Вячеслав Тюрин

Вячеслав Тюрин

Четвёртое измерение № 27 (303) от 21 сентября 2014 года

Восточно-Сибирская ветка

«Лёт лебединый»: из конкурсной подборки

 

* * *

 

Отрешённость осеннего леса,

где застукает вас только дятел,

заповедные дебри Велеса,

что назад все пути закосматил.

 

То ли цапля кричит на болоте,

то ли просит душа разговора,

словно вырваться хочет из плоти

в златостволье соснового бора,

 

в многостворчатый сумрак чертога,

на цветами заросшую площадь,

в резиденцию Господа Бога,

Чья десница шершава на ощупь.

 

К людям выйти – что душу вынуть.

И затеплится разговор.

Можно книгу меж книг задвинуть,

можно слово сказать в упор.

 

Одиночество так устроено,

что, выдерживая твой взгляд,

как вино, – говорит порой оно

то, о чём свысока молчат.

 

Эхо комнатного гекзаметра,

роковая пора баллад,

осыпающихся, но замертво

продолжающих хит-парад

 

изначального летования,

листопадного волшебства,

суеверного ликования,

когда траурная листва

 

зацветает огнём язычества,

когда хочется лишь успеть

это сумрачное величество

на родном языке воспеть.      

 

Матери

           

Анне Семёновне Ивановой

(в замужестве – Трахтенберг),

дочери «врага народа», блокаднице,

многодетной матери –

с благодарностью и любовью

 

Не бунтарка и не смиренница,

Повитуха души одной,

Представлений банальных пленница,

Не отмеченных глубиной.

 

Дева русская простоволосая,

Покорительница вершин,

Отягчавшая душу вопросами

Беспросветных земных картин.

 

Босиком по стерням да камениям,

В полымя горящей избы

Не водой, а сухими поленьями

Под ударом хлестким судьбы.

 

Словно образ, хранила бережно

Свет неяркий белых ночей,

Уплывая к родному берегу

В утлой малой лодке своей.

 

Отдыхай от работы праведной,

Порицанья, упреки – прочь,

Перед Богом давно оправданна.

Возвращенка, Христова Дочь.

 

Ночное созерцание

 

Черные тучи, темные ночи,

Проблески света искрятся во мгле.

Очи вселенной, звездные очи,

Плачут по Богом забытой Земле.

 

Время скрипит, словно старый пройдоха,

Сыплет песок на судеб жернова.

Неизлечимо больная эпоха

Рэкетом жестким качает права.

 

Мрачно насилие, жалко бессилие.

Ветром уносит сухую листву.

Вечность бесстрастная милю за милей

Месяцем косит забвенья траву.

 

«Подмастерье»

М. А. Волошин

 

Манит звездное небо, яркий просверк зарниц,

Мир, в котором ты не был, поле белых страниц,

Вихрь космической бури, свет сверхновой звезды,

Превращение буден в праздник чистой мечты.

 

Проложить бы дорогу напрямик ли, с торца

К золотому чертогу Демиурга-творца,

Между жизнью и Жизнью стать незримым мостом,

Покидая отчизну вслед за Южным крестом.

 

В тайну высших мистерий заглянуть глубоко,

Чтобы стать подмастерьем хоть на миг у Него.

Манят звездные версты, неизведанный путь.

Сборник собран и сверстан. Заключительный.

Пусть.

 

Восточно-Сибирская ветка

 

На пустынном вокзале художницы карандаш

изображает транзитного пассажира.

Беглый набросок выглядит, как пейзаж

осени. Ветви нищенствуют. И сыро

 

в воздухе. Проступает одна черта

за другою, как иероглифы листопада.

Гибнет улыбка в хищном разрезе рта.

Спят улитки в глазах усталого психопата,

 

размышляющего, как отличить искусство от ремесла.

Дескать, действуя по заказу, ваша кисть остаётся мёртвой.

А та, ничтоже сумняшеся, на ватман перенесла

дремлющего пассажира. Совесть – вот контролёр твой.

 

Отрывая взгляд от окна, вижу полупроводника-

полупризрака в износившейся кацавейке.

Спрашивает билет. Надрывает. И снова тоска.

Стоит уйти покурить, как заняты все скамейки.

 

В общем вагоне дорога делится пополам.

Исповедьми богата Восточно-Сибирская ветка.

Но радио начинает транслировать тарарам,

и подпевает ему вполголоса малолетка.

 

Скоро все будем там, где выспимся, как сурки.

Что же нас гонит из дому? Внутренняя поломка?

Все мы паломнике в мире, написанном от руки

тобою, прости, художница-незнакомка.