Вячеслав
Баширов

Сон о русской бане и здоровенной бабе

Виктору Шельпякову 
  
Теченье жизни двигалось привычкой 
и потихоньку утекало в сон, 
в котором звякали в ушах отмычкой, 
синичку запускали в телефон, 
со всех сторон по-доброму стучали, 
расспрашивали в зубы: кто тут есть, 
которые не всю, как есть, проспали 
единственную совёсть, ум и чёсть... 
  
Блажённой памяти звонил в субботу, 
шутил, он вообще был весельчак, 
введу, мол, шестидневку, на работу 
пойдёшь, как сукин сын, да как же так, 
пугался я притворно, а парная, 
а шайка-лейка с веничком, когда ж 
как не в субботу, прямо и не знаю, 
как называть подобный саботаж... 
  
Оставь одежду, всяк сюда входящий, 
в чистилище все без штанов равны, 
в предбаннике сказал Вергилий, в ящик 
засовывая рваные штаны... 
  
У нас в стране широкой этот русский, 
другой армянский, 3-й сын полка, 
какая разница, Л. И. закуской 
всех оделял из своего пайка, 
и каждому в подставленную кружку 
плеская, вёл бесстрашно за собой... 
  
Да здравствует, товарищи, за дружбу, 
на том стоит и будет часовой 
доклад, я сплю, докладбище от края 
до края, где мы все одна семья... 
  
Вы курите, он спрашивал, не знаю, 
сатрапу отвечал упрямо я... 
  
Земную жизнь пройдя до половины, 
из сумрачного леса выходя,   
я оказался посреди пустыни, 
цветущей послё зимнего дождя... 
  
Меня сретали ангельские лики 
в фуражках нимбоблещущих, во лбу 
гербы сияли, серпомолотилки 
на глобус навалились, как в гробу, 
покойницкая общая уснулость 
смёркнулась, и слёза сморгнулась вмиг, 
пустыня предо мною простирнулась, 
и в ней возник живительный родник... 
  
Вы курите, спросил майор Чекаев, 
не знаю и не буду, говорю, 
из одного в другой перетекаю, 
и снова, даже если и курю... 
  
Небритая в пивном киоске тётка, 
царьпушечными ядрами дрожа, 
мне продавала ржавую селёдку, 
стекали капли с жирного ножа 
на жёлтый рупь, он был последней, 
     слабой 
надеждою, что в недрах умерла, 
когда, взревев: нет сдачи, злая баба 
раззявила зияние жерла... 
  
Без памяти, пути не разбирая, 
из сумрачного леса выйдя вон, 
я оказался посредине рая, 
светло сияющего с трёх сторон… 
  
А за спиной туманная завеса 
струилась и перетекала в сон, 
где вялые от недосыпа бесы 
уныло водят хоровод теней, 
нет выхода из сумрачного леса 
корявых сучьев и горелых пней, 
и бледные болотные растенья 
сплетаются в клубок безглазых змей... 
  
Вы курите, и пьёте, и плюёте 
на всё, что свято и приятно тут, 
задорных наших песен не поёте,    
которые по праздникам поют... 
  
Она казалась здоровенной бабой 
с такой вот мордой и с такой вот жопой, 
родная наша дорогая власть, 
но оказалась идиоткой слабой, 
такого неожиданного дуба 
дала однажды, хрясь, и расползлась... 
  
Когда во сне мой третий глаз открылся, 
я понял, что кончину века зрю, 
разносят времена чумные крысы, 
и вот опять любимый вождь в ноздрю 
трубит зарю, и звякает бутылка, 
и вякает звонючий телефон, 
и баба Ряба заключает пылко 
в объятия меня со всех сторон... 
  
Она была такой тупой и грубой, 
не спрашивала: любо иль не любо, 
когда вот так и так имела нас, 
но мы, не чувствуя давнишней злобы, 
теперь не бросим грязь на крышку гроба, 
помянем тихим словом: сдохла мразь... 
  
Ты помнишь, как работали, едва ли 
забудешь, как гуляли, это от 
и до, кто скажет: не протестовали, 
а водку пили, это что, не в счёт... 
  
А я ещё вернусь и будет пьянка, 
всё плохо, ну а мы-то хороши, 
ах, банька ты моя, родная банька, 
всё, мыто-перемыто от души, 
поскольку суждено всем передохнуть 
в пути, и толком не передохнуть, 
и разве напоследок только охнуть: 
ох, до чего же бестолковый путь... 
  
Бесформенные серые виденья 
колеблются в тумане, пелена 
окутывает сумерки, забвенье 
сгущается, плывут обрывки сна, 
где призраки роятся, звон и скрежет 
железа о железо, взбугрена 
трясина, по которой скачет нежить, 
крошась в труху и рассыпаясь в прах... 
  
Сквозь сомкнутые веки утро брезжит, 
глаза открыть мешает тёмный страх... 
  
Мне снилось: все куда-то разбежались, 
а я остался, вспомнить не могу, 
откуда эта слабость, эта жалость, 
она замёрзнет, бедная, в снегу... 
  
Оттуда просыпаюсь без оглядки, 
а то ещё догонят и дольют, 
и загадают вечные загадки, 
о чём поёт синичка: пьют и пьют, 
чего нам ничего не обещает 
ночь, потихоньку утекая вся... 
  
Я не вернусь, никто не возвращает- 
ся...