Виктор Фет

Виктор Фет

Четвёртое измерение № 21 (549) от 21 июля 2021 года

Восемь минут

Стихи разных лет

 

Лета

 

Серебряная Лета,

Забвения река!

С иного края света

Бежишь издалека.

 

Вбираешь пыльны томы,

И годы, и простор,

Державинские громы

И пушкинский задор.

 

Вода прозрачна летья,

Студён летейский хлад,

Двадцатого столетья

В тебе остынет ад.

 

Сквозь нас событий сила

Продёргивает нить,

Чтоб всё, что есть и было,

Запомнить и забыть.

 

Исчезнем без остатка,

Погрузимся в твои

Придонного осадка

Замёрзшие слои.

 

И новых дней геолог,

Познав добро и зло,

Твоих слоёв осколок

Уложит под стекло.

 

(2002)

 

Стансы к Януарию

 

У Лукоморья, где виварий,

Не раз мы пили, Януарий,

И пели мы из разных арий,

Орали мы что было сил:

Там чахнет царь Кощей над златом,

Там брат идёт на битву с братом,

Там служит людям мирный атом,

И я там был, мёд-пиво пил.

 

Ах, Януарий, наши клетки

Откроют те, кого мы предки,

Обломят, как сухие ветки,

Наш стыд и страх, инстинкт и грех;

Что им, родившимся в ретортах,

С ракетками на белых кортах,

С прозрачной жидкостью в аортах?

Наш мир для них – пустой орех.

 

И, звёздной россыпью влекомы,

Они уйдут в иные домы,

Такие выстроят хоромы,

Что ни пером, ни топором.

Кому они предъявят сметы?

Какие выставят Заветы,

Когда к брегам вселенской Леты

Харон причалит свой паром?

 

Да, Януарий, наши годы,

Статьи, и оперы, и оды,

Наш скверный век, дитя свободы,

Смущенье дум, смятенье встреч –

Пройдут дорогой к изобилью,

Сверкнут, смешавшись с звёздной пылью,

Так и не сделав сказку былью,

Да и не сбросив бремя с плеч.

 

(1998)

 

Начало

 

Н. С. Гумилёву

 

Над болотом лет настелем снова

Досок смысла временную гать.

Говорят, вначале было слово.

Что за слово – нам не угадать.

 

В языках каких оно звучало,

Книг каких украсило листы,

Утерявши признаки начала,

Обретя привычные черты?

 

Где-то, где в пустыне перестала

Разливаться древняя река,

Залежи мельчайшего кристалла

Пестуют истоки языка.

 

Поезд жизни нас проносит мимо

Той глухой, неведомой страны,

Где слова, горящие незримо,

В каменных слоях погребены.

 

(2001)

 

Восемь минут

 

Звезда безумная, святая,

встающая в рассветной мгле,

своим сиянием питая

всё дышащее на Земле!

 

Едва твои огни сверкнут,

твои лучи ударят оземь,

но это занимает восемь

твоих божественных минут.

 

Свет, приходящий к нам извне,

рождается в твоём огне,

где выгорает звёздный прах;

летя навстречу океану,

 

пронзает хрупкий небосвод

и безвозмездно раздаёт

свою магическую прану,

которая в иных мирах

была бы нам не по карману.

 

Но расточительный и праздный,

самой звезде не нужный свет

готов источник жизни разной,

всего, что будет, есть и было,

 

питать на миллионы лет,

пока слепящее светило

сжигает раскалённый газ

и знать не ведает о нас.

 

(2008)

 

Река

 

Всё, что ни есть на белом свете –

огонь на солнце, лёд в комете,

пещер невидимая тьма –

всё к нашей жизни равнодушно,

в то время как она сама

собой, меандрами реки

извилистой, течёт послушно,

и каждый день её изучен

у этих гипсовых излучин,

где все события легки.

 

И целый мир собрался здесь

в единый фокус, в эту взвесь

ещё не меркнущего сна,

топографического пира,

и версия иного мира

уже не так удалена.

 

Сквозь эту ткань иной пловец,

и солнц, и истины ловец,

возьмёт остатки наших снов

в свою ладью, как горсть жемчужин,

там каждый вдох и выдох нов,

и каждый всплеск и отблеск нужен;

там счёт идёт на доли шага,

там крепче ньютонова тяга,

а берега моей реки

непредставимо далеки.

 

(2010)

 

Теория

 

1.

Рассматривая звёздный свет,

Астеев с Ганским, в двадцать пятом,

увидели, что каждый атом,

оставив за собою след,

скользит по жёлобу времён;

а чтоб чему-нибудь случиться,

должна существовать частица

пространства-времени – хронон.

 

Сквозь чёрных дыр иллюзионы

в наш мир невидимо-слепой

текут бессмертные хрононы

неисчислимою толпой.

 

И возникает в мире сонном,

переливаясь и двоясь,

в союзе атома с хрононом

причинно-следственная связь.

 

Весь ход событий и мгновений,

поля, и солнца, и лучи –

суть плод подобных столкновений

и к царству истины ключи.

 

И со времён Большого Взрыва,

вчера, сегодня и всегда

листы и описи архива

хранит межзвёздная среда.

 

2.

И вот уже в пятидесятых,

на даче Ганского, зимой,

был найден смысл частиц крылатых

и путь материи самой.

 

Внутри очерченного круга

он отыскал заветный клад,

и в честь расстрелянного друга

назвал свой краткий постулат.

 

Они дошли до самой кромки,

пройдя и вечность, и ГУЛАГ;

их папок ветхие тесёмки

едва удержат груз бумаг.

 

Но этот текст не для поэм

и не для нашего рассказа:

он крепче спирта и алмаза,

страшнее водородных схем.

 

В нём есть расчёты дня и часа,

когда критическая масса,

вздохнув, потянет за собой

аламогордовский пробой,

 

и будет квантовою пеной

до основанья сметена

освобождённою Вселенной

миров Берлинская Стена!

 

А мы – над новыми волнами

взойдём холодными огнями,

и жизнь, и память потеряв…

 

А может, Ганский был неправ?

 

(2006)

 

Линней

 

И человек, и лемминг, и трава

имеют имя, милостью Линнея, –

блестящие, латинские слова.

 

Эпитеты нанизывать умея

на связки грамматических корней,

со списками в руках бродил Линней

 

по чистым огородам и садам

холодным летом в королевстве шведов,

все травы называя, как Адам.

 

Безмолвие полуночных пустынь

Лапландии объездив и изведав,

Линней не забывал свою латынь.

 

Работал он в пределах тех же линий,

что завещали нам Платон и Плиний.

Прилежную природу естества

 

он понимал, и общий знаменатель

он отыскал для трав, зверей и птиц:

их имя (форму, суть). Когда б Создатель

 

нас мастерил без видимых границ,

одним мазком, не уточнив детали

(цвет глаз, размер, кому годимся в корм),

 

мы все бы, не имея точных форм,

переливались и перетекали

из маски в маску. Жизнь была б легка.

 

Но мир отлит в ином материале,

и постоянна форма у цветка,

какие пчёлы бы ни посещали

 

его тычинки. Личность, суть, идея –

их помнят и лопух, и орхидея.

 

(1999)

 

В музеях будущего

 

Соединяет времена и страны

Заросшая, невидная тропа.

Нам не произойти от обезьяны

Опять – она уже глупа.

 

Впечатав шаг толпы в цементе плаца,

Мы пробежим по огненной земле,

Но будем вечно отражаться

В слепом, небьющемся стекле.

 

В музеях будущего – видите ли вы

Наш судорожный вдох в часы прилива,

Да шапку царскую, напяленную криво,

Да дерзких рифм неспрятанные швы?

 

(2001)

 

Глаголы

 

Как на звуках замешать

всё, чем хочется дышать?

Как собрать глаголы в срок,

как связать охапки строк?

 

Как, не путаясь, пройти

по заросшему пути?

Где искать следы огня,

опалившего меня?

 

Как в словах запечатлеть

то, что будет греть и тлеть?

Хоть на четверть, хоть на треть –

как суметь не умереть?

 

(2006)

 

Наследство

 

Наследство вымерших времён

на серебре спокойно спит;

их проявил гидрохинон,

их закрепил гипосульфит.

 

Сочится тускло красный свет,

и Стикса тёмная вода

на дне пластмассовых кювет

вбирает лица и года.

 

Потомку будет невдомёк,

что мы записывали сны

на влажном серебре, поток

 

обычной световой волны

в стеклянной линзе преломив.

Он будет думать: это – миф.

 

(2008)

 

Тайна

 

Тайну вечного секрета

Наконец узнали мы:

Там, где есть источник света,

Должен быть источник тьмы.

 

Скорлупой орехов грецких

Стены мира стали вмиг

За пределом наших детских,

На страницах взрослых книг.

 

Кто и тьмой, и светом правит?

Кто орехи дверью давит?

Без картинок наши дни:

Разговоры в них одни.

 

Наши знания случайны:

Как поймёшь, где тьма, где свет?

Может, в мире нету тайны?

Может, в этом весь секрет?

 

(2001)