Вероника
Тушнова

Ночь

(Зима 1942 г.) 
  
Смеясь и щуря сморщенные веки, 
седой старик немыслимо давно 
нам подавал хрустящие чуреки 
и молодое мутное вино. 
  
Мы пили все из одного стакана 
в пронзительно холодном погребке, 
и влага, пенясь через край, стекала 
и на землю струилась по руке. 
  
Мы шли домой, когда уже стемнело 
и свежей мглою потянуло с гор. 
И встал до неба полукругом белым 
морскою солью пахнущий простор. 
  
От звезд текли серебряные нити, 
и на изгибе медленной волны 
дрожал блестящим столбиком Юпитер, 
как отраженье крохотной луны. 
  
А мы купались... И вода светилась... 
И вспыхивало пламя под ногой... 
А ночь была как музыка, как милость 
торжественной, сияющей, нагой. 
……………. . . 
Зачем я нынче вспомнила про это? 
Здесь только вспышки гаснущей свечи, 
и темный дом, трясущийся от ветра, 
и вьюшек стук в нетопленной печи. 
  
Проклятый стук, назойливый, как Морзе! 
Тире и точки... точки и тире... 
Окно во льду, и ночь к стеклу 
     примерзла, 
и сердце тоже в ледяной коре. 
  
Еще темней. Свеча почти погасла. 
И над огарком синеватый чад. 
А воткнут он в бутылку из–под масла 
с наклейкой рваной – «Розовый мускат». 
  
Как трудно мне поверить, что когда–то 
сюда вино звенящее текло, 
что знало зной и пенные раскаты 
замасленное, мутное стекло! 
  
Наверно, так, взглянув теперь в глаза 
     мне, 
хотел бы ты и все–таки не смог 
увидеть снова девочку на камне 
в лучах и пене с головы до ног. 
  
Но я все та же, та же, что бывало... 
Пройдет война, и кончится зима. 
И если бы я этого не знала, 
давно бы ночь свела меня с ума. 
  
          1942