Маг чёрно-белой эпохи
(почти мемуары)

«45»: О Владимире Высоцком, впрочем, как и о многих других замечательных поэтах, уже представленных в нашем альманахе, авторы проекта-45 наверняка напишут ещё не один раз. Ибо рассказать в одном эссе, в одной биографической заметке о творчестве Цветаевой, Тарковского, Окуджавы, Ахмадулиной, Вознесенского, Рейна, Зульфикарова… никому не под силу!

Сегодня – слово члену редколлегии-45 Александру Карпенко.

Уже плохо помню я в подробностях ту мимолётную встречу с великим бардом. Это произошло в какой-то заштатной гостинице, где вечно не хватает места приезжим, и у окошка администратора толпятся люди с горами чемоданов. Высоцкий не суетился, он был деловит и собран, зная, что его, народного в высшем смысле этого слова артиста, не посмеют оставить на улице. Я тоже был спокоен на этот счёт: за меня хлопотала моя мама, а тот, кто знал эту женщину, был уверен – она всегда добьётся своего, чего бы ей это ни стоило, особенно ради своего единственного сына.

И действительно, вскоре у нас уже был ключ от одноместного номера. Время было сумеречное, спать с дороги абсолютно не хотелось, и я отпросился у мамы на берег реки, протекавшей рядом с гостиницей. Каково же было моё удивление, когда я увидел там Высоцкого, одиноко бродившего, как показалось, в поисках нужной рифмы. Я был застенчив от природы, и мне и в голову не пришло бы самому напрашиваться на знакомство со знаменитым человеком. Но в то же время во мне сидела какая-то иголочка, не дававшая мне покоя. Эта иголочка жаждала показать Высоцкому, что я его узнал и прекрасно знаком с его творчеством. И я начал громко петь что-то из его репертуара, кажется, «А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты…» Сама обстановка очень располагала к этой песне: весь берег с обеих сторон был усеян благоухающими южными цветами, а пёстрая лента речки как раз и была своего рода «нейтральной полосой».

– Молодой человек, идите сюда! – негромко позвал меня Высоцкий. – Вы, я вижу, интересуетесь моим творчеством. Это очень хорошо. Сначала люди восхищаются творчеством других, а потом, когда накопятся знания о жизни, сами пробуют что-то сочинить. Что-то своё – то, чего ещё никто не писал. Я сейчас работаю над новой песней, это будет одна из лучших моих песен. Она будет называться «Кони привередливые». Но пока у меня есть только концовка и общий план в голове. Вот послушайте: «Мы успели. В гости к Богу не бывает опозданий. Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами…» Понимаете, мои кони не могут не нестись во всю прыть. Есть даже пословица такая: какой же русский не любит быстрой езды! Так вот, у меня очень «русские кони»!

Было заметно, что поэт настолько увлечён концепцией своей новой песни, что ему было всё равно, кому её рассказать. А тут ещё я выказал интерес к его творчеству!

– Их что-то само несёт, моих коней! И ведь заметьте, они вовсе не испуганы, они, если можно так выразиться, в своём уме! И в родной своей стихии. И ещё: мне кажется, что мои кони – это не просто кони, это люди, которые сопровождают героя по его пути над пропастью. И знаете, почему ангелы поют какими-то странными, непривычно злыми голосами? Они ревнуют! Они сами любят героя и хотят быть на месте его коней. Но близкие люди, которые кони, не подпускают к человеку его ангелов: они уверены, что они сами – ангелы и управятся лучше них.

Это был монолог одержимого своим творчеством человека. Мне и в голову не пришло как-то его перебивать, переспрашивать или уточнять. Я просто старался всё запомнить, даже то, что казалось мне странным и не укладывалось в моей голове.

– Ангелы понимают, – продолжал поэт, – что кони задали человеку темп, который он может не выдержать. Поэтому-то они и злятся. Наверное, они хотели бы поберечь этого человека. Может быть, просто из человеколюбия. Может быть, для выполнения им каких-то более важных задач. Но они опоздали: сейчас это уже не в их власти. Я придумал к этой песне строчку, которая вообще глубоко объясняет драму человеческой жизни: «Чую с гибельным восторгом – пропадаю!» Если слить воедино нашу жажду жизни с осознанием неизбежности смерти, цветущую весну юности и дряхлость немощи, как раз и получится тот самый «гибельный восторг». Как хорошо, что я нашёл эти слова!

Он немного помолчал и добавил:

– Пока всё это только наброски. Если я смогу довести дело до конца, это будет моя лучшая песня! А знаете, почему мои кони – привередливые? Потому что не хотят слушаться человека! Он, может быть, в какой-то момент с удовольствием бы их попридержал! Всё время идти по лезвию ножа тоже ведь устаёшь, даже если ты самый храбрый человек на свете!

Он пошёл по пустынной набережной в обратном направлении, а я вернулся в гостиницу, растревоженный нежданным приключением: всё-таки я был тогда ещё очень молод! Но мысли про коней, несущих человека во вред ему самому, и про бессильных ангелов врезались в мою память настолько глубоко, что я даже не догадался записать их в ту странную ночь. Да и бумаги с карандашом, по закону подлости, рядом не оказалось. Но всё важное в нашей жизни «не горит», точь-в-точь как знаменитые булгаковские рукописи, – вот и вспомнилось мне почему-то это давнее приключение.

Александр Карпенко

Иллюстрации:

мгновения из жизни великого барда...

PS-45. Читайте в этом выпуске подборку стихотворений Владимира Семёновича Высоцкого «Чтобы чаще Господь замечал…», составленную Александром Карпенко.

PPS-45. Читайте также:

Александр Карпенко «Лучший, но опальный стрелок». Владимир Высоцкий -

http://reading-hall.ru/publication.php?id=6285

Первоисточник: «Зинзивер», №2 (46), 2013