Виктор Фет

Виктор Фет

Четвёртое измерение № 2 (134) от 11 января 2010 года

Подборка: У берегов

Ангелы

 

Очерчены границы сна,

но где-то власть не доглядела,

и к нам доходят имена

с той стороны водораздела.

 

И посетителям открыта

дорога в странные места,

где только пыль и пустота,

по выраженью Демокрита.

 

Но мы в надмирии забыли,

что именно из этой пыли

там, на окраине села,

творятся дерзкие тела.

 

И, как слова в моём рассказе,

частицы тел в потоках лет

рождают истинные связи

и прах преображают в свет.

 

И светит ярким хризопразом

любая планетезималь,

и демонстрирует Паскаль

тростник, в котором бьётся разум.

 

Хантингтон–Чарлстон

18 апреля 2009

 

Аптека и библиотека

 

Аптека и библиотека –

два чудных иностранных слова.

 

От египтянина и грека,

по волнам моря ледяного,

через пожары и пустыни,

через пороги и овраги

везут угрюмые варяги

чужое, странное добро –

 

и нам досталось серебро

фармацевтической латыни,

веществ лекарственные слитки,

судеб бесчисленные свитки,

свинцовые карандаши

да черные кристаллы иода –

 

и смотрит строгая природа

сквозь линзы тела и души.

 

Хантингтон

3 апреля 2009

 

Станционный смотритель

 

Я – старой станции смотритель.

Куда ведут мои пути?

Быть может, некий небожитель

ко мне отважится сойти.

В холщовой робе, босиком,

держа хрустальный многогранник,

зайдёт ко мне печальный странник,

пожалуется на бесплотность.

Я разверну свою отчётность,

потом достану подстаканник

и сбегаю за кипятком.

 

И так потянется неделя:

мы сядем пить особый чай

да вглядываться в глубь туннеля,

закрытого железной сеткой:

там, говорят, дорога в рай,

а может быть, в посёлок дачный,

когда-то шла отдельной веткой,

звучала радостным гудком.

Но наступает поздний час,

и засыпает гость прозрачный,

сморённый нашим кипятком

вприкуску с горсткой рафинада,

и зрит во сне преддверья ада,

где всё почти что как у нас,

но нам об этом знать не надо.

 

Хантингтон

7 июля 2009

 

По дороге в Лондон

 

Просплю и день, и час, и год,

проснусь, протру глаза и вижу:

уже идёт под гладью вод

туннель от Лондона к Парижу.

Взирают Близнецы и Дева,

как Скорпион язвит Стрельца,

и грустно смотрит королева

из Букингемского дворца.

Ей непонятен ход прогресса,

возникнувшего на земле,

пока она была принцесса

при предыдущем короле.

И лет прошло ещё не триста,

но в сонме юнош и мужчин

аристократ от террориста

уже почти неотличим.

И разум спит в своих оковах

под стук вагона и дождя,

безумье азбук языковых

в бинарный код переведя.

 

Лондон

10 июля 2009

 

Библиотекарь

 

Мы извлекаем знания из книг,

суперобложку бережно снимая,

закрыв окно, чтоб свежий воздух мая

 

в библиотечный сумрак не проник.

Здесь есть дорога к истине прямая,

которой не нашёл двадцатый век,

 

и вряд ли обнаружит двадцать первый,

скитаясь между Марсом и Минервой

в обход заброшенных библиотек.

 

Милюково

20 июля 2009

 

Строки

 

О строках нерождённых и неспетых

Молись, поэт, забыв свой стыд и страх;

Они сверкнут в забвения волнах,

Дождём растают в бурных Летах,

 

Как молния, на миг откроют лик,

Раскатятся в груди подобно грому,

И ключевой водою на язык

Придут тебе – или другому

 

У берегов

 

Я проехал долиной реки,

где родился полвека тому;

по периметру там пески,

убегающие во тьму,

или рифтовые долины,

где водился индрикотерий,

да разрозненные руины,

от которых курится дым.

Нас учили, что для империй

доступ к морю необходим.

Но пока они суть постигнут,

мир по-своему переделав,

ты в пустыне не будь застигнут

расширением их пределов.

И они зачерпнут шеломом

и омоют свои штыки

у развалин, что были домом

возле устья моей реки,

где устраивались пикники,

где играли спектакль потешный,

и где песня моя звучала,

где корабль отошёл поспешный

от обугленного причала.

 

Новосибирск–Лондон

7–8 августа 2009

 

Tекст

 

Лес густ, как миллионы копий,

Скудна кастальская струя,

И энтропии сладкий опий

Сочится в щели бытия.

 

Как текст, вздымается гора,

Как ствол, изогнут знак вопроса,

И каждым росчерком пера

Мы строй приносим в мир хаоса.

 

Но мир расходится по швам,

И в миллионы тонких трещин

Сочится свет, что был обещан

И нам, и звукам, и словам.

 

Галилей

 

Уже направлена труба

над итальянскими холмами

на горсть Юпитеровых лун*.

 

Четыре буквы древних рун,

светясь, вращаются над бездной

совместно с прочими камнями

в своей Флоренции небесной.

 

Какая странная судьба:

мы выбираем варианты,

а варианты правят нами.

 

И мне иные алфавиты

и неизвестные квадранты

на бархате небес открыты,

как ювелиру бриллианты.

 

И я запомню эту дату,

когда для славы или мзды

я посвятил аристократу

четыре новые звезды.

 

Уймётся буря волн житейских,

истлеют строки наших книг,

но звёзд сиянье Медицейских

не потускнеет ни на миг.

 

В них, верно, память крепко спит,

а наша жизнь для них странней,

чем нам вращение орбит,

перемещение камней.

 

---

*Каллисто, Ио, Ганимед, Европа. Открыты Галилеем в 1610 году.

Названы «звездами Медичи» в честь флорентийского герцога.

 

Страна

 

В незапамятные времена

за пределами нашего сада

неизученная страна

избегала прямого взгляда,

 

не давала себя завлечь

в сети радужного режима,

и поэтому наша речь

так сложна и непостижима.

 

Из раствора и из осадка

собирается в плоть строки

подстилающего порядка

еле видимое кроки,

 

абрис высвеченных столетий,

разбегающихся рубежей,

звон глаголов и междометий,

ткань склонений и падежей.

 

Хантингтон

23-30 сентября 2009