Юлия
Долгановских

* * *

Хрусти сухим, срезая звук-бутон, 
подхватывай канон закрытым ртом – 
живое жалит, мёртвое тревожит 
тем тяжелее, чем быстрей до дна, 
да велика ли улья глубина, 
прочна ли бесхитиновая кожа? 
  
Падение смягчит густой ковёр – 
несобранный целительный подмор, 
ещё до окончания сезона 
нападает порядком хрупких тел 
поверх меня, и кто не улетел, 
но выжил, не коснутся аллохтона 
  
из суеверия. Варись в одном котле – 
что пользы в твоём сухоньком крыле, 
что яда в пальцах острых, узловатых – 
течёт медовый дух, кипит отвар – 
и смерть, простой языческий товар, 
провизору приносит гонорар, 
а может, смятый счёт за неуплату 
  
аккордного налога. Хочешь – пой, 
и медоносная поляна за тобой 
раскроет докрасна больные горла, 
а и молчи, катая языком 
прополиса прогорклый, клейкий ком, 
внутри чужого заколоченного города – 
  
едино всё. Подмор, отвар – и ничего 
иного или просто своего 
в гетероморфном улье не сыграет. 
Засахаренный, зачерствевший год, 
и капля остриём наоборот 
над ним встаёт –  живая, кровяная.