сколько ни проси,
Ничего, помимо воя,
Нет от воли на Руси.
А Петрухе дали вдвое
По цене алтын за жизнь:
Или выдюжишь в герои,
Или в доску расшибись!
Воля вольная горька,
Да головушка дешёва!
Эх, конька бы горбунка
Из писания Ершова!
10
Закипел ажиотаж,
Растянулись толпы в милю:
– Кто там лезет как мураш?
– Кто наверх ползёт по шпилю?
– Экий, право, дуралей,
Погулять нашёл дорожку!
– Человек не муравей.
Расшибётся – так в лепёшку!
– Можа, он не человек...
Куклу али чучело
Заарканили наверх!
Чтоб их всех распучило!
– Нет, ногами шевелит
И руками тоже...
– Над святыней?
Грех велик!
Ох, помилуй, Боже.
А юродивый Ерашка
Смотрит вверх, вздыхает тяжко.
Льёт слезу во всю щеку:
– Помогай Бог, мужику!
11
Помогай Петрухе Бог,
Помогай верёвка!
То петля, то узелок,
То – одна сноровка.
По вершочку, по вершку,
Где и по аршину
Подниматься мужичку
Надо на вершину.
Ветер свищет, хладом жжёт:
Не вздохнуть, не ахнуть.
На верхушке ангел ждёт,
Ждёт Петруху ангел.
Каждый день едва с утра
На конце злачёной спицы
Видят с ангелом Петра
Люди, ангелы и птицы.
Весь Петруха на виду,
Всё равно за ним без лени
В дальнозоркую трубу
Каждый день следит Оленин.
Академии художеств
Президент (отнюдь не шпик),
В окуляр глядит: – О, Боже!
На чём держится мужик?
12
На чём держится Россия?
Чем обильна и сильна?
Мужиком в природной силе!
Тяжкий труд или война
Из европ глядится утлой,
Не видна издалека
Мужика простого удаль
И смекалка мужика!
На чём держится Петруха?
Да по-русски на авось!
Для кого «авось» – разруха,
На Руси авось – как гвоздь!
Это прозвище сноровки,
Дерзость с верой в чудеса –
Лезет мастер по верёвке
На авось на небеса.
13
То надёжная петля,
То ловчей воровки.
На чём держится земля?
Знамо, на верёвке.
То подвязка, то вожжа,
Пояс и стренога.
Одинока лишь душа,
А верёвок много.
Набежит чертей орда –
Ишь, аж задыхается,
Но верёвкою Балда
Враз и отмахается.
Потому как из пеньки
Накрепко закручена –
Ею, матушкой, крепки,
Ею и замучены.
Вдаль кораблики бегут
По Неве, по Балтике.
Что везут они? Пеньку
В Ливерпуль на бантики!
Любят в Англии пеньку
Русскую до страсти!
Из неё они пекут
К своим мачтам снасти.
Вот сейчас везде нейлон,
От пеньки отвыкли.
А ведь тысячи колонн
На пеньке воздвигли.
На труды она щедра –
Крепко в небе вьётся,
Держит нашего Петра
Держит – не порвётся.
На момент таких явлений
В дальнозоркий инструмент
Зрит восторженный Оленин,
Всех художеств президент.
Он потом напишет очерк,
«Сын Отечества» издаст.
Эта весть о славе отчей
Доберётся и до нас.
На игле Петра и Павла,
В граде с именем Петра
Пётр (ещё один!) исправно
Лечит ангела с утра!
Ну, а мы легко и быстро,
Как обычно – на ура,
Первым русским альпинистом
В соцсетях зовём Петра!
14
Что ж, сподобится не всякий
Видеть сразу с высоты
Море, Гавань, Исаакий,
Арсеналы и мосты.
Церкви, пристани, галеры,
Медный всадник над Невой,
Как смиряет бунт холерный
Император на Сенной.
Иногда подвластно взору
И грядущего верста.
Видит грозную «Аврору»
У Дворцового моста.
Огромадную кастрюлю
На Крестовском. Гой еси:
Можно в ней такую тюрю
Для народа замесить!
Слышит гул великой смуты,
Только это не в досуг.
Слишком дороги минуты
Озираться чтоб вокруг.
Ведь недаром на макушке
Рядом с ангелом парит...
Так умеет только Пушкин
Вдохновеннейший пиит.
15
И не вспомнить, чей ты сын
И откуда родом.
Народился крепостным –
В крепостные продан.
Где ты, где ты, отчий кров?
Жизнь – на побегушках.
Был Стахеев из Мягров,
А теперь – Телушкин.
И взрослел из года в год
Без отцовской ласки.
Отпустили на «отход» –
Стал он ярославским.
Ярославская артель
Ремесла по кровле
Для Петрухи и досель
Как родня по крови.
Ангел шепчет:
– Поскорей: веет ветром стылым.
Как осилю я Борей
Хворым и бескрылым?
16
В осень, стало быть, тридцатую
Века позапрошлого,
Только-только медну статую
Снегом припорошило,
Как над тёмную водой
Взреял ангел золотой,
Пред собой под небо поднял
Православный Крест Господний!
Ах!
– Ангел реет на ветрах!
Ух!
– Освятил нас Божий дух!
Эх!
– Водки выпить бы на грех!
А юродивый Ерашка
На груди порвал рубашку –
Не блажит, не хныкает
По рубашке лыковой!
Что же царь? Доволен царь...
Выдал с лаской редкою
«За усердие» медаль
С Аннинскою лентою.
Да три тысячи рублей!
С грамотой, по слухам.
Предъявил в кабак и пей,
Заливай хоть в ухо.
Пётр сперва держал характер
От зелёной немощи:
Починил, слыхать, «кораблик»,
Много крыш по мелочи.
Оженился, раздобрел –
Не хомут, не вольница.
Отошёл от «верхних» дел,
А потом... как водится.
На Руси, что ни Левша
Или же Телушкин –
Забубённая душа!
Пьётся без просушки.
И, понятно, вскорости
Помер он от хворости.
17
Эта правда на полушку
В день церковный.
Мы же знаем и получше –
На целковый:
Как у Бога всего много –
Аж чертог трещит.
Нужен Богу для чертога
Верный кровельщик.
Там, у мира на макушке,
Не рогожею
Поправляет Пётр Телушкин
Кровлю Божию.
Кроет небо, не ленится
Ветром, зорями,
Бирюзовой черепицей
Да лазоревой.
Протирает утром Солнце,
Прибирает месяц.
Глянет вниз и рассмеётся –
Пьян-не пьян, да весел!
Борода – не видно щёк,
С переливом рыжим.
Мужичок как мужичок,
Под «горшок» подстрижен.
© Вера Бурдина, 2018–2020.
© 45-я параллель, 2021.