- Три небольших поэмы
Два года без моря
Два года без моря и ласки!
Пусть осень не строит мне глазки, –
Сентябрь на ходулях чумным почтальоном
Не выставит скулы в порыве наклонном,
Где ветвь на ходу обвисает
Да пряные кудри спасают,
Где ищут ресницы да всё не находят, –
Тогда непонятное в лицах восходит.
Два года без ласки и моря!
Так что повторяется, вторя
Прибоя ли шуму иль разума свету?
Подобно волнам, проверяется лето
Иль пеной прибрежною, слишком успешной,
Иль склонностью к ценности, может, поспешной –
Одна за другою они набегут,
Когда дорогое вдали берегут.
Два года без вести зрачка и ветрила!
Незримые вместе вернутся мерила,
Безвестные части меняя местами,
Сойдутся, отчасти являясь мостами
Меж замком осенним опасным,
Расцвеченным жёлтым и красным,
И светлою областью наших обид,
Где облик влекут и обличье скорбит.
Два года опаски и всех превращений!
Прости мне огласку иных обольщений,
Прости неуменье, как мудрость прощают,
Когда на мгновение грусть обещают,
Прости мне опеку в быту обветшалом,
Тишайшие нити устань шевелить,
Как будто не к спеху порой разрешал им
Тебя вопрошать и себя не винить.
Строители верности высят стропила,
Над ними от пыла сгибаются пилы,
Плывут облака, – и по лужам вразброд
За годом растаявшим нынешний год,
Как братья хмельные с пирушки ночной,
Домой возвращаются поздно, –
И день надвигается грозно,
А небо с позиции смотрит иной.
Два года без меры – мы их променяли –
Платочек батистовый вгонит в тоску,
И счастье теперь раздают по куску,
И впишут в немые анналы,
В скрижали доверия – тень фитилька,
Да то, что к щеке прислонялась щека,
Да пахли под утро огарки, –
Вовсю улыбаются Парки.
Нам тени ночные разложат пасьянс,
Излуки речные не вгонят нас в транс,
Никто из тумана не выйдет встречать,
Никто на устах не поставит печать, –
А только сольются неспешно
С безропотной темью кромешной
Лишь два силуэта из всех на веку –
И проблески света уже начеку.
Ничем не могу своё сердце спасти
От тех отдалений, куда догрести
Нельзя, – перевёрнута днищем
Судёнышка крепкая суть –
И как здесь себя позабудь,
Когда по задворкам не рыщем,
Брести собираемся к чистой воде, –
Едва только выйдешь, не сыщешь нигде.
Желанная мгла, где от рокота лев
Из клетки бросается в ропот дерев,
Желанная глина, где клёкот орлиный
В обнимку с лавиной летит голубиной,
Где в нас вызревает, как семя, случайней,
Что чайка взлетает над ленью причальной, –
Заснежена даль, да и моря одышка
Опять, как всегда, хороша без излишка.
Стручками акаций челны и шаланды
Уходят от брега взбесившейся банды,
Матросы на бриге хлебают баланду,
И радио нам продаёт контрабанду,
Как шали персидские, – всё миновало,
И снова спесиво стоит у штурвала
Моряк молодой с золотою кокардой
И скоро командовать станет эскадрой.
Наверное, всё-таки нет у любви
Ни риска остаться бездомным,
Ни сердца в груди и ни искры в крови,
Что вспомнится в море огромном, –
Зачем же тогда, затевая игру,
Мы мчимся, души в ней не чая,
И мучится тишь на всеобщем пиру,
Запросам иным отвечая?
Зачем же тогда, только хрустнет ольха,
Берёзы охаивать станут?
Ужели тогда и пройдёт по верхам,
Что к берегу скоро пристанут?
Не то мы умеем назвать второпях,
А только немеем в ненужных цепях, –
Дорожкою лунною где-то
Протянем цепочку брегета.
Горит ли кострами покой за углом,
Недвижное пламя сдаётся ль на слом,
Внимают ли люди, течёт ли вода –
Чего-то ведь нам не постичь никогда, –
Нельзя подчистую тому научить,
Что точится вами и прочит влачить
Уроком любым рисованья
Безмерное наше вниманье.
Нельзя ли кольцом обозначить испуг?
Лицо не рисуют без помощи рук,
Безликое помощи просит,
Безвестное время уносит, –
Ведь скачут же лошади цугом –
Ужели доверить подругам
Всё то, что открыто живёт в ремесле?
Ракиты, копыта, роса на весле.
Гончарного круга весомою степью,
Янтарного юга несомою крепью,
Резонною ношей, безмерною чашей
Всё чаще подчас приближается наше
Участье в раздумье Вселенной бывалом,
Уменье в бреду ограничиться малым,
Желанье, в саду засыпая, тесниться,
Где тает, слетая, что больше не снится.
Не так ли разведчики в Понте Эвксинском,
Тавриды разгадку почуя,
Её предпочли фараонам и сфинксам,
По редкостным гребням кочуя?
Не так ли они, наполняя амфоры,
На радость потомству и нам
Раскованным пением трогали горы –
И вновь доверялись волнам?
Возвращение на Итаку
Северной ночи сквозит перехлёст –
Так далеко до звезды! –
Но для тебя ль не доищешься звёзд?
Хоть в получасе езды!
Хоть в неуменье забора обнять
Сад, затянувшийся долго,
Чудится прыть и сбывается стать
Летнего тёплого толка,
Хоть раскрывает, как сонм передряг,
Сосны сомненья и стадо коряг
Сон, не желающий знаться, –
Ты раскрывала ладони свои,
Белую смуту плели соловьи, –
Так же легко обознаться.
В обозначении чудится стук,
Дверь открывающий ряду потуг,
Осени шепчущий, что же неровно, –
Всё же значение это огромно –
Ветер кривляется в груде бумаг,
Демон старательный делает шаг,
Бог небесами заведует прочно, –
А на земле навсегда непорочно
Лист упадает и лес шелестит,
Кто-то рыдает, а кто-то грустит,
Невидаль пламени милого влёт
Птицу сшибает чужую,
Время отважное поверху ждёт,
Так же себя не щажу я.
Что же меня ограждало порой?
Ну-ка, поступки мои перерой –
Те позабыты, те приступом взяты –
То-то утраты во всём виноваты! –
Так-то отринут чреду предложений,
Чтобы раскинуть в чаду приглашений
Шёлковый купол, шатёр или свойство
Для неуверенной сметы довольства.
Так, пробивая дельфином лобастым
Гущу отбора мирскую,
Меру свою сознавал и не хвастал,
Плавал я, честно тоскуя, –
Люди, постылые скинув плащи,
Улицы вытянув тяжко,
Всё исходили – теперь не взыщи –
Горестно – так-то, бедняжка!
Так-то за пряжею дни протекут
Тонким потоком сквозь пальцы,
Так-то иные шутя завлекут,
Что не досталось скитальцу,
Так-то сетями не выловишь ложь –
Много её и на суше!
Так ли вслепую расстались – и всё ж
Души нисколько не глуше.
Гложет вода круговые устои,
Брезжит, вовсю разрастаясь, простое,
Прячется сложное, дремлет гранит,
Что-то тревожное гордость хранит, –
Что притомилось и в оба не смотрит?
Только ли милость без выдержки мокнет?
Только ли меркнет закат с якорями?
Лета раскат расцветёт фонарями –
И золотыми шарами жонглёр,
Вкось уходящий за крыши,
Спор разрешит – но настолько ли спор
Больше надежды и выше?
То ли тепло, то ли холод почуешь –
Словно назло, безраздельно кочуешь –
Пусто – да куст позарос паутиной,
В поле – колосья, а в доме – картины,
Свечи ненужные, сбивчивый тон,
Тайную дружбу несёт почтальон, –
Дыма изменчивый призрак на воле –
Этот ли признак? – из Гамлета, что ли?
Мел на асфальте с песчаною пылью
Сразу тебя познакомили с былью,
Даль задрожала в биноклях оконных, –
Что залежалось в понятьях резонных?
Что же украсит карниз голубями?
Любо ли глуби заигрывать с нами?
Что же я видел? – всего не откроешь,
Яму не выроешь, правды не скроешь –
Краешком блажи приткнулась Европа –
Так-то меня дождалась Пенелопа!
Нам азиатские струны бряцают,
Тянут к венцу и концу восклицают,
Мол, предназначено это началом –
Ах, как отзывчиво я отвечал им!
Трубным призывом, судьбы громогласней,
Прячется в зыби, что было опасней,
Что заставляло сдружиться с вниманьем –
Как я гордился его пониманьем!
Нет у меня ни уменья унизить
То, что поможет поверить и сблизить
Дрёму прощанья с поверьями встречи, –
Так нелегко побывал я далече! –
Нет у меня ни желанья обнять
То, что за давностью может пенять,
Чуть прикорнуть – и, в углу закурив,
Время вернуть, нарываясь на риф.
Так и живут на московской Итаке –
Взор отвлекают дорожные знаки,
Кров обретают в порыве излишнем,
Кровь пробегает в изгибе неслышном,
Море ушло, даже дверь не закрыв,
Бремя навязчивый стелет мотив,
Тянет дождём освежиться иль делом,
Что навсегда проявляется в целом, –
Нет, ненадолго вина западала
Солью кристалла на донце бокала,
Нет, не навечно тебя привечали –
Больше корили, небось, обличали.
Ты возвратился, Улисс, – так смотри же –
В раже бесстыжем подёрнута рыжим
Совесть столицы, слегка приготовясь
Выслушать горести грешную повесть.
Стены твои вертикально внимают,
Снег, перемешанный с громом,
В гомоне брезжащем дом обнимает,
Жаждущим рвам уготован, –
И Провиденье рукой повернёт
Святость обители старой
К старости мысли и стае забот,
Всюду бренчащих гитарой.
Боги! – иль жертвы для вас не хватает? –
Гривы сражений над градом летают,
Троя сгоревшая брошена где-то, –
И бесконечности чёткое вето
Всё же позволит простить повседневность:
Крепости – святость, а древности – ревность.
Спи же спокойно, прекрасное, – то есть,
Может, увижу тебя, успокоясь,
Может, всегда улыбаясь чудесно,
Встанет безвестное жизнью иль песней –
И, просыпаясь и в зеркало глядя,
«Сколько ведь, – скажешь, – над лишнею кладью
Лет безутешных витает!
Мы-то с тобой ничего не забыли,
Мы и тогда неразлучными были –
Любим – и листья летают».
Там электричек распахнута суть,
Там раскрывают, кому – позабудь,
Временной ласки объятья,
Там занимает латунь или медь,
Что не могло на себя посмотреть,
Что променяло хотя бы на треть
Крыма отроги, – и так угореть
Не суждено благодатью.
Осень, как самка, дрожа, выжидает,
Бор ограждает и горе рождает,
Снег обещает, как белую манну, –
Это теперь и тебе по карману.
Всюду грибы вырастают нарочно,
Горечь растает в ограде барочной –
И за узором не знаются узы
С теми, кто сами не звали обузы.
Муза моя затевает поверья,
Птицы роняют последние перья,
Всюду воспетое нас убеждает,
Прежней порукою враз побеждает, –
С тем убедительней станет родное,
Что за стеною повёрнуто к зною,
Что провисало цветами нарядными
И заставляло меняться парадными,
Лестниц ценить многодумье
И доверяться колдунье.
Значит, к минувшему нету разгона –
Так просветим же во имя закона
Душ улетающих пару –
Пахнет безмолвье знакомой полынью,
Глина лукавая бредит теплынью
И поцелуями грезит отныне
Даже царица Тамара.
Просто нахмуриться иль опровергнуть,
Просто отпетое наземь низвергнуть,
Просто отвергнуть ветрила горячие –
Так по утрам просыпаются зрячие, –
Просто оставить, как тень оставляют,
Просто, как темень, наверно, меняют
На ослепительно сизый
Голубя взмах или города ветер,
Просто, как телу живётся на свете,
Как отвечают на вызов.
Где же развязка и ставень поспешность?
Так навсегда изменяется внешность
У берегов – и туманит мосты,
Где никогда не останешься ты.
Когда-то в Ялте, в феврале
Дикий голубь закричал: «Гу-гу!» –
Я увидел твой причал в снегу,
Я почуял мимолётно смесь
Недолёта и полёта, спесь.
Белых лыжников летит отряд –
Это зимнее сквозит не в лад,
Не порадует порядок лет,
Безотрадное несётся вслед.
Запевают за горой гора,
Приуныла серебром вчера
Укоризны золотая цепь,
Украиною растает степь.
Ближе, ближе пробуждайся, жизнь,
За обочины дорог держись,
Приближаемся почти – пойми,
Провожания чести, прими.
Всё возможное возьми совсем –
Не хватало ль мне премилых тем?
Не хватался никогда я вспять,
Пожелания хотел я знать.
Впопыхах не успевал признать,
Что желало наповал призвать,
Не попыхивал окурком в такт,
Не распахивал тужурку так.
Не откидывал привычно прядь,
Не откладывал привычку спать,
Никогда не уставал вставать,
На муру не забывал плевать.
Ежедневное моё окно
Сострадателей прогнать должно,
А на то, что накопил апломб,
На почтамте не налепят пломб.
Виноват ли чей-то атеизм,
Что прищепкой щёлкнет афоризм?
На верёвке не развесит двор,
Что доверчиво вбирает взор.
Многодырчатая сеть измен
Завлекла бы и тебя, Кармен,
Только лошади устали ждать,
Без оплошностей играет стать.
Пустяковая стекает рать
Частоколом оградить и взять,
Только витязь или зять раззяв
Перегнал, издалека узнав.
Не по-скифски ли зрачок остёр?
Не за сфинксами ль залёг простор?
И забрезжила, как брызжет сок,
Неизъезженность морских высот.
Стебанутым наречёт жаргон,
За минуту изречёт разгон
Меднолобую гряду, как Зевс,
Отречётся от придумок бес.
Для астролога назрел вопрос –
Кто довёл его шутя до слёз?
В апогее Водолей – спроси,
Что там вертится вокруг оси.
Суматошная чреда квартир!
Сумасшествия литой потир!
Как влитая, набекрень молва –
Не качать тебе права, Москва!
Азиатчина орёт взахлёб:
Ты не ту ещё турчанку сгрёб! —
За набегом ли дрожишь, Орда?
На «Аиду» ли спешишь? – айда!
Всюду аканье, огульный звук, –
Акведуком ли протянем вдруг
Несравненную видений связь –
И откуда ты опять взялась?
Акробатом, воробьём ли вскачь,
Настоим ли на своём иль в мяч
Поиграем – за бедой беда –
Ты-то знал о них ещё тогда.
В аккурат не успевал толкать –
Ты тогда ещё привык алкать,
Саркастически скрипит алчба,
Артистических причуд арба.
Отдадут тебе и твой алтын,
Приведут тебя зимой к святым
Поступательным твоим местам –
То-то скачешь по кустам, мустанг!
Али цели, али цвели нет,
Обстоятельно посмотрят вслед –
Расстояния такого лёд
Обещание жилья проймёт.
Приготовят для тебя альков,
Только тут-то ты и был таков!
Амулетами устань держать,
Что как должное должно дрожать.
За ажурные чулки, за сказ
Не амурное удержит нас,
И не аханье хватай – ахти! –
А с размаху обретай пути.
Сохранит на антресолях друг
То, что в ссоре не расскажет Дух,
Ну а спорная прошла пора –
Наша дружба не пришла вчера.
Обладатели аллей и скал!
Обитатели полей! – пристал
К неизбывному листок – сады
Заметают за собой следы.
Так подарим же не медля срез
Через годы и погоды – чрез
Разуверенность изгоя – он
Неразборчиво сейчас влюблён.
Маловато мне вовсю сказать –
Манит мятную росу терзать,
На Дарсане пропадать, виня
Недостатки своего огня.
Фанатичнее слепых коллег,
Этот город приобрёл навек
Подобающих акаций хруст –
Утопающим откажет грусть.
Загустел бы за платаном тон,
Приобрёл бы морякам притон,
Да ходатайства пропали зря,
Прикипела к фонарям заря.
Лишь хождение, отплытье, плоть
Восхождения, несхожи хоть,
Захлестнуло, захвалило всех,
Что не к спеху привело успех.
Я сказал бы, как хрустит сустав,
Показал бы, как, в горсти восстав,
Принимается расти цветок –
Исцелить бы до конца Восток.
Малой Азии халат хвалить,
Безымянную волну хулить,
Ожидать хоть не весну, так хворь,
Не расхлёбывать лавину с гор.
Холить, хаять, хоронить, храпеть,
Непричастному чему-то спеть,
Зацепиться за балкон рывком –
Я знакомым посошком влеком.
Ну и хроника сожмёт щипцы!
Пониманье не уймёт пыльцы,
Так и просится щипать, шипеть,
Околесину любую спеть.
Переменчивый нечастый лоск,
Щепетилен до краёв киоск,
Путеводною владел уздой,
А закончилась она звездой.
Словно щупальца раскроет краб,
Словно ты уже галерный раб,
Словно рыба открывает рот,
Чья-то просьба от меня уйдёт.
Окажусь я с панталыку сбит,
Что нечистое гранит дробит,
Что не надо ни глазеть, ни звать,
Только грезить да в грозу зевать.
Перепутана участий часть,
На качелях ли к ногам припасть,
Эти челюсти челнок грызут,
Окунают черенок в мазут.
Высят цоколь, воздвигают храм,
На изнанке возлегает срам,
Одеялами сползают вниз
Изменения забот и виз.
Слишком оползни сошли на нет,
Словно селезень плывёт корнет
Над оркестрами смычков и труб,
Слишком тесно иногда для губ.
Надо Штрауса позвать, чтоб взмах
Дирижёрский возвеличил страх,
Надо цельности вздохнуть слегка,
Небывалости найти дружка.
Набивалось, как заплечный торг,
Возмужалостью калеча толк,
Забивалось, как в мошну деньга,
Задевалось, как в плену серьга.
За цыганистостью, склонной вскользь,
Известковою полоской кость
Непредвиденных домов жила –
Приунывшему дворцу хвала.
Уроженцы замерзают вдруг,
Но оттаяв, не протянут рук –
Не настолько ли не склонен плющ
Превращаться в одеянье, злющ?
Щитовидной железой залёг
Музыкального привета слог,
Моментально или как-нибудь
Нам фотографы укажут путь.
Я усталости не знаю – щёк
Мне не тронет бесполезный ток,
Легендарная удержит твердь,
Благодарностью не дарит смерть.
Не гусиным ли пишу пером?
Не мостом ли заменю паром?
Не предвижу ль в накопленье зим,
Что возвышенностью отразим?
Наша стужа тот же свет свечи,
Так же кружим до утра в ночи,
Так же скачем, так же честен час,
Где когда-нибудь дождутся нас.
© Владимир Алейников, 1996 – 2016.
© 45-я параллель, 2016.