Юлия
Драбкина

Утро

Ну что ж, давай играть в молчанку, ты 
     ведь и так давно молчишь. Мне 
     неуютно наизнанку и холодно, и 
     голо. Слышь, остаток от полфунта 
     лиха приберегая на потом, дай 
     выдохнуть, чтоб ночью тихо уйти (с 
     надломанным хребтом) куда-нибудь, 
     не зная брода, чтоб только не на 
     коновязь попасться. Лунная рапсода 
     чтоб не глушила, а лилась; чтоб, 
     как в конце плохого фильма, вдруг 
     чья-то грубая рука – за шкирку, 
     лбом, о правду, сильно, врубая в 
     смысл, а пока ещё пожить, стеною 
     литер оберегая естество; махнуть 
     на всё – и к брату, в Питер, и там 
     поплакать у него; нести, что впору 
     застрелиться, не быть язвительной 
     и злой, не ныть, как это много – 
     тридцать, а обдирать – за слоем 
     слой – всё лишнее как удаётся, 
     трудов не умеряя прыть 
     (верёвочка-то вьётся, вьётся, а 
     кончику, поди, не быть...); 
     доверить всю клавиатуре 
     неугомонных пальцев дрожь; рубаху 
     рвать, что, мол, в натуре, меня 
     так просто не возьмёшь, что 
     каждому дано по вере и будет 
     счастлив, кто смирён, 
что Бог совсем не злонамерен, а просто 
     очень изощрён; метаться, 
     трепыхаться птичкой у чувства в 
     сдавленной горсти; платить 
     натурой, безналичкой, и не 
     проспать, не пропустить, как ночь, 
     своей рукой упругой по небу выведя 
     вердикт, на крике с длительной 
     потугой меня под утро возродит.