Скифское письмо

Четвёртое измерение № 9 (609) от 21 марта 2023 года

В этот год к нам пришла Обезьяна –

Я заметил её из тумана,

В неизбежности сна и обмана

Узнавать её нечего мне –

Столько раз появлялась из мрака,

Из январских зеркал Зодиака,

Но потом уходила, однако,

В петушином живучем огне.

Да! – вождю не пристало с хандрою

Заводить отношенья, – не скрою,

Что устал прозябать, как герои,

Чтобы часа дождаться и встать, –

Тяжелы вы, разбитые веки, –

Ведь под вами, как мысль о разбеге,

Жгут зрачки, избегая опеки,

И ресниц несгибаема рать.

Живы скифы! – не мы растворились,

Не в петле наших рек удавились –

Мы возвысились там, где явились,

И не прах наш развеян, а круг, –

Нашу кровь племена восприяли,

И уста свои жёны разъяли,

И детей наших в муках рожали,

Чтобы жили и степи, и юг.

Что ж! – итак: Митридат – Таргитаю, –

Эти строки полынью сплетаю

И венком наших битв надеваю

На чело своё в лилиях ран, –

Вот эпистола: воину – воин!

За тебя оттого я спокоен,

Что горенья в гоненье достоин, –

Этот дар не случайностью дан.

Мы не ищем неведомой бойни –

Слишком часты разлуки да войны, –

Как в бреду молдаванские дойны,

Раздражают и возраст, и слух, –

А припомнишь напевы походов,

Да звезды отрешение в водах,

Да судьбы отраженье на сводах –

То-то хватит, пожалуй, на двух!

Племя, племя! – рассеяно племя,

Млечный Путь – не значок в теореме,

А неистовство – лучшее стремя

Для коня, уносящего в даль,

Где открыта не дверь, а понятье,

Где встречают небесные братья,

Где земные откроют объятья,

Где читают Природы скрижаль.

Да, здоровье – конечно, – тем паче!

И не сплю, вспоминая, – заплачу,

В этой жизни хоть что-нибудь знача,

Да опять замолчу, – что сказать?

Этот узел страстей бесконечных

Ни в сердцах, ни словах человечных,

Ни в поступках, по-царски беспечных,

Нам, пожалуй, нельзя развязать.

Постарел, – но скажи мне – откуда

За плечами, как вещее чудо,

Выручавшее тело повсюду,

Серебром набухают крыла –

И трепещут, подъемлясь ночами,

И расправлены днесь за плечами,

Чтобы люди прозрели очами,

Чтобы вера над миром взошла?

Таргитай! – обезьяньи уловки

Не упустят досадной сноровки,

Приплетутся подобьем шнуровки,

Меценат насладится игрой, –

Золотыми любуясь лучами

Да от тайны владея ключами,

Мы ещё пролетим над ручьями,

Воскрешая торжественный строй!

Что теперь твоя Львиная доля?

Отпустили бы всё-таки боли,

Улыбнулся бы мне поневоле

Да прислал бы отрадную весть:

Мол, здоров и спешишь к Митридату, –

Знать, ума обновилась палата, –

Это будет, как было когда-то,

В этом наши и сила, и честь!

___

За окном то снежит, то сникает,

Огорчением полон, январь, –

И столица к стеклу приникает,

Чтобы нам изумиться, как встарь, –

Говорят, у нее годовщина, –

Удивляться не вижу причины,

Обольщаться – тем боле, – пускай

Перельётся вода через край.

Постепенно затянутся шрамы,

Но, конечно, останутся драмы,

К уцелевшим потянутся дамы,

Только чаши поднимем не раз

Посреди беспредельного света,

За пределами странного лета,

И, конечно же, выпьем за это,

Ибо свет – и Единство, и Спас.

Что ж! – язычество в нас с христианством,

А приют с неизбежным пространством

И безумства разлад с постоянством

В единении редком живут,

Вот они – и дыханье, и сердце,

Вот движенье души страстотерпца,

Понимание единоверца,

Наконец-то оправданный труд.

Посылаю тебе, как лекарство

От немыслимых бед государства,

Не скитальчество и не мытарство,

А великую нашу полынь –

В ней найдёшь исцеленье от горя,

От бессмыслицы в зимнем дозоре,

В ней солёное плещется море.

Приходи и меня не покинь!

Увезли меня в степи родные,

Чтоб кошмары забылись ночные,

Стушевались виденья дневные,

Успокоилась в песнях душа, –

Спозаранку вскочив, привыкаю

К ощущенью пахучего чая

И весну в огорченье встречаю,

Пью напитки её из Ковша.

Не томит меня творческий голод,

Потому что ветрами исколот,

Оттого, что летами немолод,

И гляжу я на солнечный сад –

Столько раз выручал он, любезен,

Сердцу дорог и взору полезен,

Да и не был отшельнику тесен

И увидеться искренне рад.

Отцветает миндаль, розовея,

Вырастает листва, здоровея,

И деревья, отнюдь не старея,

Осыпают, смеясь, лепестки –

Так напёрсток надевшая фея,

Что-то в воздухе сшить не умея,

Потеряет иглу – и, немея,

Нить стекает с высокой руки.

Так волшебницы скажут однажды

На краю непредвиденной жажды,

Повторяя не трижды, не дважды,

Но упрямо, как птицы, твердя

Шевелящее в области слуха

Завиток музыкального уха,

Где глоток полагается духу,

Шелестящее слово дождя.

Над пернатыми, словно начальник,

Изнывает, ворчун и молчальник,

Уходящего снега печальник,

Холодок, отоспавшийся всласть,

Сознавая, что пожил и будет,

Что никто его впредь не разбудит,

А скорее совсем позабудет –

И тогда переменится власть.

Простирает ладони к востоку

Ветерок – и не так одиноко,

Чтобы снова не щуриться оку,

Не дождаться, потупясь, тепла, –

Изгибаясь в своей укоризне,

Обозначена линия жизни,

Избегая брести по отчизне,

Где покоя она не нашла.

Будет месяц в сумятице длиться,

Будет сердце неистово биться,

Чтоб взаимности в чувстве добиться

И разлуку с любимой стерпеть, –

Не сдержать мне теперь ожиданья,

Не познать глубины оправданья –

Знать, даровано это страданье,

Остаётся лишь грезить да петь.

Этот день назревать успевает,

А над ним облака проплывают —

И печали они не скрывают,

И уход свой давно сознают

Из открытого окнами слога,

Из того, чего было так много,

Но к чему наклонилась подмога,

Так легко создавая уют.

___

У меня что ни шаг, то забота –

Отыщу приворот поворота,

И за шиворот схвачено что-то

Придорожное, вроде травы, –

Как приметы его распознаю?

Где изнанка его расписная?

Где же суть зарожденья земная?

Уж не в сеть ли попалась молвы?

Раскрывают бутоны тюльпаны,

Прислоняются южные страны,

В эмпиреях витая так рано,

К запредельному стойлу Тельца,

Чтобы там, натолкнувшись двояко

На предвестие нового знака,

Быть в свидетелях горнего брака,

Ход созвездий постичь до конца.

На крыльце человек возникает,

И чего-то ему не хватает –

Только воздух руками хватает

Да губами вослед шевелит, –

И тогда проясняется сразу

Откровения горькая фраза,

Матерьяльная рушится база

И надстройка соблазна трещит.

Над просторами третьего круга

Мотыльков поднимается вьюга –

И соратник на грани недуга

Закрывает слепое лицо, –

Собеседник лишается речи, –

Да и мне разобраться не легче

В этом бурей нахлынувшем вече,

Обручальное спасшем кольцо.

___

Как припомнишь апрельские шутки,

Что к народу поистине чутки,

Так захочешь растить незабудки,

Словно Гёте, от дел удаляясь, –

То воскресник вокруг, то субботник, –

Вифлеемский задумался плотник:

Где хозяин и кто же работник?

И какая нарушена связь?

После драки махать кулаками,

Как играть в дураки с дураками,

Отвечать на вопросы кивками,

Раздавать поддавки да щелчки, –

По Москве олимпийская нечисть

Ходит-бродит, ютясь и калечась,

Чтобы, в пьяном бреду изувечась,

Изучала больниц потолки.

Называть Обезьяну не буду,

Но она успевает повсюду –

И придётся столичному, люду

Примиряться с мамзель шимпанзе, –

Подзаборная лает собака –

И гуляет заморская бяка,

Попрыгунья, плясунья, кривляка

С голоском незабвенной Дузе.

Добираясь до хлеба и соли,

Пусть хлебнёт ещё волюшки вволю,

В злополучной взлелеяна холе

И сулящая страх впереди, –

Так изыди совсем! – рассыпайся!

Пред очами, крича, не болтайся

И семью разрушать не пытайся –

Не получится, – сгинь, пропади!

___

Таргитай! – здесь цвели абрикосы –

Я увидел небесные косы,

Сквозь шахтёрский дымок папиросы

Я коснулся невидимых уст, –

В каждой сказке что сон – то открытье,

Но когда обожаешь наитье

И когда прозреваешь событья,

Даже воздух без имени пуст.

Голова моя здесь уцелела,

Да виски седина одолела

От тоски – рокового удела,

Недоступного прежним боям, –

Это звёзды звенят с очеретом –

И всегда в продолжении этом,

Уподобясь жужжащим букетам,

Пробуждаться пчелиным роям.

Катит обруч ребячий колдунья –

Знать, ушло за холмы полнолунье,

И привечу ветвей многострунье,

И останутся нечет иль чёт, –

Кличет горлица, хрипнет зегзица,

На щеке порыжеет ресница,

Освежит из колодца водица, –

Что за невидаль дальше влечёт?

Вот и чайки над степью кружатся,

Словно в чувстве хотят разобраться,

И от вздоха нельзя удержаться –

До чего же они далеки,

В белизне и крылатости острой

Отрешась от нелепости пёстрой,

В неизменности лет многовёрстной

Промелькнув над изгибом реки!

Кто окликнет меня? – кто излечит?

Кто же карты краплёные мечет?

Кто души отродясь не калечит?

Спят в земле золотые друзья, –

Защищается роза шипами –

И, земли не касаясь стопами,

Только месяц торгует серпами

И, конечно же, метит в князья.

Разбазарены гроздья сирени,

От извёстки распухли колени,

Проступают забытые тени

Сквозь испарину белую стен, –

Что свершилось – то вправду свершилось,

Позабылось – так впрямь позабылось,

Полюбилось – так въявь полюбилось,

Так шкала широка перемен!

Мне теперь не дождаться ли, право,

Дивных празднеств, где подняты главы?

Сыном Слова, приёмышем славы

Я войду в заповедный чертог, –

Да зачтётся и мне под звездами

Всё, что создано сердца трудами,

Словно свет высоты над садами,

Где свидетелем таинству Бог!

Имя Скифии вновь прославляя,

О былых временах размышляя,

В одиночестве – в поле без края –

Убеждаюсь, и царь твой, и брат:

На ступени крутой вознесенья

Лишь любовь – в этом мире спасенье,

Лишь над нею – звезда воскресенья.

Таргитаю писал – Митридат.