Юрий Кобрин

Юрий Кобрин

Четвёртое измерение № 27 (447) от 21 сентября 2018 года

Один из осколков

Independence*

 

Мой суверенитет нарушен трижды:

когда, зачем и кем, не вам ли знать…

И независимость соплями брызжет,

так высморкайся ты, япона мать!

Нас ловко провели. Из санкюлотов

все, как один, ушли в торговый ряд

политики, измены… Без пилота

над пустырями грифами парят.

Сирень могла расти. Но рапс нужнее.

И поздно рвать на чём-то волоса…

Своих границ теперь не сдам уже я,

пусть льют мне вслед помои заглаза.

 

*Независимость (англ.)

 

Зеркало

 

Вышли Зане и Паче,

каждый и штырь, и мачо,

к зерцалу:

что они значат?

Вотще друг друга

фуячат.

Заранее, значит,

задача маячит,

загнанная удача?

Кто по ним плачем

путь обозначит?

Время – цирюльник бреющий,

я же в полёте бреющем

над фиглями

и над миглями,

и раскалёнными

тиглями.

Втуне старело зеркало,

подслеповато зыркало

зёрнышками-зеницами

зоренькою-денницею.

Раму не моет мама,

в раме темна амальгама,

в горле – ни грамма,

ма-а-а-ма…

У храма:

– Где твоя дама?!

– Тама…

– Где же твоя Марфута?

– Тута, тута…

Крякает в луже утка:

– Я ли не президентутка?!

 

В зеркале – тусклый блик,

это пикирует МиГ.

Можно писать и так,

если ты не дурак.

 

Марш прощальный, вышибальный*

 

Лирики у меня кот наплакал

потому, что не плачут коты.

В этом с другом-котом одинаков:

кровь пьянит крутизной высоты.

Попружиню на самой кромке,

сбалансирую: не сорвусь!

Я один из твоих осколков,

дорогой Советский Союз,

от побед, от бед твоих стольких

(жил да был ты!) не отрекусь.

Не примкну ни к стаду, ни к стае,

я к твоей причастен судьбе.

Жизнь свою сам перелистаю,

сам сыграю марш по себе…

 

09.06.2015

__________________________________________

*Танцы на балах в офицерских собраниях

заканчивались маршем. Вальс, полька, кадриль,

мазурка, краковяк, снова вальс. Потом раз – и марш.

Прощальный, вышибальный.(Ю.К.)

 

Будни фараона

 

Юрахтанон садится в камень-кресло,

нубиец-раб почёсывает чресла,

в неволе рёбер лёгким тесно, пресно,

и фараону жизнь неинтересна,

его нефритовый не целит в солнца лик,

боец ристалищ пылких он поник.

Ещё нет русских, нет ещё литовцев,

есть майи, инки – жертвенные овцы,

и кровь людей не пьёт шайтан-майдан,

и море Чёрное не выкопал Богдан.

– Эй,

кто скрывается за мраморной колонной,

умащивая потом эрозоны,

и вожделеет к тёлке фараона,

похотливый гася ладошкой вскрик?

Не допущу я ревность революций,

пустых иллюзий, пламенных поллюций,

мой жезл нефритовый воспрянет и восстанет,

в пустыне он, как жёлтый Нил, не канет.

Позорный раб затеял рукоблудье,

ужо! Мясца на нём на грамм убудет,

Амону Ра пожертвую яички,

твои подлец, за мерзкие привычки

подслушивать, подглядывать за личной

сестрою-жизнью. Нож и полотенце!

Ты станешь, раб, невиннее младенца,

чего же, низкий, ты затрепетал?

Жрец-лекарь, вылущить ему орешки!

На миг пусть ощутит гад многогрешный,

как я от недостойных глаз устал.

Пустые шкурки – на песок пустыни!

Любовный чад в огне её остынет,

а пепел плотский высыплю в бокал.

Чу, занавесь раздвинулась, и вышла

она. Раб-силовик не дышит…

Испуганно, что смотришь на картуши,

на них – не имена, а – наши души,

о, Бог Амон Ра, как же я устал…

Ну, глянь сюда, царица Неферташи,

пригубь, испей из ониксовой чаши

напиток похоти; его состав

я утаю. Прильни к устам.

Астрал…

 

Луксор-Вильнюс. 2012-2017

 

Отрицатели

 

Одни отрицают рифму,

форму и содержание,

другие – верлибр,

белые

и

лесенкою

стихи,

ну и, конечно же, строфы

без точек и запятых.

Но, если бы этого не было

в истории литературы,

то что же, скажите на милость,

стали они отрицать?

 

Не смертью героя

 

Не получилось жить,

чтоб «смертью смерть поправ».

Трепались

о правах, свободе, честности.

Где СССР?

Он без вести пропал,

погиб без боя

в неизвестной местности.

 

Душа-жизнь

 

Валерику Васильеву,

мальчику из Старой Руссы*

 

Многая лета… Долгие лета…

Жизнь коротка, сколько ни длись,

в промысле Божьем ищем ответа,

истину скрыла тайная высь.

Переживём ненастное лето,

льющие ливни с небес октябри,

ждём:

к Рождеству, осиянные Светом,

ало вспорхнут из пурги снегири!

Детство и юность, зрелость и

старость…

Всё спрессовала упрямая жизнь,

но и под гнётом душа

сохранялась,

вот за неё каждым вздохом

держись!

 

09.10.2017

 

----------------------------------------------------------

*Этот мальчик вырос, прошёл многотрудный

жизненный путь и стал митрополитом

Виленским и Литовским Иннокентием. (Ю.К.)

 

Соотечественнику

 

Когда имперское сознание

ущербностью ущемлено,

не хорони себя заранее,

в Россию прорубай окно.

Смотря на башню Гедимина,

не забывай о башне Спасской,

жуй честный хлеб и сало с тмином,

живи, как жил, не по указке.

 

Похмелье кантианца

 

Л. Столовичу

 

Вещь в себе выходит из себя.

Закажу двойной императив!

И в кафе, как брата возлюбя,

Чистый Разум сядет супротив.

– Зарифмуй стакан и Кант, и ка-

тегорический аперитив, –

скажет он, кивнув мне свысока,

зло мирское в благо превратив.

 

Узнаваем мир и уважаем…

В зеркало вгляжусь – непознаваем!

Ищет содержания всяк сущий

в форме соответствующей…

 

Кантианство – это окаянство,

несовместно с жизнью постоянство.

И себя, категорически губя,

признаюсь, что я люблю тебя!