Вера Зубарева

Вера Зубарева

Четвёртое измерение № 5 (533) от 11 февраля 2021 года

Метельное

* * *

 

Снега всё нет и нет.

Что-то не задалось.

Улиц мокрый паркет

С листьями вкривь и вкось.

 

Город размыт за углом –

Бог весть куда придёшь.

Птица мокрым крылом

Бьёт, распыляя дождь.

 

Только его и видать.

Хлещет – мазок за мазком.

В комнате благодать,

Думы, знаешь, о Ком.

 

Верится в снегопад,

Снится снежный занос –

Вихрь с головы до пят,

Венчик белый из роз.

 

* * *

 

Как будто нет  ни времени, ни срока.

Дрожит фонарь, и бьётся снег о стёкла.

Неугомонный, бренный дух ветров

Блуждает в трубах, в омуте дворов,

И гаснет месяц, и свеча продрогла.

И значит – никогда не дописать,

Как, радуясь, начнёт огонь плясать

Тому, кто тень отбросил на тетрадь,

А сам ушёл, сказав, что ненадолго…

 

* * *

 

...А с полночи снег светился,

Накатывали сугробы,

И вьюги, как царь-девицы,

Из белой рождались сдобы,

Кружили, ныряли, свистели,

Шхуны деревьев топили,

В серебряной канители

Хвосты распускали павлиньи.

И ветер по их наущению

Сбивал провода, черепицу,

И дом, избежавший крушения,

Трубой за луну уцепился.

И всё не ставилась точка,

В тетради метель завывала,

А ты свернулся клубочком

И спал, как ни в чём не бывало.

 

Метельное

 

Свернуться калачиком и под снег уснуть,

Ладонь положив на страницу,

И вот уже тянется санный путь,

Укачивая возницу.

И снится закнижье, и всё вверх дном,

И ветры дудят в валторны.

Всё ближе страница – всё дальше дом,

Всё явственней путь неторный.

А снег прибывает, как дни к векам,

И женщина-лебедь плывёт по облакам

С прощальной сцены Большого.

Лицо её отрешённо.

Она станцевала свой танец в огне

И выпадет снегом на той стороне,

Где в царствии мёртвых царевен

Сияет ледовый терем.

Воронка метелей затянет всех,

Вернётся всё в незапятнанный снег –

Как чтение – мерно и медленно.

Вот девочка – отблеск свечи на стекле –

С моею тоской повернулась ко мгле

И пишет письмо к Онегину.

Её томленья не разгадать.

Из снега лепится благодать,

И розы, и белая конница.

И эту страницу лучше не покидать,

И с ней уснуть, и по ней мечтать,

И не ведать, чем всё закончится.

 

Метель

 

1

Поедем? Снег метёт,

И в самый раз остаться.

Отговориться тем,

Что вдруг придёт на ум,

И Пушкина открыть,

И, всё забыв, помчаться

За вьюгою след в след

И так же – наобум.

Поверить: впереди

Всё сбудется, как надо.

Вот купол, как сугроб,

Белеет вдалеке,

Посверкивает крест –

Господняя награда, 

И замысел готов,

И цель на волоске...

Метёт, метёт, метёт

Безудержно, азартно.

Поедем? Выбирай –

Ты всадник или гость,

Вдвоём ли снег листать,

Пока забрезжит завтра,

Иль, бросив всё, – в метель,

Не сговорившись, врозь!

 

2

Это было искушеньем.

Знаешь, как он говорил,

Как невидимым движеньем

Дверь тугую отворил,

Как рассказывал о друге,

О неведомой любви,

Как запели чисто вьюги,

Словно к ночи – соловьи!

Было сумрачно и снежно,

Льдом посверкивал порог.

Кто-то обнял властно, нежно

И в другую жизнь повлёк.

Я ушла за незнакомым,

За незнаемым, иным,

Не простившись даже с домом,

По дорогам ледяным.

 

3

Ты мне был предначертан.

Он мне был наворожен.

Ты пришёл ко мне с ветром.

След его запорошен.

На дороге метельной

Оба вы повстречались,

В кутерьме карусельной

Ослеплённо промчались.

И у самого края –

У порога седого –

Ты, ему уступая,

Заповедал мне слово,

Заповедал мне слово

Колдовское, литое.

С милым будет всё снова.

Всё, что ново – с тобою.

 

* * *

 

Не сон, не смерть. Зима – уход вовнутрь,

Как пауза раздумий в разговоре.

Из облетевших и размытых бурь

Мир втянут в снежный храм лабораторий.

Путь замыслов и воплощений скрыт.

И, словно прошлый поиск не запомнил,

Творец опять листает  манускрипт

С меняющейся тайнописью формул.

Витает первых образов игра

Над снегом, что стремится их упрятать,

Как над тетрадью, выпавшей с утра

Своими белыми страницами на скатерть.

 

* * *

 

В бараке памяти светло.

На всякий век  – своя причина.

Вот Город снегом замело,

Но тайная горит лучина.

И вновь торопится отец  –

Снег на ресницах, ёлка в санках,

В печи с лепниной  – тёмный блеск

Графитов из подземных замков.

По ним вернётся в дом тепло,

Оттает время на странице.

Как холст, оконное стекло  –

А в нём лучина серебрится.

И даже много лет спустя

Она согреет зиму комнат,

Озноб окраин бытия

И тёмный мой опальный Город…

 

* * *

 

Снег выпал за пределы белизны.

Ворочая белками глаз молочных,

Кривую крыш и готику сосны

Он не спеша обследует на ощупь.

Кристаллами мерцают фонари

И ждут момента наивысшей стужи,

Что явит образ, зреющий внутри

Природы, остановленной снаружи.

Наращивает медленно объём

Пространство между ветками и ветром,

И всходит храм, и блики звёзд на нём

Темноты в елях окропляют светом.

И снега бесконечную мечту

Ткёт ночь поверх обыденности улиц,

И выступив трубою за черту,

С тревогой дом заглядывает в лунность.

Дорожка, россыпь снега, ветра взмах…

И замирают в облике чудесном

И будка, что сутулилась впотьмах,

И дерево с окоченевшим жестом.

 

* * *

 

Эх, нет бумаги, нет бумаги…

Мультфильм «Снежная Королева»

 

Звонят или показалось? Снимаю трубку.

Молчание. Снег посыпал из тучи.

Это ты звонил? Подставляю руку.

Тают обрывки. Письмо получено.

Эх, нет бумаги, нет бумаги, Старая Финка!..

Туча явно ошиблась адресом.

Эта сказка зачитана уже до конфликта

Между мной и Андерсеном.

Намело. Ничего не видать от ветра.

Я и снег в кромешном безлюдье.

Мчится, мчится безумная Герда.

В доме – как в юрте.

Всё банально в этой нехитрой сказке.

Кай от Герды с другой умчался.

Эх, нет бумаги, нет бумаги для новой развязки!

Ту, что сказочник подарил на счастье,

Унесло метелью. И листает ветер

Пустые страницы. И стекленеет

Рыба с надписью: «Помоги Герде».

Кто ей поможет! Кругом – метели.

Книга покоится под вечною мерзлотою.

Небо мечется в северных всполохах.

Сны о вечности… Он ушёл за тою…

Два осколка застряли в нём… Два осколка…

Завывает, как нескончаемые поминки.

Мчится Герда. Лучше ей не перечить.

Пусть уводит его, Старая Финка!

Всё равно он украдкою сложит «вечность».

 

* * *

 

Я гладила зверя лесного.

Смещалась луна с оси.

Ныл воздух, на грани раскола.

Мы оба сбились с пути.

Край ночи был косо оторван

От освещённой черты.

Как с забинтованным горлом,

Стояли в снегу кусты.

Зверь нервно ходил полукругом,

И снег закипал, как пунш.

Я решилась стать ему другом

И делить с ним дикость и глушь.

Я шепнула, будто к железу,

Примерзая к воздуху ртом:

«Покажи мне дорогу к лесу!».

Он взглянул сквозь зрачков завесу:

«Покажи мне дорогу в дом!»

 

* * *

 

Уже все звёзды снегом занесло.

Белеют строго памятники улиц.

В календаре последнее число

Так и осталось. Всё, что после – сдулось.

Не дышит больше время на часах,

И бьются облака в стеклянной сфере.

На половине день, застряв, иссяк,

И мысль застыла на полупотере.

Царит окоченевшее «почти».

Так обрывает смерть на полуслоге.

И ты замрёшь ко мне на полпути.

И я замру к тебе на полдороге.

 

* * *

 

Новый год подступает ко мне.

Словно к горлу колючий комок.

И со мною почти наравне

Опечален Рождественский Бог.

Никакого не нужно тепла.

Никакого не нужно стола.

Если б мне хоть немного свободы,

Я б в лесу эту ночь проспала

Среди белых гигантских ветвей

Или, может быть, возле корней,

Как медведица или как птица.

Это было бы лесу видней.

А наутро пришла бы к тебе – 

Ничего б не случилось со мной.

И опять как ни в чём не бывало

Я бы стала твоею женой.

 

* * *

 

Это не ты,

Это я в твоём облике сама себе снюсь

Там у входа,

Где даты жизни скрестили копья как стражи.

– Это – к снегу, – бормочет мне опыт,

И множится грусть,

И растут облака,

И становится небо многоэтажным.

В каждом слое

Скрываются чьи-то черты.

Я на блоки небес натыкаюсь  в кромешном безлунье.

– Это – к снегу, - шепчу твоим голосом, будто бы ты

Мне и вправду явился, а не выплакан был накануне.

Снятся души в преддверье снегов,

Как актёру – игра

На зеркальных подмостках,

Где всё лишь его лицедейство.

Ночь сегодня – длиннее, чем солнце вчера.

Сны даны, чтоб во тьме удержать равновесье.

Что без них?

Ограниченней жизнь, безграничнее смерть,

Запредельность – лишь химия облачной стужи.

В твердь земную врастает небесная твердь,

И чем дальше от мира бессмертных, тем глубже.

Бог ушёл со страницы…

Зачем ты Его опроверг?

Кто теперь надо мной и тобой в этом небе бумажном?

Кто с вершины грядёт? Только – снег. Только снег.

Надо мной и тобой.

И над каждым и каждым.

 

* * *

 

Там город за окном – обледеневший, чёрный,

Как пращур городов цветущих и живых.

Зачёркивает тьму

Над тяжкой снежной кроной

Искрящих проводов молниеносный штрих.

Я слушаю, как всё

Ломается и стонет,

Как будто стала смерть

Немыслимым трудом,

Как будто город – миф,

А ночь – рубеж историй,

А свитком буду я,

А манускриптом – дом.

Скрипит какой-то ствол,

Отторгнутый корнями.

Он пал – как человек,

Хотя и рос – как ствол.

И что за новый смысл

Открылся в этой драме?

И был ли в этом смысл

Иль только – произвол?

 

* * *

 

И взметнётся висок, и замрёт небосвод,

И закончится день и третий, и пятый,

И просыплется снег, и разгладится в лёд.

Ни следов от земли – только белые пятна.

Это зимней вселенной надлом-перелом,

Это выход тепла за его же пределы,

Это память о чём-то былом-небылом,

Что ушло, и остались одни лишь пробелы.

Это что-то ещё – замиранье, отбой,

Торжество средоточия вечных вопросов.

Это то, что не ты. Это то, что с тобой –

Переход в неподвижность

Из снежных заносов.

 

* * *

 

Холодный Christmas брезжит вдалеке.

Взрываются дыханья нараспашку,

И держит ветка в скрюченной руке

Нескапнувшую каплю, как стекляшку.

Застывший воздух, будто полимер,

Чьи звенья составляют зданья, люди,

Ползет на юг,

Проклюнувшись из сфер

Циклона.

Приготовившись к простуде,

Краснеют неба влажные белки,

И на стволах ажурные чулки

Натянуты насмешливо и гладко

В ответ на выражение тоски

И мнительности

Высшего порядка.

 

* * *

 

Людмиле Шарга

 

У нас метель...

Из переписки

 

Как я хочу в твою метель!

Там то ли вьётся, то ли снится

Разорванная в снег страница –

Раздумья облачных недель…

Здесь – только лампа и луна

Во всём большом квадрате ночи.

Я думаю, что я одна,

Ты думаешь, что ты одна,

И сумма наших одиночеств

Кому-то третьему видна.

А улица стремится вверх…

А может быть, мы просто смотрим

Туда. И скрытых звёзд акроним

Приходит к нам сквозь ночь и снег.

И сумма одиночеств – в нём,

И жизнь, что скачет по синкопам.

И думаем мы об одном,

И смотрит в вечность астроном

Несовершенным телескопом.

 

* * *

 

Он всё-таки придёт, минуя все препоны,

Забелит кровлю крыш, завалит старый двор,

Где дом внутри погас и вот стоит бездонный –

Колодец дум и снов – и ждёт с тех самых пор.

Там лестницы скрипят, как будто бы деревья

Под натиском ветров, и тикает во тьме

Безвидное (почти, как тьма над бездной) время.

И если есть мечта – то только о зиме…

 

Реквием по снегу

 

1

Луна маячит на последнем этаже,

Словно готовится к прыжку с вышки.

Машины шуршат по мостовым, как мыши,

И юркают в норки гаражей.

И снится снег, и плывёшь, и плывёшь

Вдоль берега ночи по его млеку,

И город сам на себя не похож,

И память о нём из снежных молекул.

 

2

Время заканчивается там, где вода.

Мы спим и движемся вереницей туда,

Где сверху сияющее, а внизу беспросветное,

И будущее пятится в никуда,

И на дудочке древа играет ветром.

 

3

Когда просыпаешься, всегда ночь.

Толщу её не пробьёт и слово.

Засыпаешь  – день. И всё точь-в-точь

Повторяется от одного пробужденья до другого.

 

4

Дно кровати  – травы и мох,

Пружины корней уходят в подземелья

Снов, застающих всегда врасплох

Сознанье, потерявшее бдительность в теле.

Город тикает. Полночь. Свет.

Мина ходиков поджидает бессонницы.

Там, где ты есть,  – тебя уже нет,

Хоть одно с другим никак не сходится.

 

5

… И снится будущее. И все идут

С закрытыми глазами, и море в блёстках,

И плавно вздымается его батут

Под ангелами парусников и детьми в матросках.

И ты летишь, и весь мир  — вода,

И ничто не шелохнётся над сияющей гладью,

И горны ангелов отлиты изо льда,

И музыка сфер неподвластна восприятию,

И матери в белом… А потом, а потом

В казарме вселенной трубят подъём.

 

6

И ты подскакиваешь. А жизнь твоя

Продолжает парить над ареной моря,

И дрессированная семья

Чаек разлетается в каком-то узоре,

И степь заплетает косу, и склон

Смотрит, как солнце зреет в зените,

И колокол облака хранит в себе звон,

И шмель раскачивается на солнечной нити.

А ты выполняешь «бегом арш!»

По жизни своей, в воронку отброшенной

Взрывом будильника. И в почтовом ящике  –

Похоронка будущего, ставшего прошлым.

 

7

И всё раскалывается  – память, жизнь,

И думы о прошлом, будто бомжи,

Блуждают в обломках эпохи.

И прежние радости нехороши,

И новые радости не для души,

И Город застыл на вдохе

Гигантского оползня. Ночью слышней,

Как движутся мысли песков, камышей

Под театром бульваров и скверов,

И кто не уснул, тот не сможет уже,

А тот, кто уснул, содрогнётся в душе

От вида подземных карьеров.

 

8

Над морем раскинулся Город-гулаг.

Беззвёздная ночь  – его траурный флаг.

Его стережёт часовой без лица,

Без рода, без Матери, Сына, Отца.

И надзиратель с оползнем глаз

Шарит по улицам в сумрачный час.

Город отрезан, город в беде.

Спит бескозырка на чёрной воде.

Что там под ней? Чернота? Пустота?

Город молчит. Неспроста, неспроста.

Ветра набат. Осыпается дом.

Город залёг на дно катакомб.

 

 

9

И ёжится море посреди снегов,

И метель из шуб, самоваров и писем

Его укутывает, но не спится

Морю под тяжестью метельных снов.

А ночь надвигается со всех сторон,

И ветры захлёбываются в агонии,

И море вьюжится множеством волн,

И Город мерещится с колокольнями,

И слух улавливает перезвон пурги,

А купола застилает снегом,

И на расстоянии вытянутой руки  –

Пристань, чайки, обрыв над берегом,

Ты на краю… И смотрят ввысь

В ожидании будущего дети в матросках.

Но будущего нет. И мелькает мысль:

«Нет  – и не надо». А потом  – воздух.