* * *
Она взмахнула длинными руками
с коротенькими линиями жизни
мир замер
миг
и снова задрожала
кардиограмма света на воде...
Кружечка
«...из тебя пили и будем пить»
Из меня – пить.
«тебя никто не обязан любить»
Никто не обязан
Любить.
«тебя обязаны чистить и мыть»
Меня обязаны мыть...
Значит
никто не имеет права
меня бить!
«Пили. И будем пить».
Вы обязаны меня чистить и мыть!
«а никто не обязан тебя любить»
* * *
Умываешься утром,
чтобы встретиться со своими стихами,
написанными вчера.
А они
не дожили до утра.
Невозможно их видеть, каждого, кто зачах
И сейчас, заново их зачав,
Каждый час
проверяешь…
* * *
У сфинкса асфиксия
не дышит и блюёт
И солнце пляшет в Стиксе
Да рыба не клюёт
Под лодкой
мокнут тени,
телесных плоскостей,
полны холодной лени
черней ночных вестей.
Сия минует чаша,
сияя вся до дна,
редеют тени,
чаще толкаясь в высь со дна
Туда, где слепнут козы,
поникли васильки,
где падают стрекозы, коровки мотыльки
Июльских звёзд.
И гаснет
Твой взгляд в глазах кота
Слегка слепой, но ясный
А тишина не та.
Морковь, картофель, волосы
помыть
кровать помять,
сорвать беззвучно голос и...
И яблоко сорвать
И Лорка с авторучкой
мерцает, а молчит
Лаура машет ручкой
корова не мычит
Вой в иудейский профиль
Бог говорит, горит...
А мне – не этот профиль
Я не учил иврит
Сонет о любви
Я забуду тебя в порту,
Как забуду писать стихи –
Очень скоро. Но вот по рту
Ходят звуки глухи; лихи
Поцелуй. Но не в бровь, а в глаз.
А потом – междутьма, зима...
Но сейчас лишь на море лаз
Нам оставил Амор, сама
Я аморфна. Но ты так твёрд.
Каждый слог – командора шаг.
У воды я в пальто, ты наг
Мои губы узки, как фьорд
Твои руки дрожат, как флаг...
Свет белее любых бумаг.
Травести
Пожилая актриса театра комедии, травести,
Пережив супруга и сына
С нежностью проживает мальчиков
Тощих и тонконогих:
мороженщиков и партизан...
А один учитель из зала
Пожилой человек Костыгин
Глядит на сцену
И видит не мальчика, а седую хрупкую девочку
В тайне
Желает кормить её апельсинами
И носить на руках...
Услышав об этом,
Она обронила цветы,
Расплакалась горько и быстро,
Как плачут актрисы.
Взяла себя в руки.
«Значит, все правда…»
Она никуда не годится
Ведь сколько не видь свои ноги по-детски худыми и быстрыми
На выходе:
скука.
Сломанная неправда
С тех пор каждый раз
Он просит ребят
Скользнуть за кулисы шепнуть ей на ушко, мол
«Вы – настоящий мальчишка!»
За пачку пломбира.
«Бабушка, вы настоящий мальчишка!
Сначала я даже не понял, что вы старушка.
Только потом,
когда смотрели и разговаривали»
* * *
11 школьных лет
обижали девчонку
А она
в 12 часов превратилась в женщину с сильным голосом
И теперь
объявляет остановки в автобусах
Остановка: улица юности
остановка улица мужества
остановка: школа глухонемых
Голос совести
Слышу один я.
Никто из друзей не катается на автобусах.
* * *
1.
Обиженная девочка в шкафу
и солнце лижет зеркало напрасно.
Внизу болеет снег,
готовят праздник.
И чистит ветер
чёрную стопу
лежащего в песочнице...
Поэта.
2.
Любуясь болью чуешь что живой
с самим собой пошутишь: что же вой?
когда собой затушишь сигарету
и детским «ой» потешишь землю...
Это?
Или вот эта фальшь, когда поёшь
Дают яйцо сырое: «на, поешь»,
но поедом съедаешь чью-то плешь
И к поездам внимательней...
И горше
становится язык родной во рту.
И ты до полусмерти в полустрахе.
И если сердце – красная тряпица,
как вытащить её из под рубахи?
3.
Заплаканная девочка впотьмах
луна не светит
Тает снег и дата
И ветер бьёт лежачего
солдата.
* * *
Фагот не спит,
Коровьев щиплет травку
А между ними – зеркало пустое
– Идём, идём, не обращай... «Постой, я…»
скорей, бегом, бегу: беги! «Простоя
мы не хотеть!»
Он сам на нас свалился
как плотный купол ласкового неба.
Проси теперь чего-нибудь простое,
чего не будет там стишка иль хлеба
А где луна на части развалилась,
ты развалился не дождавшись сна…
«Весна в Москве до ужаса пресна»-
– воскликнул некто, просыпаясь в клетке,
пытался снять костюм, пытая ветки
скрещённых рук
Смешной, мы – умирали
«Не время!» – он – «два года, погодите! Сейчас свершится шутка!»
– Шутка?
– Шутка!
Заговорю: и ничего не будет
(пожалуйста, пусть ничего не будет!)
Я говорю!»
Вдруг ничего не стало:
(и камни, утонувшие без звука
«Какие сны тебе приснились, Гамлет?
Никто не спрашивал и некому ответить»
«А что же будет дальше? Что же дальше?»
«А дальше тишина»
И подо Ржевом:
«Без головы ты более не личность»
Кусаю тебя в пятку на Масли'чной –
ты – в небытье, я, знаешь, в бытие…)
Он судорогой свёл концы с концами
И ничего такого
Как минуту
назад
Вперёд трамвай бежит и время,
остановившись сердцем завелось.
Он закричал, но ласково усталость
Склонило тело к паре мёртвых тел
И эхо растворилось,
но осталось:
Я НЕ ХОТЕЛ
Я – НЕ ХОТЕЛ
Я НЕ ХОТЕЛ
я не хотел!
я не хотел! –
Осталось
в июньском сне.
«Ну ладно уж, забудьте»
Всё ты забыл:
«forget – forgot- forgotten-
forgive.»..
А я вот помню, мне не страшно
я тоже забыла', но помню башню.
Светло под куполом
и я лечу, лечу
Тебя от небытья лечу, лечу…
И иногда чего-то – да хочу.
Безудержно желается чего-то –
притворства иль хотя бы анекдота...
Под куполом отчаявшийся голос:
«Я пошутил: я больше не шучу».
По Островскому
Умирала актриса
среди
чёрных вод
моря Чёрного.
Чайки кружили.
«Пусть Лариса
вступает в последний вельбот!» –
операторы дружно решили.
«Нужно снять с неё
платье» –
сказал режиссёр –
Слезы крупные крупно снимая»
И волна солона,
Крепкий ветер остёр
А Лариса немая,
Немая.
Крест сжимая в руке,
Повторяла внутри:
«Как за городом с Господом жили…»
За ладонь без прожилок, блесну в кулаке
Тросом заживо к лодке пришили
И, нагая,
дрожала в щербатом нутре
И на «три»
все рекла, выгорала
«Там не слышно, там чайка орала!» –
посидев за стаканом мерла,
Сцену заново снять порешили
Глядь:
актриса уже умерла.
На вершинах холмов
На вершинах холмов холодает.
Светает.
Ты, святая, как в пене морской, в белизне одеял.
А над нами лампа витая
И коршун витает
Над холмами,
Что вечером
Первый мороз обуял.
И, они, поседевшие за ночь,
Смыкаются с небом.
Эталонами тронутой, сине-немой красоты
Любовался бы я,
Если б верил, что живы
под снегом
На вершинах,
изнежены осенью южной, цветы.
Ты лежишь,
Разметавшись,
Раскрывшись
в предутренней неге.
Лепестковые пальцы
на тёплую грудь
положа
И не страшно тебе онемение синего неба,
И не жутко, что коршуны стаей над крышей кружат...
Мне мешают уснуть
Тишина,
Электричества сбои,
Этих жарких перин над тобой леденеющий цвет
Будет чёрная ночь –
Я закрою тебя собою
Но ступает на землю
Слепяще-холодный рассвет
И отчаянный стон мой
Поймёт
и уймёт только море
И умаянный лоб умоет
холодной волною –
Только морю покоя и стыли и устали нет...
Поэзия
Поэзия – игра на раздевание
Для дураков искусных и искусственных.
Там женщины, мужчины –
Все играют
Благослови их немощи и мускулы
В огромной жаркой бане,
Боже, там они
Кричат, смеются, хвалятся, целуются
Там старость с неотрезанными пуговицами
И юность – голь с синюшными губами,
Там взрослые придерживают маленьких,
Чтоб, зазевавшись, те не поскользнулись, и...
Ты не пускай на них грозу внезапно
Пускай успеют завернуться в полотенца.
Детская поликлиника
Детские крики аккуратно сползают со стен,
Материнскими словесами расчёсан воздух
Голубые глаза врачей,
Их бездонные лица...
Грубые руки сестёр, их дутые кольца...
Небо темнеет,
Падая на грачей.
В получтении, полусне затекает очередь
В закуток, где белеет
Привив(трав)очный кабинет,
С остывающими слезами
Поодиночке
Дети заходят,
Медля, как кровь из вены...
Хлопают двери,
Тепло выдыхая в холод
Люди шагают
По снегу сквозь тёмные скверы,
Прижимая к груди
Свёртки в комбинезонах,
Прижимая к руке ватку и леденец...
Мне шестнадцать.
Я прихожу забирать документы из детства.
* * *
Так поёт китаянка в баре
Песню любви к луне и телу
Зарывание пальцев в сырую землю
Подставление шеи свету
Так вода набрасывается на птиц и ступени
Дрожь в животе и ветер-
Глотаешь воздух
Плещется шаг и руки
В голубом свете
Идёшь: я живой
И идёшь,
и дышишь и смотришь,
Просыпается: «я живой»,
светится во все стороны
Подкрадывается и ёкает.
Тишина вокруг.
Только воды текут,
и утка мигает.
Рассвет (Е.М.)
Небеса расступились.
Распускался алеющий день
Над безлюдной аллеей
и синей солёной водою.
Время встало,
Отбросив на землю
неважную тень.
Я тянулась на свет,
Только море сверкало слюдою
И огромные брызги бросало, лаская ступень
В полутёплых волнах белый ялик блестел...
За горою
Засыпали дома
И, усыпано мелкой звездою,
Небо снегом крошилось
На дых лубяных деревень...
Время тихо качнулось:
И выросла тень, потемнела
Точно тело моё.
Я за вьюгой иду, за судьбою.
След от лёгких ступней
Высыхает на тёплых ступенях.
И монетка-гимнастка
Чернеет под сердцем прибоя...
© Владислава Мицукова, 2020–2021.
© 45-я параллель, 2021.