Юлия
Пикалова

Выход(Ной)

Плывёт. Куда ж нам плыть?..

А. Пушкин

1.

куда ж нам плыть? – ты молвил выходя

скорее машинально на прогулку

и влился в люд, покуда нет дождя

текущий не спеша по переулку

куда – не всё ль одно? часовня сквер

и поворот на улицу пошире

где на карнизах мордочки химер

где пончики обжаривают в жире

где продают футболки и платки

где щиколотки вывихнет брусчатка

где встречные глаза неглубоки

и в памяти не будет отпечатка

где голуби вальяжны и жирны

где дразнятся соперницы-афиши

и где флейтист у крепостной стены

в семи шагах тебе уже не слышен

струится жизнь и ткань её тонка

просвечивает вечное повсюду

пока ты примостился у ларька

и ешь из одноразовой посуды

струится жизнь

и ткань её тонка

и ты по эту сторону пока

куда ж нам плыть – известно и не думай

покуда масло с пончика стекло

на пальцы,

и витринное стекло

бликуя отражает лик угрюмый

2.

Ко мне внезапно постучался ритм:

(ты ешь) из одноразовой посуды...

Казалось бы, ну что за чепуха!

Отбрось её и занимайся делом.

Но ритм был так настойчив, что пришлось

задуматься, к чему меня он клонит.

Тогда, закрыв глаза, я попыталась

вообразить: кто ест, и что, и где,

и как туда попал...

И понемногу

кварталы исторического центра

всех сразу европейских городов

прорисовались на изнанке век.

Но для чего – пока ещё не знала.

В числе других была строка про ткань,

и сквозь неё просвечивало что-то –

точней, темнело, но ведь темнота

просвечивать не может? И тогда

язык помог: просВЕЧивает ВЕЧность!

И сразу подтянулось остальное:

и Пушкин, и брусчатка, и химеры,

и ПОНЧИКИ, и пончики, о да.

«Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда».

Аксакалы

Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет

И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет….

А. Пушкин

Есть среди них большие мастера. [сарказм]

М. Цветаева. Искусство при свете совести

Как «сдобрымутром» разминая скулы и связки прочищая от трухи, все эти аксакалы, old school’ы рукой привычной делают стихи. По силам им такая физзарядка, с дыханья не собьются нипочём, и кто-то очень маленький и гадкий у них за левым ёрзает плечом.

Супруге мадригал, сонет о вечном и философский цикл «Тщета и блажь». У них не мышцей пишется сердечной, а мышцами, что держат карандаш!

Держась своей – о нет, не стаи: стайки, внутри распределившись по местам, друг другу научились ставить лайки: дай пять, дружище. – руку жму, братан. Не отрывая грифель от бумаги или внося играючи в планшет, они уже предчувствуют аншлаги... Но не дошед до сердца, не дошед!

А ведь за всё написанное нами когда-нибудь придётся отвечать.

О Боже, не оставь меня словами – или хотя бы мужеством молчать.

Верлибры

Я не люблю верлибры, но порой

Они переливаются, как реки,

И речь во рту приятно осязать.

Попробуй вслух – не правда ли, красиво?

Слова преобразуя в изреченья,

Бессмертию ты обрекаешь их.

Ну-ну. Так и о чём же этот стих?

А это – жизнь: ты, мол, не обессудь, что я с тобой вот так разговорилась. Нарядно предисловие, но суть в торжественном теченье растворилась. Всё было так значительно, дружок, ты шёл к вершинам, где сам воздух сладок, и вот – на холмик водрузил флажок… Ну что ж, неплохо. Но сухой осадок тебя разочаровывает, да? Ты осознал, что не того калибра твой пистолетик?.. Горе не беда, вернёмся в русло верного верлибра!

И потекли валы великих слов,

И на вершине водружён твой флаг,

И речь переливается во рту,

И нет тревоги о сухом осадке,

И нет тревоги.

Нет.

Но этот стих,

Он только называется свободным.

Миф о мифе. Пигмалион

томясь ли чем, мечтая ли о ком

или болея виденным во сне –

я проверяла мрамор молоком,

и он теплел и отзывался мне.

теплел и не желал назад, во тьму,

и в жилках зарождался кровоток...

я поддалась. азарт меня увлёк.

я отдала дыхание ему.

............................

............................

............................

............................

потом осталась мраморная плоть,

что не способна петь или пылать.

зачем ты наделил меня, господь,

умением напрасно наделять?

и почему, найдя однажды вновь

неявленный в людское бытие

прохладный камень, прячущий любовь –

опять отдам дыхание свое?

Лорка

Все мы волки дремучего леса Вечности.

М. Цветаева, Поэт и время

Да что нам твоё железо,

Выстрелы между глаз?

Мы волки в е ч н о г о леса,

Время нам не указ.

Ты ударяешь первой,

Целишь в наши умы.

Вой, современность-стерва:

Побеждаем мы.

Договор

Ты думала, обойдётся?

Случайна песня твоя?

Ты думала, не придётся

Держать лицо бытия?

Поддайся на уговоры.

Ноша будет легка:

Даём тебе эти горы,

Озеро, облака.

…

О чём я тогда молила,

Не помню и до сих пор.

А небо выслало ливень –

Скрепить наш договор.

Я умею

Я умею. Я так умею,

Что поверит любой в идею,

Из моих пришедшую строк,

Что поверю в неё сама я,

Вдохновенной рукой сжимая

Твою руку, мой брат, мой рок.

Ты, который казался равным,

Наречённым, весёлым, главным –

Содержание стольких глав –

Их моя рука выводила.

Я здесь главная заводила.

О, как дар мой со мной лукав!

Правда жизни к тебе нелестна:

Ты отступник, пустое место.

А куда как ярко блестишь!

Ну так что же? – Я не в обиде:

Вдохновение в чистом виде –

И твоя трусливая тишь.

Над развалинами собора –

Вот оно: «из какого сора».

Только мраморной крошки хруст.

Только шорох испанской юбки:

За воланы своей голубки

Ты держись покрепче, прокруст.

Сам себя уложил на ложе,

Укорачивая, корёжа.

Хотя нет: тебе в самый раз.

Великан из тебя никчёмный:

Ты героем мной наречённый,

А моих не выдержал глаз.

Что же, всё это было всуе?

Дай мне руку. Перепишу я:

Наречённый, весёлый брат!.. –

Впрочем, нет. Оставайся с миром

Неудавшимся мне кумиром.

Новым светом глаза горят.

Инопланетянка

Среди людей я не умею:

Стихи рождаются в тиши.

Но чем я дальше, тем сильнее

Влечёт вас зов моей души.

Что я узнала о полёте

Среди распахнутых полей?

Куда ещё за мной пойдёте

И тонкой дудочкой моей?

Что я узнала о дороге,

О белой солнечной пыли?

И что вам до моей тревоги, –

Скажите, жители Земли?

Разум розы

Все произведения мировой литературы я делю

на разрешённые и написанные без разрешения.

Первые – это мразь, вторые – ворованный воздух.

 Мандельштам

Пульс протестует, раня дробью частой

Меня же изнутри. Глаза сухи:

Нет сна. И есть – вина. И есть – причастность.

Но, боже мой, и есть ещё – стихи!

Куда спокойней жизнь в режиме прозы.

Но мне видны, пока бреду в бреду,

И логика лозы, и разум розы,

И кислород, который я – краду!

Шиповник

Шиповник так благоухал,

Что даже превратился в слово…

А. Ахматова

Этот мир предрассветный

пока ещё мглою окутан;

дремлют даже влюблённые,

свет своих глаз погасив.

Я же снова в бессменном дозоре:

в иные минуты

лишь поэты бессонные ведают, как он красив!

А когда я уйду

и останется утро слепое –

все слова на стихи израсходовав до одного,

я хочу стать пчелой, залетающей в белый шиповник,

залетающей в самую глубь,

в сердцевину его.