Владимир Смолдырев

Владимир Смолдырев

(1939 – 1971)

 

Владимир СмолдыревПоэт и переводчик, родился в Ростове-на-Дону в семье капитана речного флота. Окончил Ростовский машиностроительный институт. По окончании вуза в 1962 году по распределению приезжает в Сергиево-Посадский (тогда Загорский) район, посёлок Лоза. В это время десятки вновь прибывших молодых специалистов стали активно влиять на культурную жизнь маленького посёлка, где до этого единственным развлечением было кино четыре раза в неделю в заводском клубе.

Здесь он приходит к выводу, что основное его призвание – поэзия. Над молодым поэтом взял шефство известный поэт Борис Слуцкий, который продвигал его стихи в печать, на радио и телевидение. Потом Смолдырев стал сотрудничать с журналом «Сельская молодёжь», был редактором-составителем приключенческого альманаха «Подвиг», очень популярного тогда в стране. В 1966 году подборка стихов В. А. Смолдырева «Акварель» вышла в поэтическом сборнике молодых поэтов «Костры».

К этому времени он уже решил уходить из инженеров и всерьёз заняться литературным творчеством. Вместе с несколькими литераторами Загорска организовал в городе клуб для молодых и начинающих поэтов, впоследствии выросший в литературное объединение «Свиток», из которого вышли многие местные поэты.

В конце 1969 года В. Смолдырев подготовил к изданию книжку стихов «Спираль Архимеда». Весной 1970 года вышли её сигнальные экземпляры, основное издание появилось уже после смерти поэта, в 1971 году. Впоследствии были изданы сборники его стихов «Запах клевера» (1996) и «Венок несонетов» (1999). В 2001 году в рамках поэтического конкурса «Посадская лира» учреждена литературная премия его имени для молодых поэтов города. 

 

Биография составлена по воспоминаниям Владимира Эльчиева

и материалам сайта «Хотьково в сети»

 

 

Борис Слуцкий о Владимире Смолдыреве

 

Плавал по Дону, по Северному Донцу, по Кубани, по Волге, по Каме. Реки, речники, маленькие пароходы, их особый труд и быт — всё это просочилось в его первую книгу. Потом была школа в Ростове-на-Дону. Ростов — особый город. У его лица необщее выражение. Это город южный, шумный, промышленный и в то же время город с большой литературной традицией. Его казачий говор, его пейзажи также отстоялись в стихах Смолдырева.

В Ростове-на-Дону несколько лет тому назад Смолдырев окончил машиностроительный институт и с тех пор работает инженером-конструктором на большом подмосковном заводе.

Каждый молодой поэт, если он действительно заслуживает этого имени, тащит на Парнас своё, пережитое, доселе никогда на Парнасе не бывавшее: кто геологию, кто армию, кто родимый колхоз, кто архитектуру.

Может быть, со Смолдыревым в поэзию впервые войдут цехи современного большого завода, столь непохожего на завод времен Куприна и даже на завод времён Гладкова.

Пока Смолдырев к этой теме только примеривается, Он на всё глядит двойным взором — инженера и поэта. Рано или поздно это принесёт плоды.

Большинство стихов Смолдырева написаны без рифм. Не следует этого пугаться. Шумные обвинения нерифмованного стиха в том, что он заморского происхождения и несвойствен национальной традиции, не имеют основания. Нерифмованным стихом написаны все русские былины и многие русские песни. История рифмованного стиха в России насчитывает двести лет. История нерифмованного стиха уходит в седую старину — в Киевскую и Новгородскую Русь. Нерифмованный стих требует от поэта новых значительных мыслей и свежих чувств. Звоночки рифм иногда могут заглушить внутреннюю пустоту. В нерифмованном стихе формальных ухищрений меньше, и пустота обнаруживается скорее. Смолдырев упорно торит свою дорожку, непохожую на те, которые торят другие молодые поэты.

Он, вообще говоря, упорный человек. Написал, к примеру, одиннадцать поэм и не представил в издательство ни одной, расправился с ними самосудом. И в упрямом сочетании двух профессий, инженерной и поэтической, тоже есть что-то хорошее, надёжное.

Владимир Смолдырев обойдётся без пожеланий доброго пути, потому что свой путь он избрал сам. Это путь добрый, и сойти с него поэта не заставит никакая сила.

 

Борис Слуцкий

 

Ускользающий шарик смертельной серебряной ртути

 

Я сижу в тёмной и пыльной бабушкиной кладовке. Свет проникает только из маленького окошка под потолком. В этом свете я читаю журналы, накопившиеся за зиму, пока меня здесь не было. Бабушка выписывала «Работницу» и «Крестьянку», «Сельскую молодёжь», а дедушка – «Знание – сила», «Наука и жизнь» и «Огонёк».

Здесь я сделаю небольшое лирическое отступление. Это место только кажется маленькой комнатой, заваленной всевозможным хозяйственным хламом, который у бабушки, пережившей революцию, две войны и годы дефицита, рука не поднималась выбросить. На самом деле это был настоящий остров сокровищ. Кроме перечисленных журналов, там можно было найти подшивки газет, журналов «За рубежом» (непонятное название я, совсем ещё маленькая, прочитала «зарубежон», так и запомнила на всю жизнь) и «Крокодил». Были ещё какие-то методички и учебники (бабушка всю жизнь проработала учителем в школе), а также разрозненные томики русской классики – Пушкин, Лермонтов, Чехов, Тургенев, Толстой. Мне посчастливилось откопать в залежах газет небольшую брошюрку – «Горе от ума» Грибоедова, – и я успела прочитать бессмертную комедию раньше, чем мы её стали «проходить» на уроках литературы. Первое впечатление не смог перебить идеологически правильный школьный анализ, эта книга, выученная наизусть длинными кусками, осталась на всю жизнь любимейшим произведением. С запоминанием монолога Фамусова у меня трудностей не было.

Вот я держу в руках «Сельскую молодёжь». На весь разворот напечатаны стихи. Мне 13 или 14 лет – время, когда душа просыпается и особенно чувствительна к прекрасному. Я не понимаю ещё, какие стихи хороши, а какие плохи, просто чувствую озноб по всему телу и не могу оторваться, заворожённая странными, удивительными, непонятными вселенскими образами. Не помню, прочитала я эти стихи один раз или возвращалась к ним ещё в течение этого лета, знаю только, что, приехав к бабушке на следующий год, искала этот номер журнала, но не нашла. Я не запомнила ни имени автора, ни названия произведения, не знала даже, что это было – поэма? цикл? венок сонетов? Единственное, что осталось в памяти, – общее впечатление чего-то огромного и необыкновенно красивого и несколько отрывочных строк: «мы с тобой неразрывны, как поэт и поэма – едины», «голос бога, идущего в лёгких нарядах созвездий», «ускользающий шарик смертельной серебряной ртути».

Молодая жизнь била ключом, и я легко смирилась с потерей. Я училась, влюблялась, растила детей, работала. Распалась страна, в которой я родилась и выросла, ушли из жизни бабушка и дед, продали их дом, который был моим ровесником, в котором я знала не просто каждый уголок, а – каждую трещинку в полу, каждый сучок в деревянных дверях… Но ускользающий шарик всегда был со мной. Иногда в тишине, перед тем, как заснуть, я думала, что надо бы найти эти стихи, пыталась представить, как это можно сделать. Познакомившись с Интернетом, я стала искать свой ускользающий шарик в Сети, долгое время без результата.

И всё-таки в один прекрасный день я его нашла. Это было похоже на чудо. Потрясение от повторного обретения было не менее сильным, чем от первого прочтения. Моей навязчивой идеей, мечтой, преследовавшей меня долгие годы, оказался «Венок несонетов» Владимира Смолдырева. Я прочитала другие его стихи, поняла, что он был настоящим, большим поэтом, и стала искать любую информацию о нём, читать всё, что смогла найти. Информации было на удивление мало: несколько скупых строчек биографии – практически единственный достоверный материал, который удалось обнаружить в Интернете. Безотказный Гугл смущённо спотыкался, заикался и выдавал результаты, в которых не было ни одного солидного и проверенного сайта. Ни Википедия, ни специализированные литературные и/или поэтические сайты не упоминали о нём, хотя его яркий и оригинальный талант успел заметить и оценить Борис Слуцкий. Хорошо, что друзья оставили воспоминания. Постепенно отрывочные кусочки сложились в единую картину короткой, в чём-то обыкновенной, в чём-то трагической жизни.

Военное и послевоенное детство, понятно, не очень-то радостное, не очень-то сытое. О нём можно судить по пронзительному стихотворению «Карандаши»:

 

А я хотел иметь карандаши,

такие, как у однорукого солдата.

В коробке. Разноцветные и длинные.

Заточенные грифели дразнили.

Я, как слепой, ощупывал коробку

и, пробуя цвета карандашей,

фигурки на ладони рисовал.

Я так хотел иметь карандаши!

…и я смотрел на маму снизу вверх

и видел — губы мамины дрожали...

 

После школы он заканчивает машиностроительный институт в родном Ростове-на-Дону, там же в годы учебы начинает писать стихи и посещать литературное объединение.

Из блога Эмиля Сокольского, критика и литературоведа, земляка Владимира Смолдырева:

«Родился Владимир Смолдырев 26 мая 1939 года в Ростове-на-Дону, учился в институте сельхозмашиностроения, по направлению приехал в Загорский район. Позже работал в журнале “Сельская молодёжь” и в издательстве “Молодая гвардия”, работа тяготила, не радовала и личная жизнь.

Накануне 8 марта 1971 года многие жители города Хотьково, где поэт снимал дом, видели его сильно пьяным, видели, как он долго лежал на мокром снегу. И видели ещё, как его забрали в милицию, где продержали ночь. Через день Смолдырев умер от воспаления лёгких. Похоронили его на хотьковском Горбуновском кладбище.

Смолдырев был далеко не святым! – однажды запальчиво заявил его коллега по перу. – Он совершал плохие поступки, но он не писал плохих стихов!

Коллега прав? Пожалуй, да, – плохих не писал. Но до лучших, я думаю, не дожил…»

Неполных 32 года. Иван Фёдорович Кудрявцев, поэт, друг и ученик Владимира Смолдырева вспоминает: «Лермонтовский возраст он пережил трудно, но возраст Иисуса Христа – убеждал нас – он не переживёт!» Все настоящие поэты – больше или меньше – пророки.

Конечно же, не количеством земных лет исчисляется путь поэта, но всё-таки бесконечно жаль, что не нашлось рядом – друзей, родных, любимой, чтобы отсрочить такую несвоевременную, непростительно раннюю, такую нелепую кончину. Поражает и человеческое – нечеловеческое – равнодушие: «многие жители города Хотьково… видели, как он долго лежал на мокром снегу», но никто не подошёл, не помог. Это общее равнодушие его и сгубило. Он успел подержать в руках сигнальный экземпляр своей первой и единственной прижизненной книги «Спираль Архимеда». Сколько горечи в этом «до лучших <стихов>, я думаю, не дожил…»

И. Ф. Кудрявцев в своих воспоминаниях пишет, что в год смерти поэта «…в журналах “Дон” и “Сельская молодёжь” были опубликованы целые подборки его стихов и «Венок несонетов». Остальная часть архива бесследно исчезла». Эта самая публикация в «Сельской молодёжи» и попалась мне на глаза в далёком 1971-м году… Круг замкнулся.

 

«Ускользающий шарик смертельной серебряной ртути» – не символ ли это самой поэзии, наиболее точно выражающий её суть – неуловимую, вечную и прекрасную?

 

Лера Мурашова

Подборки стихотворений