Письмо учителю
В. В. Смиренскому
1
Учитель мой, твой ученик ослеп…
Зато душою стал гораздо зорче.
Спасибо за любовь, за соль, за хлеб!
Прости меня за мой корявый почерк.
Творец листа, я чувствую рукой.
Но это от ошибок не спасает.
И то, что называется строкой –
В невидимом пространстве зависает.
2
Я думаю, что ты меня поймёшь.
Ты слухом одарил меня и речью.
Ты ведь меня ещё, наверно, ждёшь.
И я надеюсь на такую встречу…
…Ползи на ощупь, ржавое стило,
Не уводи молитву к суесловью…
Когда в душе от памяти светло,
Тогда она озарена любовью.
3
И в жизни мира – не один пример,
Когда судьбе путь свыше уготован…
В кромешной слепоте писал Гомер,
В могильной глухоте играл Бетховен.
…На совести генсеков и царей –
Жестокая стезя российской кармы…
Как ревностно взирает Мавзолей
На светолепье Постника и Бармы.
4
Не стоит больше времени терять…
И жить, и выживать – не по карману.
Я наново писать судьбу не стану –
Закончилась последняя тетрадь…
…Российскую мнемонику судеб
Нам воскресить с тобой сегодня нечем.
Разделим и любовь, и соль, и хлеб!
Я ухожу, учитель мой. До встречи.
* * *
Валерию Рыльцову
Да, брат Валерий, нам уже не стать
Придурочно-лохматыми юнцами,
Ты посмотри: нас некому спасать
И долю эту мы избрали сами.
Пусть мы порой не той дорогой шли,
Но лишь туда, куда душа глядела,
Мосты за нами доброхоты жгли,
А по следам горячим боль летела.
И мы сроднились крепче кровных уз
Вот с этой самой болью перелётной…
Нас шулерской колоды пятый туз
Подстерегал змеёю подколодной.
Мы, брат Валерий, сделали своё,
Не изменили сказанному слову.
И как бы ни кружило вороньё,
Пусть наши души устремятся снова
В неистребимых поисках добра
К рифмованной преступной благодати.
Будь сам собой до кончика пера,
У нас всё те же общие тетради.
Пошлют на казнь – не бойся топора…
Гори в песках, тони в грязи болотной,
Иди туда, куда ты шёл вчера.
Там так светло от боли перелётной.
* * *
Почему живу я не с тобой,
А с другой, которая не снится?
Про свою печальную любовь
Я боюсь во сне проговориться.
Знаешь, чтоб её не предавать
Ни Суду, ни праздным пересудам,
Я бы мог неделями не спать,
Но тебя я реже видеть буду.
Может быть, когда-то наяву,
Среди дел и будничных метаний,
В спешке я кого-то назову
Именем твоим святым и тайным.
Как тебе живётся не со мной?
Часто ли тебе ночами снится
Птица над твоею головой,
Серая, тоскующая птица?
* * *
Утром сяду в проходящий поезд,
Медленно ползущий по Руси,
И в окошке тамбура запомнюсь
Золотому кружеву осин.
Встану там, где серое пространство
К исповеди душу позовёт.
Может быть, впервые беспристрастно
Вспомню жизнь свою за годом год.
Может быть, впервые успокоюсь
В роще, облетевшей до листа.
Вырвется с весёлым криком поезд
Из капкана дальнего моста.
И уйдёт считать столбы и вёрсты,
Чёрными колёсами гремя.
Города, деревни и погосты
Потеряют из виду меня.
Дальнюю, пустынную дорогу
Золотом листвы оплачет лес.
Облик мой забудет понемногу
Родина, лежащая окрест.
* * *
Глаза – не те и слух уже не тот…
Всё меньше узнаваемого в мире.
Душа во мне, как дерево, растёт,
Где годовые кольца – шире, шире.
Спокойнее встречает крона ветер,
Ветвям не страшен ни мороз, ни зной,
И каждый день небесным светом светел,
Но небу скучно говорить со мной.
Всё чаще сердце ставит многоточья
И с каждым часом медленней болит.
И, кажется, что жизнь прошла заочно,
А я случайно временем забыт.
* * *
Моя душа – рабочая пчела,
Передохни, присядь для разговора,
Оставь свои горячие дела,
Ведь миновало время медосбора.
Вокруг себя построже оглянись,
Не поленись, проверь свои запасы…
Твой лучший мёд перекачала жизнь,
Как и со всех других наивных пасек.
Ты помнишь, как у самого летка
Росой в цветах весёлых умывалась?
Теперь смотри: в округе ни цветка.
Одна полынь в степи стоять осталась…
На сотни вёрст – глухие камыши,
Тоска стерни да лезвия осоки.
Как будто всё осталось без души,
Как в мираже безлюдном и высоком.
Спеши, пчела, неведомо куда.
Без лишних слёз расстанемся навеки.
Не возвращайся в улей никогда –
Опасно жить в беспечном человеке.
Остаток дня
Кто мой последний тихий вздох услышит:
Далёкий Бог, друзья или родня?
На пяльцах потолка, наверно, будет вышит
Лишь силуэт непрожитого дня.
Моей судьбе в тот час не хватит ниток,
Или в руке сломается игла…
А мне казалось – их такой избыток,
Что иглам просто не было числа.
Смерть умыкнёт их и надёжно спрячет
В рабочий свой истрёпанный хитон.
И кто-то вдруг нечаянно заплачет,
Услышав дальний колокольный звон.
Уйдут врачи с улыбкой виноватой
И разбредётся по домам родня.
А месяц молодой взойдёт над хатой,
Своим крючком серебряным звеня.
Чтоб вышить в небесах на облаке покатом
Остаток мной непрожитого дня.
* * *
Когда со стоном лопнут нервы,
Запреты разума круша,
Тогда возвысится до веры
Моя уставшая душа.
Когда, впервой лишившись боли,
Во гробе тело проплывёт,
Блаженство выстраданной Воли
Душа впервые обретёт.
Ну а пока бушуют воды
Земных желаний и страстей –
Предощущение свободы
Гудит в шпангоутах костей.
Земная ось
Гребцом я был при разных капитанах,
Матросом был на разных кораблях.
Жил в разных временах и разных странах,
По много дней стоял на якорях.
Искал глазами в мёртвой зыби сушу –
Коварную, спасительную твердь.
Молитвенно стенанья чаек слушал,
В прибоях диких часто видел смерть.
Я забывал вкус яблока и хлеба,
Я выбирал… пустые невода.
Менялось море и менялось небо,
Но звёзды не менялись никогда.
Они порою падали отвесно,
Порою ночь пересекали вкось…
Я на груди искал руками место,
Где крепится к душе земная ось.
* * *
Стараясь не выглядеть старым,
Вторгаясь в земной неуют,
Брожу по окрестным базарам,
Где нищие хрипло поют.
Где чёрные насквозь цыганки
Безбожно мешают судьбе.
Их дети, как птицы-подранки,
Мелькают в угрюмой толпе.
Здесь настежь открыты ворота
Какой-то всеобщей беде.
Я вижу сплошное болото,
Где нет отражений в воде.
Ни солнца в коварной трясине,
Ни тихой звезды – ни одной…
Я «новой» не вижу Россию,
А вижу чужой и больной.
* * *
И на излёте пуля – это пуля.
Стреляем вверх, а падает на нас…
В России, вроде, снова все уснули
И, как всегда, в неподходящий час.
Нас всех во сне глубоком переплавят
На новый лад, на новые ряды…
Нас внуки проклянут, а не прославят,
Не отличив победы от беды.
Уже давно содеяна повозка,
Что повезёт людей из Ада в Ад,
Где всё сгорит быстрей свечного воска,
И в этом я, как всякий, виноват.
* * *
…И памяти о нас
Уже не будет.
Начнут звучать
Другие имена,
Но тем же самым
Будут бредить люди,
Чем бредили
В иные времена.
Небесной недоступностью
Покоя,
Земным богоявлением
Любви…
И тем ещё,
Чем бредят над рекою
Черёмуховой ночью соловьи.
* * *
Мне кажется, что ты ещё придёшь,
Что ты во мне свою судьбу забыла.
И будет бить косой холодный дождь
По мостовой зазубренным зубилом,
И будут дымоходы клокотать,
Захлёбываться будут водостоки.
Я буду забывать и вспоминать
Распуганные непогодью строки…
И будет ночь ворочаться в саду,
Как старая медведица в берлоге…
А я к тебе навстречу не иду
От страха разминуться по дороге.
* * *
С. С. Т.
Коль хочешь свободы раздельной,
Пусть выберет каждый звезду…
В разлуке потянет смертельно
К родному земному гнезду.
К единому нашему крову
Ведёт путеводная нить,
Где можно довериться слову
И вечно друг друга любить.
Сквозь млечную звёздную вьюгу,
Которой не видно конца,
Потянет прижаться друг к другу,
Чтоб тёплые слушать сердца.
Надежды, как птицы, вернутся,
Им жить без любви не дано.
Нам просто нельзя разминуться –
Нас двое, а небо – одно.
* * *
По осени такие дни бывают,
Как детские ладошки на просвет…
Душа мотив любимый напевает
И сердце не сжимают кольца лет.
Как будто всё в природе изначально,
Как будто завтра вишни зацветут…
Но у своих скворешен так печально
Сидят скворцы и песен не поют.
По всей земле – узорчатая охра.
День тает, как пахучий стеарин.
Цветёт сентябрь калачиками в окнах
Да синими снопами сентябрин.
Такою только в зрелости бывает –
Многозначимой – графика ветвей…
То вспомнит вдруг, то снова забывает
Природа голос юности своей.
Утро в степи
В поседевшем за ночь ковыле
Кобылица оранжевой масти
Струи гривы роняет во мгле
Вне бессмертья, вне жизни, вне власти.
Над курганом восходит заря.
И свои подожжённые стрелы
Мечет бронзовый скиф сентября
В полонённые охрой пределы.
Степь былая, прощай навсегда…
Мы не братья твои и не дети!
И не наше наследство – звезда,
Растворённая в утреннем свете.
Разувериться в жизни легко…
Степь долги свои летние платит.
Всё, что рядом здесь – так далеко,
Что добраться и жизни не хватит.
Струны
Расколдуй меня, цыганка,
Расколдуй, разворожи!
Про удачу, басурманка,
Ну, хоть что-нибудь сбреши.
Словно струны от гитары
У тебя звенят в груди…
Тары-бары-растабары…
Стой, цыганка, погоди!
Не спеши гадать про счастье,
Не тобой оно дано.
Нет в колоде пятой масти!
Ну, а зеркальце давно
Врёт, как ты, напропалую
Про трефовую печаль.
Сбрось, цыганка, голубую,
Трижды краденую шаль,
Начинай гаданье снова –
Я ни в чём не поскуплюсь,
Но – ни звука и ни слова
Про мою большую грусть.
От неё не расколдуешь
Звоном перстней и колец,
Ты её, как пыль, не сдуешь
С пропечаленных сердец…
Вышел месяц бледно-русый…
Стой, цыганка, погоди!
Ведь не струны это – бусы
На твоей звенят груди!
* * *
Как мало быть творцом по воле Божьей?!
Людская воля может быть сильней…
Судьба того, что – истинно, что – ложно,
В конце концов, зависит от людей.
Не Божья кара – суть самой природы,
Так было, есть и вечно будет впредь –
Чем для души мучительнее роды,
Тем дольше плод её обходит смерть.
Не Бог рождает гениев, а люди.
Бескровного рожденья в мире нет…
Не Бог людей, а люди Бога судят
За созданный поспешно Белый Свет.
Его ещё отбеливать веками,
В небесные не веря чудеса,
И поднимать строительные камни
На зыбкие, скрипучие леса.
* * *
Услышу, и как будто обожгло,
Когда визгливо кто-то утверждает,
Что время «тихой лирики» прошло –
Мир, дескать, громких гениев рождает.
Крепит людей металлом и огнём,
Пронзает дали оком василиска.
В поэзии виднее с каждым днём,
Что до её вершин отнюдь не близко.
А всякий шум – бесплодней тишины,
Хотя со всех сторон – призывы к бою.
Мы в этом гвалте часто лишены
Возможности и права быть собою.
Богов меняем, веры, цвет знамён,
Торим пути, от века холостые,
А человек почти не изменён,
Как будто длятся времена Батыя.
О чём же нам стихами говорить
И в слепоте своей за перья браться?
Земля со всех сторон уже горит,
А мы в пожаре продолжаем драться.
В поэзии верша поспешный суд,
Вопя истошно, не дойдём до сути –
Не крикуны поэзию спасут,
А тихие, задумчивые люди.
© Виктор Пожидаев, 1986 – 2006.
© 45 параллель, 2016.