* * *
Эта война бесконечна, Мальчиш-Кибальчиш,
Просто меняются страны, века и погоны.
Ты уже сам не припомнишь, о чём ты молчишь,
Глядя в сгустившийся в точку февраль заоконный.
Ты позабыл все пароли и все адреса,
Только и помнишь: «На хитрости не поддавайся!»
Ты заблудился в цепи всевозможных засад
Меж полюсами Белова и Йогана Вайса.
Можно смеяться и пить дорогущий коньяк,
Можно плеваться кровавой слюной на допросе –
Этой войны всё равно не закончить никак,
Ты её сам бережёшь и за пазухой носишь.
Вереск и тот превратился в забытый реликт,
Что теперь толку в рецепте старинного мёда?
Кто-то когда-то шепнул, что ты вроде бы пикт...
Чёрт его знает, какого на деле ты рода.
Сотни легенд – ни одной не прожить до конца.
Лучше не думать, а просто молчать до упора.
Каждое утро смывать свою тайну с лица –
И охранять обречённый покинутый город.
* * *
Открою чакры – а оттуда
Опять выглядываешь ты,
Мой гордый маленький иуда,
Мой самодержец пустоты.
Щекочешь поднятое веко
На третьем выбитом глазу –
И скорбной песенкою зека
Давай выдавливать слезу…
Поговори со мною, крошка,
О чём-нибудь поговори.
Скреби заточенною ложкой
По алой мякоти внутри,
До самых сладостных окраин –
Авось и выскребешь чего,
Мой нерождённый братец Каин...
Хранитель сердца моего.
* * *
Небесное ли в землю возвращать?..
В объятиях желанного мороза
Вчерашняя застыла благодать –
Звучащая у сердца лакримоза
Почти неразличима, не слышна,
Как ниточка стихающего пульса...
Так молится далёкая весна
О тех, кто обещал и не вернулся, –
Забыв уже и лица, и слова,
И помня только музыку объятий
Последних... И пока она жива,
Ни тронуть эти звуки,
Ни разъять их.
* * *
Загляну в твою пещеру:
Здесь, под боком у вола
Он лежит, Мария... Веруй,
Что сама его спасла.
Ты дошла – и не напрасен
Был твой каждый шаг вперёд.
Спит младенец. Он прекрасен.
Воет вьюга. Снег метёт.
И по стенам – тени, тени,
А в глазах – волхвы, волхвы...
Сонмы призрачных видений
Не идут из головы.
Запах ладана и смирны
Клонит в сон, туманит взор.
Спит младенец – тихо, мирно.
И звезда глядит в упор,
Золотит лучом пещеру,
Лоб младенца, бок вола.
Спи, Мария, спи... И веруй,
Что сама его спасла.
* * *
То ли ночь проживает тебя, то ли ты проживаешь её,
все игрушки небесные спят, не дождавшись, что кто-то споёт
колыбельную... Ты, как бычок, всё идёшь и идёшь по доске,
то одно, то другое плечо подставляя усталой тоске,
и бормочешь про рыбок в саду – или, может, про птичек в пруду,
но при этом имеешь в виду «ну, когда уже я упаду?..»
Упадёшь – только месяц махнёт невесомым, беспечным серпом.
И ненужное солнце взойдёт над твоим золотящимся лбом.
* * *
Не то, чтоб мы с тобою сложные
Или других каких-то рас –
Но почему для них возможное
Не получается у нас?
Ни их беспамятство надменное,
Ни их уверенный прищур,
Ни их квадратная вселенная
Беспроводных клавиатур.
Да что тут слюбится и стерпится
С такою мощью строевой?
Мы травоядная нелепица
В чужой цепочке пищевой –
И, очевидно, будем взысканы,
Поскольку вечно на виду…
О, мой любимый, мой изысканный
Жираф единственный
в чаду.
* * *
на двадцать пятом кадре
он скажет александре
что их не существует
вне кадра и любви
что всё лишь пятна света
он ультрафиолетов
свернёт на кольцевую
да ладно, не реви
на двадцать пятом кадре
влетаю я в скафандре
и говорю ей: слушай
не слушай этот бред
вы есть и вы живые
вы просто мировые
спасите наши души
летящие на свет
* * *
Ко дню рождения О. Э. Мандельштама
Дышало небо. Выпадал
не снег – туман заледенелый.
И выходящий за пределы
земного был почти вандал,
собой посмевший рисовать
на безупречном изначальном...
Но по следам его печальным
нам радость к жизни возвращать.
* * *
Мелькают чёрно-белые картинки,
И с неба тихо сыплется усталость.
Ах, Господи, пришей меня к резинке,
Как варежку, чтоб я не потерялась.
Я буду в рукаве твоём болтаться –
Ты, как всегда, надеть меня забудешь –
Но я коснусь твоих замёрзших пальцев,
Как знания о радости и чуде.
Шали и смейся, прыгай как угодно
Среди пустых скучающих надгробий –
Но только не бросай меня в холодном
Тобой забытом маленьком сугробе…
* * *
Мой мальчик, русский ты по праву,
Ты за страну и в дождь, и в град.
Тебе обидно за державу?
Но мне обиднее стократ.
За ту – любимую – Россию,
Чей лик Поэт запечатлел...
Она опять нашла мессию,
Который выбрал ей удел
Быть во вражде, в крови и смуте,
Но не отдать своей земли.
А мне всегда важнее люди –
Что потеряли, что нашли
Они в борьбе за эту землю…
Ты это ставишь мне в вину?
Я не Россию не приемлю,
А эту вечную войну
Под горьким знаменем победы
Любой безумною ценой.
И я не спрашиваю, где ты –
Но кто ты, русский мальчик мой?
* * *
Посмотри, как мы с тобой одичали
В этом взрослом записном адеквате...
Даже в смехе нашем столько печали –
Никаких на свете знаний не хватит.
Как таимся от несчастья и счастья
За подобием тепла и уюта –
Только жилки на висках и запястьях
Набухают всё сильней почему-то.
Что в них льётся, что в них бьётся такое –
Непонятное, забытое что-то?
Разве мы не заслужили покоя
После всех своих тугих переплётов?
После правок – всё дотошней и строже,
Всех редакций, примечаний и сносок…
Отчего же всё милей и дороже
Самый первый, неумелый набросок?
* * *
О, как давно и как недавно
На свете не было тоски…
Бесстыжи были мы, как фавны,
И, словно ангелы, легки –
Когда звучало «крибле-крабле»,
Чтоб не тонули корабли,
Чтоб путы вечные ослабли
И звёзды ясные взошли.
Колючий цвет чертополоха
И розы пышной торжество –
Всё принималось с полувздоха
Или с предчувствия его.
Не зная шёпота гордыни,
Её двойного языка,
Неужто речь была пустынней –
Или слабей была рука?
Осталось веточкой оливы
Писать о том, что мир жесток.
И всю любовь прикрыл стыдливо
Познанья фиговый листок.
* * *
Пока есть место музыке одной,
Не жалуйся напрасно и не сетуй,
Что дирижёр стоит к тебе спиной...
Достаточно приглядываться к свету
На лицах музыкантов, наблюдать,
Как палочка летает невесомо –
И музыку вбирать, как благодать,
Как весточку желанную из дома
Покинутого, кажется, навек –
Но ждущего свидания с тобою...
Не жалуйся напрасно, человек,
Что дирижёр стоит к тебе спиною.
Он обернётся, только отзвучит
Всё то, что им намечено, до ноты.
Прекрасен – и ничуть не нарочит.
Такой, каким и выдумал Его ты.
* * *
Ничто не проходит, поверьте на слово, Маэстро –
Особенно музыки всё искупающий свет.
Сыграйте мне снова концерт для души и оркестра,
В котором ни ноты случайной и временной нет.
Я буду ловить эти звуки и жить им навстречу,
Я буду смеяться сквозь слёзы – и плакать сквозь смех,
И каждый оттенок легко различу и замечу...
Сыграйте мне то, что ещё не играли для всех.
Безумие ветра – и горечь зари на закате,
Осеннее небо, тепло тяжелеющих век,
И губы свои у меня на запястье – сыграйте...
И самый последний, на лицах не тающий снег.
Сыграйте мне снова концерт для души и оркестра,
Я здесь без билета, но мне и не нужен билет.
Ничто не проходит – поверьте на слово, Маэстро...
На главное слово, которому равного нет.
© Анна Полетаева, 2015–2017.
© 45-я параллель, 2017.