Виктор Сербский

Виктор Сербский

Вольтеровское кресло № 12 (37) от 1 мая 2007 года

Беседы с портретами родителей

 
Наследство
 
Дом не достроил,
Книгу не дописал,
Дерево моё срубили.
Сыну всё начинать сначала.
 
Срок
 
Очень хотел бы считать,
Что у меня случайно,
По недоразумению
Самый длительный срок
Внесудебного наказания,
Начало которому –
В утробе матери,
А конец придёт
Только с моей смертью, –
Мне, ещё не родившемуся,
Определили пожизненную
Тюрьму и ссылку...
К сожалению, моя судьба ординарна.
Таких людей – миллионы.
Одни сами об этом не знают,
Другие знать не хотят,
А третьи – значительное меньшинство –
Стараются рассказать об этом
Всему белому свету,
Но их не слышит никто.
Такое возможно в стране,
Где утрачена нравственность
И права человека – ничто.
Американцы, случается,
Определяют подсудимому
За его преступления
Срок тюремного заключения
В 300 и более лет.
Только оттянул ли у них кто-нибудь
5-6-7 десятков, как мы,
Без следствия, суда
И вынесения приговора?
Богатство России
Прирастает Сибирью.
 
Об этом
 
Шёпот и истерика
Со всех сторон:
– Надоело об этом.
– О чём об этом?
– О Сталине и репрессиях.
О замученных и расстрелянных.
– А о татаро-монгольском иге
И войне с Наполеоном
Не надоело?
А об Октябрьской революции
(или перевороте?)
И гражданской войне,
А о второй мировой
И погибших на ней
Не надоело?
А об Александре Сергеевиче,
О жизни и смерти,
О бессмертии души?..
А не надоело ли
О рождестве Христовом?..
В искусстве неважно – о чём.
Важно – как.
Чтобы никто не мог упрекнуть,
Что ты просто об этом.
А я, мама и папа,
Вновь и вновь о наболевшем:
Пусть никогда не надоест
Помнить.
 
Национальность
 
Мама,
В спектакле «Свеча»
Поставленном по нашим беседам
В молодежном театре-студии
«Откровение»
Олегом Черниговым,
Тебя – армянку – играет
Юная азербайджаночка
Севинг Мамедова,
Не знающая ни слова
На языке своих предков.
Первый её вопрос ко мне:
– Кто вы по национальности?
Вот она –
детская непосредственность.
И как обьяснить ей
Да и самому себе,
Что все мы давно стали русскими?
А национальное самосознание,
Дружбу народов и
Интернациональную солидарность –
Все это придумали
Взрослые ученые люди.
 
Справка
 
Мама...
Я получил справку из Магадана:
«Причина смерти – расстрел».
И ты перестала приходить ко мне
Во сне.
Перед этим многие годы
Я часто видел тебя.
Сначала улыбающуюся, молодую.
Потом задумчивую, средних лет.
Позже стареющую, мудрую.
Наконец, добрую старушку.
А теперь ты умерла
Вместе со справкой...
И старше меня никого
В нашем роду нет.
Дед...
 
Встреча с отцом
 
Здравствуй,
Отец.
Мне 56,
А ты 60 лет
Шёл к этой первой
Встрече со мной.
И вот она –
Тюремная фотография
Двадцать девятого года
С казённой печатью на лице,
Присланная мне
Харьковским КГБ.
Здравствуй.
 
1989
 
Бутырки
 
Фотографии из Бутырской тюрьмы
Без печатей на лицах.
Высылая их мне,
Майор госбезопасности Мокин
Из Курского управления КГБ
Отрезал номера на груди,
Дату съёмки и вид в профиль.
Остался анфас:
Мама,
Смотрящая с нежной грустью
Взглядом,
Даже в тюрьме излучающим тепло, –
У неё под сердцем уже был я, –
И отец,
С горькой усмешкой
Взирающий на «победителей»
И сквозь них
В моё счастливое будущее.
Они надеялись...
Майор Мокин стал подполковником.
 
Последняя фотография
 
Мы вновь встретились с тобой,
Мама,
Пятнадцатого сентября
Девяносто второго
В братском отделении МБР
(Бывших ВЧК-ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ),
Где мне выдали твою фотографию
Из дела № Р-37297.
На одной карточке профиль и фас,
Номер 576, дата съёмки - 20/II 29 г.,
Искажённые фамилия и отчество
(Имя – Евгения – впечатано без ошибки).
Тебя ещё не допрашивали,
Нет «постановления
Об избрании меры пресечения»,
Но тебя уже объявили преступницей,
Изъяли кошелёк, в котором
«Денег 7 рублей 27 копеек»
И вещи: «4 шт. головных шпилек».
Это твоя первая фотография
В Бутырской тюрьме.
Необычная причёска (отобрали шпильки)
Только подчеркивает красоту лица,
Внутреннюю одухотворённость,
Мягкий, но решительный взгляд:
За убеждения – хоть на эшафот.
Эшафот пришёл в тридцать седьмом на Колыме,
Но перед расстрелом не фотографировали –
Эту процедуру к тому времени
Уже считали излишней.
Может быть, твой последний отпечаток
Закрепился в глазах убийц?
Мне кажется, что ты, как живая,
Смотришь на меня из стеклянных глаз
Этих персональных пенсионеров.
 
Запретная тема
 
Когда ты приходила ко мне во сне,
Мы говорили обо всём,
Только не о лагерях.
Твои близкие –
Сестра Мина и подруга Ашхен,
Прошедшие гулаговский ад,
Также вели себя –
Ни слова об этом.
Хава Волович,
Проведшая в лагерях 20 лет
И написавшая о них книгу,
Отмечает, что она
При «расторжении договора», –
Так называлась процедура
Освобождения из Озерлага, –
Дала подписку «о неразглашении»
И теперь её могут привлечь...
Ты больше не приходишь ко мне,
Мама,
А то бы я спросил тебя:
«Неужели прежде, чем убить,
Тоже отбирали расписки?»
Но, скорее всего, ты права:
Эти рассказы не для детей,
Даже если они уже деды...
 
Детская память
 
Я услышал стук в дверь
И голос мамы: – Минуточку.
Они вошли втроём.
Я запомнил только третьего –
Солдата с ружьём, вставшего у двери.
Мама сказала: – Тише, ребенок спит.
Они увели отца.
Солдат с ружьём вышел последним.
Это всё, что осталось в моей памяти...
Перебираю копии документов
Из дела № Р-8786,
Сверяю даты и места событий.
Ссылка.
Тобольск. Туляцкий переулок, 2
Четвёртое июня тридцать шестого –
Очередной арест отца.
Мне только что исполнилось три года.
А через месяц – третьего июля –
Взяли меня и маму.
Об этом детская память
не сохранила ничего.
...У солдата, уведшего отца,
Было ружьё со штыком.
Штык я запомнил.
Он преследует меня всю жизнь.
 
Азбука
 
В ссылке в Тобольске,
Когда мне не было и трёх лет,
Мама обучала меня азбуке.
Она пекла крендели – буквы
И, давая мне кренделёк,
Разрешала его съесть,
Если я правильно называл букву.
Вот этот жук – буква Ж.
Мама Женя.
Вот эта баранка – буква О.
Если её сломаем,
Получим две буквы С.
Папа Сербский Соломон.
А если сложим два кружка,
Будет одна буква В.
Витя.
Я повторял: – Витя, –
И отправлял в рот кренделёк.
А вот буква М.
Мама.
Отломим от неё кусочек,
Получится буква Л.
Положим рядом знакомые буквы.
М. Л. В.
Мама любит Витю.
И мы вместе, смеясь, съедали
Это предложение.
Очень вкусная была азбука.
В лагере на Колыме
Обучение оборвалось –
Крендели заменила пайка,
Которую не терпелось тут же съесть.
Оборвалась и мамина жизнь...
А меня потом долго
Никто не мог научить читать.
В первом классе я «сидел» два года, –
После маминой азбуки
Книжную я не понимал.
 
Уроки географии
 
Учительница географии, ботаники,
Зоологии, химии и
сталинской конституции
В Бирюсинской школе во время войны
Александра Ивановна Дрыгина
Удивлялась моей способности
в пятом классе
Моментально находить на карте
Любой город, пролив или вулкан.
А ещё я знал, где что растёт
И что где добывают,
Но указать источник знаний не мог.
Только пенсионером, познакомившись
С вашими «делами» в КГБ,
Открыл, что моя биография –
Это сплошная география.
Прежде всего – тюрьмы:
Курская, Воронежская, Бутырская
(В самой столице нашей Родины –
Москве!) –
Там ты сберегла меня в себе,
Мама.
Наконец Верхнеуральский изолятор –
Моя малая родина.
Затем этапы, ссылки и лагеря:
Уральск, Петропавловск, Тобольск,
Снова тюрьма – Омская, Транссиб,
Владивостокская пересылка,
Японское и Охотское моря
Через пролив Лаперуза,
Бухта Нагаева, Колымский тракт,
Эльген, Верхний Ат-Урях –
ОЛП имени Берзина,
Расстрельный лагерь Серпантинка.
Детприёмники и детдома:
Магадан, Владивосток, Иркутск,
Тулун, туберкулёзный Барлук,
Квиток на гулаговском БАМе
И на несколько лет Бирюса.
Какие звонкие названия!
Детский ум легко усваивает
новый материал.
Аттестат зрелости по географии
Я заработал до поступления в школу...
Миллионы соотечественников
Прошли свои уроки географии
в ГУЛАГе.
Могилы их безымянны...
 
Похороны
 
Дорогие мама и папа,
Из вашего расстрельного «дела»
Лет пять назад я получил
Копию бумаги о том,
Что вместе с вами мотал срок
В лагере на Колыме.
За четыре года удалось
Вырвать из УВД Магадана
Официальную справку,
Но и она оказалась
Недействительной
Без заключения прокуратуры.
Я написал в прокуратуру
Заявление о реабилитации,
Но получил только справку,
Что являюсь пострадавшим
От политических репрессий
( – Ишь, чего он требует:
Живой, а хочет назваться жертвой).
В чем же тут разница?
А разница в том, что
По решению правительства
Жертву должны похоронить
За счёт государства
(Поминки справят родственники).
Это уже какой-то прогресс:
Вас голыми зарыли
В общей яме без креста и звезды...
А теперь вот государство
И нам отказывается
Сказать последнее «прости».
Что же было в начале?
У меня (нас миллионы)
Система отняла
Родину, родителей,
Родственников, родословную,
Дом и семью, детство,
Национальность, родные языки,
Дату и место рождения,
Место жительства,
Здоровье, будущее,
Ещё неродившегося
Загнали в тюрьму,
После рождения – в лагерь,
А потом на всю жизнь
Сослали в Сибирь.
И вот выясняется, что нас
Никто не репрессировал, –
Я, например, просто сын
Своих расстрелянных родителей,
Да и это ещё должен доказать.
Конечно, в России все,
Включая палачей, –
Жертвы и пострадавшие.
И всё-таки...
 
Беседы продолжаются
 
Вновь и вновь,
Мама,
Смотрю на твой портрет,
Увеличенный со снимка,
Сделанного бутырским фотографом
Двадцать седьмого октября
Тридцать второго года.
Заостроённые черты лица,
Грусть-тоска в бездонных глазах
И дума. Уже потаённая
Материнская дума обо мне.
Она помогла тебе выстоять
В адской круговерти террора.
К сожалению, очень недолго, –
Всего 5 лет,
Но этого хватило,
Чтобы я остался жить вместо вас
На нашей прекрасной планете.
... Рядом подобный портрет отца.
На его небритом лице
Презрение к палачам
И добрые напутствия мне...
Постоянно беседуя с вами,
Мои дорогие,
Я узнаю много нового
О вашей и нашей жизни
В разные времена.
Спасибо за откровенность.
 
© Виктор Сербский, 1989-2001, 2007.
© 45-я параллель, 2007.