Владимир Корнилов

Владимир Корнилов

Вольтеровское кресло № 23 (371) от 11 августа 2016 года

Музыка для себя

Смерть Хемингуэя

 

Это право писателя

Подставлять пуле лоб.

Так что необязательно

Сыпать мненья на гроб.

 

Это право художника

Знать шесток свой и срок.

И примите как должное.

И поймите как долг.

 

Никакой здесь корысти,

И не стоит карать:

Это воля артиста

Роли не доиграть.

 

Если действо без цели

И дерьмо режиссёр,

Рухнуть прямо на сцене

Доблесть, а не позор.

 

1961

 

Ностальгия

 

Нас такие

Ковали деспоты!..

Ностальгию хлебали с детства мы

И не скепсису,

Не иронии,

А доверились

Жажде родины.

Боль по родине,

По отечеству

Не пародии

Человечности!..

Поразила

Нас скорбь нелепая

По России, которой не было…

 

1964

 

Начало

 

Я в таком прохлаждался вузе,

Где учили писать стихи.

На собраньях по нитке в узел

Собирали мои грехи.

 

Выявляли космополитов,

Чтобы щёлочью вытравлять,

И с товарищем у пол-литров

Стал я донышки выявлять.

 

Слава робкой его улыбке,

Что в те годы была светла,

Слава белой как свет бутылке,

Что от подлости сберегла.

 

Слава девушкам в главном парке,

Бесшабашным студенткам тем,

Что не очень-то были падки

До высокоидейных тем.

 

Слава юности, что соплива

И наивна была весьма.

Слава армии, что забрила

И в «телятнике» повезла.

 

И «губе» хвала, где душою

Отдыхал от сплошной «уры»,

И Отечеству, что большое

И припрятало до поры.

 

1965

 

Сигарета

 

Надёжная вещь сигарета!

Сдави-ка покрепче в зубах,

Зажги – и не выдашь секрета,

Что дело и вправду табак.

 

Попыхивает светло-синий

Дымок её – символ добра,

И кажется: смирный и сильный,

Спокойно дымишь, как гора.

 

Какие огромные горы!

И море у самой горы!..

Какие кругом разговоры!

А ты втихомолку кури,

 

Молчи, что изъедены нервы,

О том никому невдомёк,

Поскольку достойно и мерно

Восходит весёлый дымок.

 

Хватает позора и горя,

А всё-таки не обличай:

Покуривай, как крематорий,

И всё это в дым обращай.

 

Пускай докатился до ручки

И весь лихолетьем пропах,

Но это не видно снаружи –

Торчит сигарета в зубах.

 

Я сам за неё укрываюсь

И что-то таю и темню,

Справляю последнюю радость,

Одну за другою дымлю.

 

1969

 

Музыка для себя

 

Словно бы в перекличке

Банджо и контрабас –

За полночь в электричке

За город мчался джаз.

 

Скопом на барабане,

Струнах и на трубе

Что-то своё лабали

Лабухи о себе.

 

Видно, нет счастья слаще,

Чувства растеребя,

Мчать по равнине спящей

С музыкой для себя!

 

...Музыка в электричке,

Смысла в тебе – ничуть,

И потому-то трижды

Благословенна будь!

 

Кто ты ни есть – искусство,

Почва или судьба –

Нету в тебе паскудства,

Музыка для себя!

 

Только восторг свободы

Да разворот души –

И никакой заботы,

Проповеди и лжи!

 

...Сильно меня задела,

Ужасом осеня,

Исповедь без предела,

Музыка для себя!..

 

1980

 

Художник

 

Б. Сарнову

 

Умер Володя Вейсберг,

Умер без суеты,

Умер, наверно, весь бы,

Если бы не холсты –

 

Призмы, цилиндры, кубы –

В каждом ожог и шок...

Ради такой Гекубы

Он-то себя и сжёг.

 

Белым писал на белом,

Белым, как небытьё,

Чтоб за любым пределом

Вновь обрести своё.

 

Словно философ с кистью,

Истиной одержим,

Истиной, как корыстью,

Только одной и жил.

 

Сколько кругом ничтожных

Выжиг, лгунов, пролаз,

А вон какой художник

Всё-таки жил при нас.

 

1985

 

Рифма

 

Не владею белым стихом

Для себя, для своей работы.

Белый стих пополам с грехом

Истребляю на переводы.

 

Белый стих меня не берёт

Ни в балладах, ни даже в песнях,

Не познал я его высот,

Не гулял в его тайных безднах.

 

Помню, в молодости с тоской,

Ошалелый и оробелый,

Я глядел, как наставник мой

Километры гнал пены белой.

 

Этих тысяч двенадцать строк,

А быть может, ещё поболе,

Я без рифмы жевать не мог,

Как жевать не могу без соли.

 

...Рифма, ты ерунда, пустяк,

Ты из малостей – микромалость,

Но стиха без тебя никак,

Хоть зубри, не запоминалось.

 

Рифма, ты и соблазн, и сглаз,

Ты соблазном и сглазом сразу

Отравляешь лирикой нас,

И несём её, как заразу.

 

Рифма, нет на тебе креста,

Ты придумана сатаною,

Но и жизнь без тебя пуста,

Хоть намучаешься с тобою.

 

1986

 

Безбожие

 

Стали истины ложны –

Что же делать старью?

Я последний безбожник

И на этом стою.

 

Если челюсти стисну,

Сбить меня не пустяк:

Чёрный хмель атеизма

И в крови, и в костях.

 

Чести-совести ради

Думал жить не греша –

Всё равно с благодатью

Разминулась душа.

 

Но стиха ни в какую

Не сменю на псалом

И своё докукую

На пределе земном.

 

...От основ непреложных

Отошли времена.

Я последний безбожник,

Не жалейте меня.

 

1986

 

Молодая поэзия

 

Поэзия молодая,

Тебя ещё нет почти,

Но славу тебе воздали,

Не медля, твои вожди;

 

И те, лет кому семнадцать,

Кому восемнадцать зим,

Уверены: всё – эрзацы,

И надо дерзать самим;

 

И надо смахнуть с насеста

Заевшихся стариков,

Преемственность и наследство,

И прочую смерть стихов.

 

Тут сразу без сиволдая

Закружится голова.

Поэзия молодая,

Наверное, ты права.

 

Но нынче поменьше к лире

Приставлено сторожей,

И ей одиноко в мире,

Свободнее и страшней.

 

И душу ободрить сиру

Пред волею и бедой

Навряд ли сейчас под силу

Поэзии молодой.

 

1987

 

Игра судьбы

 

Александр его удалил

В Кишинёв, а потом в поместье,

Чем свободою одарил,

Уберёг от уколов чести.

 

Мог в столице к полкам пристать –

И не выстрелил пусть ни разу,

Всё равно писать-рисовать

Воспретили бы, как Тарасу.

 

И какая б стряслась беда

Для России – не думать лучше...

А когда б не пошёл туда,

Сам извёл бы себя, замучил.

 

...В Петропавловке жёстко спать,

Если каешься без оглядки,

А в Михайловском тишь да гладь,

И с опального взятки гладки.

 

1987

 

Большие батальоны

 

Бог на стороне больших батальонов…

Вольтер

 

Они во всём едины,

Они не разделёны,

Они непобедимы,

Большие батальоны.

 

Они идут, большие,

Всех шире и всех дальше,

Не сбившись, не сфальшивя:

У силы нету фальши.

 

Хоть сила немудрёна,

За нею власть и право.

Большие батальоны

Всевышнему по нраву.

 

И обретает имя

В их грохоте эпоха,

И хорошо быть с ними,

И против них быть плохо.

 

Но всю любовь и веру

Всё ж отдал я не Богу,

А только офицеру,

Который шёл не в ногу.

 

1988

 

Ускорение

 

Точно в дубненском ускорителе,

Разнесли, разогнали дни…

Кто родители их, творители,

Разорители – кто они?

 

Шандарахнуты и шарахнуты

Порознь, вместе и все подряд,

Словно всюду ожили шахматы

И ведут себя, как хотят.

 

Словно вылезло всё, что выжило,

И немедля пошло вразнос…

Ни Ботвиннику и ни Фишеру

Ничего б тут не удалось.

 

Понимаем, что станет вскорости,

Но, однако, не знаем, как

Ну хотя бы у самой пропасти

Перейти на нормальный шаг.

 

1990

 

Победительница

 

Многострадальная держава,

Речь Посполита!

А род Израйлев обижала

Вполне открыто.

 

И до, и после Холокоста,

Да и во время,

Не вспомнивши, что Матка Бозка

Всё ж дочь еврея…

 

Не устрашась хулы-охулки,

Давясь от спеси,

И при Пилсудском, при Гомулке,

И при Валенсе,

 

Взметнувши гнев, как хворостину,

Отринув пользу,

Гнала, гнала их в Палестину,

Любивших Польшу…

 

Многострадальная держава,

Веками бита,

Свою победу одержала

Речь Посполита.

 

Прошла сквозь бури и невзгоды,

Осталось малость:

Сквозь суд Истории всего-то

Пройти осталось.

 

1994

 

Удача

 

Откровенной усмешки не пряча,

Телесами окрестность маня,

Шла по улице нашей удача

Не навстречу, а мимо меня.

 

Поглядела хотя бы вполглаза!..

Но не смотрит, не видит в упор

И по улице нашей, зараза,

Всё идёт, всё плывёт с давних пор

 

Не навстречу – всё мимо и мимо,

Молода, дерзновенна, грешна,

Но затравленному нелюдиму

Чёрта в ней и какого рожна?..

 

Гнёт меня от годов и от ветра,

Не хватает ни сил, ни огня,

А удача плывёт – что за стерва?! –

Не навстречу, а мимо меня.

 

1995

 

Маросейка

 

К счастью, наверно, а не на беду,

В прошлое нету лазейки...

Через полвека с довеском иду

Вечером по Маросейке.

 

И не припомню, со мной – не со мной

Все сверхпрошедшее было...

А Маросейка военной зимой

Выглядела уныло.

 

Хоть убирали на улице снег,

Еле тащились трамваи,

Утром и вечером чуть не у всех

Пуговицы обрывая.

 

Тощий, в обноски отцовы одет –

Нищего быта гримаса, –

Был я подростком пятнадцати лет,

Словом, ни рыба, ни мясо...

 

И пронеслись за какой-нибудь миг

Эти с лихвою полвека!..

И Маросейкой спасаюсь от них,

Тяжко дыша, как от бега.

 

Мало чего мне уже по плечу,

Но перед самым погостом

Что-то шепчу и чего-то мычу,

Как ошалелый подросток.

 

1996

 

Колыбельная

 

Памяти Иосифа Бродского

 

В духоте чужого лета,

В атлантической тоске,

Некогда была пропета

Колыбельная треске.

 

Безнадёжна и прекрасна,

Вся – повтор, как «Болеро»,

Через время и пространство

Пробирала мне нутро.

 

В ней, совсем как у Равеля,

Вслед за темой волшебство

По спирали, не робея,

Шло до неба самого,

 

Грандиозно и толково,

Расширяясь каждый раз.

…Одиночества такого

Не встречал я отродясь.

 

И на родине, в неволе,

Тоже ненавидя сеть,

Понимал я, сколько боли

Надо, чтобы рыбам петь.

 

И меня, тоске на диво,

Для проклятого труда

Колыбельная будила,

Как архангела труба.

 

1996

 

Париж

 

Давай полетим в Париж.

Не отвергай идею.

Вдруг сможем, слетаем лишь

Всего на одну неделю.

 

Мы вместе давным-давно,

И ты всё родней и ближе,

Но хочется всё равно

Взглянуть на тебя в Париже.

 

Увидеть Париж сейчас –

Конечно, мечта и бредни,

И всё-таки это шанс,

Решительный и последний.

 

И после, как скрутит боль,

Припомним, как мы в Париже

Неделю жили с тобой,

И вдруг станет боль потише...

 

Давай полетим, пока

Не отменены полёты,

Действительны паспорта

И трезвы пока пилоты.

 

Наверно, сообразишь –

Чтоб как-нибудь, так ли, этак,

Увидели мы Париж

Впервые и напоследок.

 

1996

 

Зачем?

 

Зачем луна тревожит меня

И не даёт уснуть?

А ночь зачем прекраснее дня,

Хотя с неё толку чуть?..

 

Зачем такое в ней колдовство,

Что сумрак света милей?

Зачем, когда не слышат его,

Безумствует соловей?

 

Зачем вода, и земля, и высь

Спасают одних себя?

Зачем единый утрачен смысл

И каждый себе судья?

 

Не оттого ли который век

Беспомощно одинок

И Бога отторгнувший человек

И человека – Бог?

 

1998

 

Слово и музыка

 

Слова, слова, слова –

Безумная работа.

Вернусь к ней. Но сперва

Мне музыки охота.

 

Я прежде к ней был глух...

И вдруг среди дурдома

Опомнился: вокруг

Руины да проломы.

 

Покуда не начну

Свои безумства снова,

Я музыки хочу –

Грянь, музыка, как слово,

 

Во мне самом, внутри,

Не выплеснись наружу,

Гармонией смири

Издёрганную душу.

 

2000

 

Трава

 

О чем трава поёт

Средь ночи и к утру?

Не знаю многих нот,

А слов – не разберу.

 

И потому стихам

В который раз, – увы! –

Души не передам

И музыки травы.

 

…Касался многих тем,

Свергая все и вся,

Но, кажется, не тем

Я вовсе занялся.

 

И нынче все права

На все свои труды

Я б отдал за слова

И музыку травы.

 

2000

 

Эпоха

 

Не различу, прекрасна ли, убога,

Не разберу, слаба или сильна,

Да только это не моя эпоха

И это вовсе не моя страна.

 

Та и другая будто неживая,

Куда живей кладбищенский покой,

С того и оставаться не желаю

В другой эпохе и в стране другой...

 

2001

 

Отходная. Последняя нелюбовь

 

Условье наших смутных дней...

Баратынский

 

Господи, до чего ж настырна

И настойчива, и смела:

Обложила с фронта и с тыла,

Возомнила: её взяла.

 

Разрешение всех загадок,

Разрушение всех цепей,

Дай прожить дней моих остаток

Без назойливости твоей.

 

Но, решив, будто всех мне ближе,

Пристаёшь в ночные часы.

Хорошо хоть, в упор не вижу

Ни косы твоей, ни красы.

 

Отвали! Ну чего прилипла?

Поживём хоть немного врозь.

Отвали! – повторяю хрипло,

Голос мой ослабел от просьб.

 

Ни любви никакой, ни страсти

У меня ни в одном глазу.

Но не вечно мужское счастье –

Скоро сам к тебе приползу.

 

2001

 

Соперник

 

Что делать: быть или играть? Вот в чём вопрос.

А, впрочем, никакого нет вопроса.

Кто до себя – как личность – не дорос,

Тот изъясняется многоголосо.

 

И норовит у каждого занять

То интонацию, то жест, то фразу,

Чтобы сыграть, но не себя опять,

А нечто усреднённое и сразу.

 

Соперник растранжиривал свой пыл

На скетчи, сценки или водевили...

А что до Слуцкого, то Слуцкий просто был.

И не играл. За это не кадили.

 

2001

 

Пролог

 

Не итогом, а только прологом

Оказались и жизнь и судьба.

Убежавшим с уроков пророком

До сих пор ощущаю себя.

 

 

Правда, напрочь изношено тело,

А другого – увы! – не дано,

Но беспечности нету предела

И доверчивости – заодно.

 

Что томило меня, то осталось

Полстолетья с довеском спустя...

Перед миром – я рухлядь и старец,

Перед словом – всё то же дитя.

 

2001

 

Золотое

 

Разновидностей не перечислить:

Золотое сеченье стиха,

Золотое сечение мысли

И высокого, и пустяка.

 

Золотое сеченье надежды,

Золотое сечение мук

И в сиротстве полночном, как прежде,

Снова речью становится звук.

 

Стиснул губы? Ещё крепче стисни

И сильнее ещё береги

Золотое биение жизни,

Выходящей из левой руки.

 

2001