Юрий Лифшиц

Юрий Лифшиц

Четвёртое измерение № 16 (508) от 1 июня 2020 года

Месть командора

фаллада-шутка

 

Песнь первая

 

Побег

 

В плаще, со шпагой и гитарой,

Несётся дон Жуан в Мадрид

И думает: «Твою едрит!

Прочь из севильского кошмара!

 

Уж лучше быть в Мадриде пылью,

Чем слитком золота в Севилье:

Ни карт, ни танцев, ни коррид,

Какими так богат Мадрид.

 

А эти чопорные донны,

А доннам приданные доны,

А толку от севильских донн

Немного – как от верных жён,

Что гульфик жмут одной рукой,

Зажав распятие в другой.

 

Да и не видел я приличных:

Ни благородных, ни публичных.

Одна лишь и была что надо

И та как будто из Гранады».

 

О да, Жуану по душе

Пришлось гранадское туше.

 

Сойдя с ума от страсти жуткой,

Он перестал ле фам шерше

И чуть до свадьбы с проституткой

Не докатился, но круше-

Нье потерпел он в это утро:

Ля фам не знала «Кама-Сутры».

 

Хотя, казалось, всё умело

Ея пленительное тело.

 

Пока несчастная рыдала,

Жуан, чтоб избежать скандала,

Оставил милой кошелёк

Вскочил в седло и – наутёк.

 

Повесу не страшил нимало

Запрет святого трибунала

Не удаляться из Севильи,

Пока в застенке не сгноили.

 

А то и не охолостили.

Не отсекли одну вещицу,

Без коей впору удавиться.

 

Названья ж этому предмету

Пристойного пока что нету,

 

А медицинские названья

Не стоят и упоминанья.

 

Куда ж скакать? А конь хрипит:

– В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид!

 

Туда ж нельзя. Тотчас найдут

И тотчас отдадут под суд.

 

Гитара между тем бренчит:

– В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид!

Но там ни друга, ни подруги.

Жуана там вовсю клянут

Им соблазненные супруги

Да их рогатые супруги:

Увидят – мигом донесут.

 

А в голове уже стучит:

«В Мадрид. В Мадрид! В Мадрид!! В Мадрид!!!»

 

И, позабыв перекреститься,

Жуан направился в столицу.

 

Песнь вторая

 

Дорога

 

 . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

(Опущена по НЕ цензурным соображениям.)

 

Песнь третья

 

Встреча

 

И вот мадридское кладбище.

По кладбищу гуляет нищий.

 

Жуан подъехал и в сердцах

Воскликнул:

                 – Это же монах!

Вот, чёрт меня возьми, досада!

Теперь ни в чём не будет лада!

 

– Не богохульствуйте, сын мой! –

Монах поникнул головой

И начал проповедь такую,

Которую я не рискую

Ни так, ни этак излагать,

Чтоб времени не отнимать.

Тем более что не святой

Уснёт от проповеди той.

 

Хотя святой бы помер сразу,

Начальную услышав фразу.

 

Вот и Жуан, как пень, стоял

И ни фига не понимал.

 

А только думал: «Это рыло

Напоминает Лепорылло.

Могу я в том поклясться смело».

– Послушай, ты не Лепорелло?

Коль ты не он, то это сон.

 

Монах откинул капюшон.

– Пусть разразит меня холера!

Да вы ли это, кабальеро?!

 

– Да, это я.

                 – А это я.

– Да вижу я – свиньёй свинья.

И кто такого лоботряса

Заставил облачиться в рясу?

 

– Как кто? Спросите альгвазила.

 

– А кто здесь нынче альгвазил?

 

– Всё тот же.

                    – Это тот верзила,

Который нас тогда судил?

 

– Чтоб его в бане просквозило! –

Так Лепорелло возопил. –

– Когда услали вас в Севилью,

И я подвергнулся насилью.

 

Меня в обитель поместил,

К монахам, братьям-бордельерам...

Прошу прощенья, – кордельерам,

Треклятый наш альгуазил!

 

Забыв о сане, Лепорелло

Честил врага что было сил.

 

Жуан его остановил:

– Уймись. Покамест суд да дело,

Неси бутылки, Лепорелло.

 

– Не здесь. Пожалуйте-ка в дом.

Там всё, что надо, мы найдём.

 

Жуан вошел. Монах за ним.

И мы за ними поспешим.

 

Песнь четвертая

 

Пир

 

Какое было там вино?

А разве вам не все равно?

 

Ну, там марсельская марсала,

Которую всё пьёшь и – мало.

Или бордоское бордо,

Чтоб не снижалось либидо.

 

А чтоб не падало либидо

У жаждущего индивида, –

Шампанское из-под Шампани

И много прочей разной дряни.

 

Закуска тоже – стыд и срам:

Сардины с сыром пополам!

 

Но настоящие сардины,

С самой Сардинии, а сыр –

Хоть королю на именины, –

Пахучий, весь почти из дыр.

Видать, из самого Чешира.

А может, был швейцарским сыр,

Раз у него такие дыры?

 

Тут Лепорелло как монах,

С благочестивостью в глазах,

Хлеб-соль-вино благословил

И помолиться не забыл.

 

– Благодарю тебя, Господь,

За то, что ты питаешь плоть.

Ну, а душа – прочнее тела, –

Сыта молитвою святой...

 

Тут дон Жуану надоело.

– Давай по первой, Лепорелло.

А закусив, и по второй.

 

Монах воскликнул:

                             – Это дело!

 

Содвинем кубки, выпьем разом,

Как говорил старик Эразм!

 

– А может, лучше без Эразма,

Без Роттердамского маразма?

Давай-ка пей без лишних слов.

 

– Здоровье ваше.

                          – Будь здоров.

 

Но украшением обеда

В те времена была беседа.

 

– Какие новости в Мадрите?

 

– Все об инфанте Маргарите.

 

– Бог с ней. – Жуан рукой махнул

И с полбокала отхлебнул. –

– По мне, инфанты все субтильны,

Глупы, бездарны, инфантильны.

 

Ты, Лепорелло, не дури,

Ты мне о бабах говори.

Тут дамы новенькие есть?

 

– Не так, чтоб много, ваша честь,

Но есть. К примеру, донна Бьянка...

 

– Из Рима?

              – Нет, из Саламанки...

– Постой. Бутылка опустела.

Открой другую, Лепорелло.

 

– Уже. Так эта донна Бьянка...

 

– Стоп. Раз пошла такая пьянка,

Достань еще бутылок пять.

 

– Сеньор, позвольте досказать?

 

– Валяй.

             – Так эта донна Бьянка,

Как выяснилось, лесбиянка.

 

Жуан чуть не упал со стула.

– Да чтоб тебя перевернуло!

Вот я нарочно из Севильи

Приехал, чтобы это знать!

 

– Сеньор, простите, да не вы ли

Меня просили рассказать?

 

– Прости меня, но ты болван.

А часом, ты не лесбиян?

– Да нет. Я просто очень пьян.

 

– Уже? Послушай, Лепорелло,

Ты что-то быстро окоселло.

 

– Увы, не тот я стал, не тот. –

А сам проворно пьёт и пьёт. –

– Тут всех с ума свела актриса...

 

– Хорошенькая?

                      – Право, крыса.

Вероника-Мари-Хуана.

 

– Откуда?

              – Из-за океана.

– И хорошо играла?

                              – Гадко.

Но всех тут била лихорадка.

 

– А есть диковины в Мадрите?

 

– Ещё бы нет! Вообразите,

Прижился здесь дон Гви, Гви дон.

Такой, скажу я вам, пижон!

 

– Но человек он, право, славный, –

Жуан заметил.

                   – Православный?

Ну, что вы! Нет, он сын Салтана,

Султана, шаха или хана...

 

– Дон Гви по-прежнему богат?

Он здесь женился, говорят.

 

– Богат, конечно, и женат.

 

– На ком?

             – На донне Лебедине,

Известной обществу кузине

Алькальда дона Игуано,

Бисексуала наркомана.

 

– Она красива?

                       – Да, на диво.

 

Жуан хлебнул из кружки пива

И вновь спросил:

                       – И что дон Гви?

– Господь его благослови!

Есть у него, по слухам, белка...

 

– Так я и думал, что безделка!

 

– ... а белка эта всё поёт.

 

– Поёт?!

          – Представьте! И грызёт

Орешки – вовсе не простые:

Скорлупки, верьте, золотые,

А ядра чистый изумруд!

 

– Какой-какой ты изумруд?

 

– При чём тут я?

                       – При чём ты тут?

– Не я, а ядра изумруд.

 

– Заврался. Там ещё осталось?

 

– По-моему, осталось малость.

Ещё по маленькой, сеньор?

 

– По малой. Проводи во двор.

 

– Идёмте. Я вам растолкую.

А заодно и подстрахую.

 

– Толкуй. Страхуй. Смотри, статуя.

 

– Да, это статуя, сеньор.

 

– Статуя, статуя – всё вздор.

 

– Не вздор, сеньор, а командор.

 

– Ко... – тут Жуан икнул –... мандор?

 

– Что был у вашей Анны мужем.

 

– Ну, так зови его на ужин.

 

– Сеньор, а на хрен он вам нужен?

 

– Зови, сказал я!

                       – Сей момент!

– Эй ты, послушай, монумент!..

 

– Постой. Неси сюда марсалу.

Давай нальём мемориалу.

Спроси его, он будет с нами?

 

– Эй ты, пропустим по одной?

Тю! Он качает головой.

Смотрите, хлопает глазами.

 

– Ты не шути.

                  – Смотрите сами.

– И впрямь, ворочает башкой.

Теперь с двумя он головами...

 

Всё ясно. Надо меньше пить.

 

(Да, надо, что и говорить.)

 

– Ты вот что. Я сейчас пойду...

 

– Куда?

          – Иди-ка ты...

                             – Иду...

– Пойду искать своей Лауры.

 

– Какой Лауры? Этой дуры?

Худой, как скрипка Страдивари?

– Заткнись! А то как дам по харе!

– Нашли кого искать – Лауры!

Да с нею водит шуры-муры

Едва ль не весь честной Мадрид.

У ней сейчас небось торчит

Дон Карлос.

               – Брешешь!

                             – Верьте слуху.

– Ай да Лаура! Ай да шлюха!

А этот Карлос... Ну и ну.

Но я ему ужо воткну

Не мимо сердца шпагу эту.

Эй ты, кларету мне, кларету.

 

– Прошу простить, Кларетты нету.

Могу я пригласить Козетту.

 

– Да ну её, твою Клозетту!

Налей кларету.

                    – Больше нету!

 

– Ну, Лепорелло, ты и хмырь!

Сожрал последнюю пузырь!

Однако мне уже пора –

Ведь не торчать здесь до утра.

 

Пойду я к Анне. Донна Анна

Жуану рада постоянно.

А ты меня проводишь к ней.

Ну, понял, нет? Пошли скорей.

 

– А памятник?

                   – Какой?

                                – Такой!

– Ты, видно, спятил, милый мой.

А впрочем, завтра поутру

Пусть он приходит ко двору

Своей супруги донны Анны.

 

Он весь тут высох без вина.

Пускай же бывшая жена

Нальёт ему два-три стакана.

Херсонский херес был у Анны.

Зови же к Анне истукана.

 

Пускай приходит. Посидим –

И выпьем, и поговорим.

 

– Во сколько?

                   – Где-то в полшестого.

– Ты слышишь, каменноголовый,

Что говорит хозяин мой?

Опять вращает головой.

 

– И пусть вращает. Что за дело!

Стоять ему осточертело.

Хотя и каменное тело,

Но тоже одеревенело.

 

А если б ты поменьше пил,

Он головой бы не крутил.

 

По правде, я и сам хорош.

Ну, Лепорелло, ты идёшь?

 

Песнь пятая

 

Прогулка

 

Как шли по городу они!

Чудили так, как в оны дни.

 

Орали песни пели матом

Ругались над одним солдатом

И наорали на двоих

Сообразили где-то мула

Поймали лошадь их лягнула

Осла и тот не чуя их

Ушей хвоста копыт и ног

Двойную ношу поволок

У цели выбился из сил

Жуан его благословил

Пинком-другим и отпустил

Он Лепорелло с ним на пару

А сам достал свою гитару

И спеть хотел куплетов пару

Но вот успел всего куплет.

 

Какой? Ну, это не секрет.

– О донна Анна, bella donna,

Поверь, любовь моя бездонна.

Без донны Анны, без ma donnы,

Я погибаю, prima donna!

 

Он пел, точнее, он вопил

И в доме всех перебудил.

 

Выходит Анна на балкон

И молвит:

            – Боже, это он!

– При чём тут «он»? – спросил Жуан.

Он, если помните, был пьян.

 

Песнь шестая

 

Ночь

 

Ах, как старалась донна Анна!

Велела выкупать Жуана,

А после в спальню отвела

И даже чарку поднесла.

Но это зря. Ему хватало.

Хоть осушил он три бокала

И всё кричал, чтоб подливала.

И ничего не предвещало

Столь неприличного финала.

 

Жуана не клонило в сон,

Жуан поддерживал беседу,

Форель заказывал к обеду

И был, казалось, возбуждён

 

Приятным сердцу разговором.

Жуан шутил. Каким-то спором

Они на время развлеклись.

Минуты сладкие неслись...

 

И вдруг... упало настроенье,

А сам Жуан упал в кровать

И захрапел... От изумленья

Не знала Анна, что сказать.

 

Ах, как трудилась донна Анна

Над телом горе-донжуана!

Как домогалась донна Анна

Поднять уснулого Жуана!

 

Но как бедняжка ни старалась

Поднять его не удавалось.

 

Она решила: «Не прощу

И завтра утром отомщу».

Но делать нечего, вздохнула,

Перекрестилась и уснула.

 

Песнь седьмая

 

Сон Жуана

 

Всё спит. И снится сон Жуану,

Ужасный и тревожный сон...

 

Но я о том писать не стану.

Резон в том или не резон,

Но мне чужой не снился сон.

 

Песнь восьмая

 

Месть

 

Жуан проснулся с бодуна.

Рассвет чирикал из окна.

Мулла со всех крещёных сил

На синагоге голосил.

И чей-то ошалелый кот

Мяукал около ворот.

 

Оглядывая будуар,

Жуан вздохнул:

                     – Какой кошмар!

 

Урчал желудок, ныло тело,

От боли голова звенела.

 

– Но где же Анна? – вспомнил он

И испустил похмельный стон.

– Эй, Анна, Анна!

                         Тишина...

Но почему не с ним она?

И отчего здесь так темно?

 

И вдруг раздался стук в окно...

 

Жуан поднялся и в чём мать

Пошел окошко открывать.

 

Зачем? Бог весть... Отдёрнул штору

И прямо в рожу командору

Едва не ткнулся...

                         – Вот так номер!

Но ты же вроде бы как помер.

 

– Тебе-то что? Ты кто – Господь?

А впрочем, полно чушь молоть.

Ты звал меня на херес?

                                   – Д-да...

– Раз так, гони его сюда.

 

– Сейчас. – Хотел было Жуан

Сбежать, но рявкнул истукан:

– Стоять! Ну, где он – херес твой?

 

Жуан воскликнул сам не свой:

– Анюта, черт тебя возьми!

Вставай, поговори с людьми.

 

Спросонок Анна:

                      – Что такое?

Ни днём, ни ночью нет покоя.

Жуан, скажи, который час?

Тебе я мстить начну сейчас.

 

– Подай нам херес, будь добра.

 

– Его ты вылакал вчера.

 

Услышав это, командор

На дона посмотрел в упор.

– Ты что – смеёшься надо мной?

 

– Как я могу? Господь с тобой!

 

– Так будет херес наконец?

Жуан не выдержал:

                            – Отец,

Ты что, как банный лист, пристал?

Будь другом, сгинь.

                          – Ах ты нахал! –

Рассвирепел мемориал,

Расширил бешено глаза

И вдруг схватил Жуана за...

 

За ту за самую вещицу,

Без коей впору удавиться.

 

Названья же тому предмету

Пристойного доселе нету.

А медицинские названья

Не стоят нашего вниманья.

 

– Ну, вот тебе и херес твой!

 

Вскричал от боли дон Жуан:

– Что за манеры, истукан?!

 

А командор качнул главой

И перед тем, как с глаз пропал,

Жуану тихо прошептал:

– Прощай и помни обо мне.

И кланяйся моей жене.

 

Проснулась Анна совершенно.

– Кто там вопит, как оглашенный?

Жуан, не твой ли это глас?

Ты без меня страдаешь, милый.

Иди ко мне, я всё простила.

Да, и скажи, который час?

 

Жуан не проронил ни слова.

 

А было ровно полшестого...

 

Песнь девятая

 

Эпилог

 

Оправившийся от удара

Жуан засел за мемуары.

 

И что ни год печатал их.

О похождениях своих

Поведал миру слово в слово

Под псевдонимом Казанова.

 

И вообще стал нарасхват.

Чуть не женился, говорят.

 

Однако премий и наград

Не получил, а за разврат

Не поздоровилось ему:

Несчастный угодил в тюрьму.

 

Но зря так поступили с ним.

Переменил он псевдоним.

Из Казановы стал де Садом.

Посыпались творенья градом –

 

Одно другого всё бунтарней,

Содомнее и будуарней.

 

Потом Жуан попал в дурдом

И там почил последним сном.

 

А сочинения Жуана

Выходят поздно или рано.

 

Одно из самых из последних

Опубликовано намедни.

Его названье «Трупик Рака»...

 

Но заболтался я однако.

 

Друзья, прощаюсь с вами я.

Фаллада кончилась моя.

 

23 августа 1992 – 11 мая 1993