Ярослав
Смеляков

Жидовка

Прокламация и забастовка, 
Пересылки огромной страны. 
В девятнадцатом стала жидовка 
Комиссаркой гражданской войны. 
  
Ни стирать, ни рожать не умела, 
Никакая не мать, не жена – 
Лишь одной революции дело 
Понимала и знала она. 
  
Брызжет кляксы чекистская ручка, 
Светит месяц в морозном окне, 
И молчит огнестрельная штучка 
На оттянутом сбоку ремне. 
  
Неопрятна, как истинный гений, 
И бледна, как пророк взаперти, – 
Никому никаких снисхождений 
Никогда у неё не найти. 
  
Только мысли, подобные стали, 
Пронизали её житиё. 
Все враги перед ней трепетали, 
И свои опасались её. 
  
Но по-своему движутся годы, 
Возникают базар и уют, 
И тебе настоящего хода 
Ни вверху, ни внизу не дают. 
  
Время всё-таки вносит поправки, 
И тебя ещё в тот наркомат 
Из негласной почётной отставки 
С уважением вдруг пригласят. 
  
В неподкупном своём кабинете, 
В неприкаянной келье своей, 
Простодушно, как малые дети, 
Ты допрашивать станешь людей. 
  
И начальники нового духа, 
Веселясь и по-свойски грубя, 
Безнадёжно отсталой старухой 
Сообща посчитают тебя. 
  
Все мы стоим того, что мы стоим, 
Будет сделан по-скорому суд – 
И тебя самоё под конвоем 
По советской земле повезут. 
  
Не увидишь и малой поблажки, 
Одинаков тот самый режим: 
Проститутки, торговки, монашки 
Окружением будут твоим. 
  
Никому не сдаваясь, однако 
(Ни письма, ни посылочки нет!), 
В полутёмных дощатых бараках 
Проживёшь ты четырнадцать лет. 
  
И старухе, совсем остролицей, 
Сохранившей безжалостный взгляд, 
В подобревшее лоно столицы 
Напоследок вернуться велят. 
  
… 
  
В том районе, просторном и новом, 
Получив как писатель жильё, 
В отделении нашем почтовом 
Я стою за спиною её. 
  
И слежу, удивляясь не слишком – 
Впечатленьями жизнь не бедна,– 
Как свою пенсионную книжку 
Сквозь окошко толкает она. 
  
          Февраль 1963, 
          Переделкино