Ян
Гольцман

* * *

Снова один. Значит, время в себя 
     заглянуть. 
Лист догорает. И птицы давно отлетели. 
Свищет октябрь, заливая раздолбанный 
     путь. 
Встретишь ромашку – напомнит о близкой 
     метели. 
  
Трудно держаться теперь на покатой 
     Земле: 
Сиваягнбила по всем косогорам раскисла. 
Самое время за чашкою чая, в тепле 
Поговорить о бессмысленных поисках 
     смысла. 
  
Что-то мешает, однако, сидеть у печи. 
Машет призывно на острове ближнем осина 
     – 
Редкие листья по-прежнему так горячи! 
Впрочем, под ветром они опадают 
     бессильно. 
  
Тонут. Подолгу, недвижно светясь в 
     глубине, 
Виснут прощально, ещё не достигшие ила, 
Силясь, должно быть, сквозь толщу 
     увидеть вовне 
Стылую ветку, где было и горько, и 
     мило. 
  
Видимо, так, в запредельные дали спеша, 
Не принимая убогую крепь домовины, 
Мёртвое тело не смеет покинуть душа – 
Медлит, покуда исполнятся сороковины. 
  
Поздние строки – гагар полуночная нудь. 
Этак недолго дожить до тяжёлой хворобы. 
Надо бы завтра на мир по-другому 
     взглянуть. 
Встал поутру, а вокруг леденеют 
     сугробы. 
  
Да, что ни год испытанья и вправду 
     трудней. 
Даже забвенье теперь добывается с бою. 
Меньше и меньше в запасе оставшихся 
     дней. 
Больше и больше надежды остаться собою.