* * *
Тихо! Идут дожди...
Признак хорошего тона –
Быть с их порядком знакомым.
Серую муку в груди
Не береди.
Пусть затаится, замрёт.
Мерность падения капель
Сердце покоем охватит.
Что там придёт через год,
Кто разберёт?
Тысячи маленьких прях
Тянут из туч свою пряжу.
Где здесь покой, если даже
Песни, что в этих краях, –
Все о дождях?..
Туман над морем
В тумане небо прячет горизонт.
Полмира – бездна. Чистая страница...
И по обрыву башенки ротонд –
Как столбики на мировой границе.
Вода живёт внизу, касаясь стоп,
Лаская неприветливые камни.
И кажется, что в бездне есть циклоп.
И если так, прибой – его дыханье.
А сзади выгибает спину твердь,
Желая стать основой и опорой.
Но почему так хочется смотреть
Вперёд, где нет упокоенья взору?..
Глубинка
Завечерело. Дремлет глушь.
Калитка звякнула запором.
И, угасая, блёстки луж
Теряются среди заборов.
Дрожит огонь на сорок ватт
В окне неряшливой избёнки.
Глубинка спит. В глубинке спят.
В глубинке царствуют потёмки.
И кажется: душа земли
Уже куда-то отлетела,
И только старчески болит
России скрюченное тело.
* * *
Осень не за горами –
Точёные стрелы ос
Над черничным вареньем…
Солнце вставало с нами,
Нынче – чуть занялось,
Топчешь длинные тени. –
Вот и ещё примета.
С осами осень скрестив,
Ищешь в созвучии смысла…
Пьющий вино рассвета,
Город ленив и тих.
Даже на рынках чисто.
Плещут золотом мелко
Лужи на мостовой,
С солнца взимая плату.
Словно оса над тарелкой,
Утро встаёт над Москвой —
Жёлто и полосато.
Тайна неба
Так нежно вышит полог неба,
Что замечаешь всё острей,
Какие краски вечер теплит,
Как ткань небесная мягка!
Сказали б греки: пеплос Гебы
Украл с Олимпа злой Борей,
Несёт его, победно треплет...
А мы же скажем – облака...
И тоже тайны не заметим.
Мир слишком очевиден, чтоб
За миллионом оговорок
Увидеть главное. Но ложь
Растает в бирюзовом свете.
И, чувствуя спиной озноб,
Поймёшь вдруг: небо – только полог,
И край тяжёлый отогнёшь.
Покидая деревню
Дождь над деревней. Дождь над Окой.
Тихим попутчиком вместе со мной
Дождь поднимается в гору.
Пахнет навозом и мокрой корой.
Бор за околицей – синей стеной.
Сизая дымка – над бором.
Крут мой подъём. Окский берег высок.
Баржу толкает буксир за мысок.
Сердце стучит на буксире.
Печь затопили. Вдыхаю дымок.
И ощущаю – сместился порог
Чувств, говорящих о мире.
Дождь вымывает остатки тоски.
Будем с тобою всё так же близки –
В дождь нет больших расстояний.
Рядом – комар, что пищит у щеки.
Рядом – излучина вечной Оки.
Ты не страшись расставаний...
* * *
Из нас и Пожарский не сделал бы рать,
Разве что гурт...
Но те, кто не знают, за что умирать,
Тоже умрут.
Смерть – на пороге. Не тать и не гость,
Скорей – властелин...
Был воротник бел, а будет и кость
Мерцать среди глин.
Не Гамлет над Йориком будет скорбеть,
Их муляжи...
Но тем, кто не знает, за что умереть,
Стоит ли жить?
Дождь, я, грузовик и собака
Шёл не спеша на северо-восток
Усталый дождь, перебирая чётки,
Одной шуршаще-дребезжащей ноткой
Лениво наполняя водосток.
Я наблюдал за ним исподтишка,
Отдёрнув занавеску на окошке,
И видел, как скакали капли-блошки
По лупленным бокам грузовика.
И мне казалось: лучше под откос,
Чем умирать, ржавея постепенно.
Темнели доски ящика – замены
Куда-то разбежавшихся колёс.
Но, приглядевшись, я увидел пса.
Под кузовом сыскав сухое место,
Он кость глодал с завидным интересом,
Приветствуя жизнь бубликом хвоста.
Несущее хоть капельку тепла,
Благословенно будь существованье!
А дождик тихо плакал при прощанье,
И всё шептал: «не поминайте зла»...
Новое обретение речи
Народ безгласен, безъязык.
Один бормочет по-английски.
Другой, что пьёт отнюдь не виски,
Давно уж перешёл на мык.
Осталось слов десятка два,
Да залежь нецензурной брани.
Продать, купить да сердце ранить –
Зачем ещё нужны слова?
Какую кнопку жать, когда,
Нам объяснят легко на пальцах,
Подскажут, где в кино смеяться.
А дальше что? Пройдут года...
Я вижу: тусклый абажур
Упрямо продлевает вечер.
Я снова полон русской речи –
Я с русского перевожу!
И хочется сказать «аминь!»
Воротца перевода узки. –
Скрипи да лезь, дружище русский, –
Меньшого брата ждёт латынь.
* * *
В последний путь уходишь в одиночку,
А провожают вовсе не тебя.
Целуют в лоб пустую оболочку.
И руки саван не потеребят,
Как теребили прежде одеяло,
Его пытаясь выше подтянуть.
Но сил уже на это не хватало,
Потом не стало силы и вздохнуть.
Теперь не надо ни вздыхать, ни греться.
Есть нечто поважнее, чем дышать.
С собой я взял лишь то, что прятал в сердце.
Вот только что? Какая я душа?
* * *
Не каждое записанное слово
Бумагу превращает в черновик,
А только то, что ищет продолженья –
Ты чувствуешь, как нарастает жженье,
Пока не будет пройден некий пик...
За ним всё гаснет, и не вспыхнет снова...
Не каждое записанное слово
Дать ценность может белому листу,
А только то, что, растревожив душу,
Привычки бытия с неё сшелушит,
Развеет скуку, исцелит тоску,
Окатит чувства впечатленьем новым...
Но новое так часто бестолково...
Слова – капризны, сходятся с трудом.
А как сойдутся – сразу же мельчают.
Но утешает то, что обещает
Пойти на встречу с мусорным ведром
Не каждое записанное слово...
Русский мир
Между Западом и Востоком –
Виражи.
Между ропотом и восторгом –
Только шаг.
Между грозами и морозом –
Наша жизнь.
До карельской кривой берёзы –
Не большак.
У травинки на плоскогорье –
Сто имён.
По слезинке дождь наше горе
Изрыдал.
Со снежинкой на землю ляжет
Белый сон.
Этот мир не упрятать в гаджет
Никогда.
© Андрей Карпов, 1991–2020.
© 45-я параллель, 2023.