* * *
Есть вещи и чувства, которые путать не нужно –
Вечерней и утренней зорь непохожи лучи.
Дантеса и Пушкина вместе помянем неужто,
Царя с декабристской плеядой в сибирской глуши?
От ветра и горя глаза могут стать одинаково мокры,
Огонь согревает, но горе подчас от огня.
Был общим ГУЛАГ, но без тождества зэков и вохры,
Пехота и СМЕРШ никогда не бывали родня.
Коварно соседство духовных иллюзий и яви,
Где будто бы равен по сути любой пьедестал, –
Нет время и смерть никогда ничего не равняли,
Но я бы об этом печалиться, право, не стал.
Поклон Р. Конквесту
(15.07.1917 – 3.08.2015)
В годы зябкие, нерукопожатные,
Когда ложь заливала Рашу,
От Большого террора до Скорбной жатвы
Обнажали вы правду нашу.
Обжигали и веяли смертью страницы,
Где стонал, будто ветер, народный ропот...
Не пришлось при жизни вам поклониться, –
Нынче (мысленно) в пояс, Роберт.
Раздвоенный портрет
Идут белые снеги...
И я тоже уйду.
Е. Евтушенко
Поэта похоронили в Переделкино
рядом с Пастернаком,
как он сам пожелал перед смертью…
Был он бунтарь или фигляр,
Был скромен или сноб?..
Важнее всё же – «Бабий Яр»,
Что вызывал озноб!
Судить сегодня мы вольны,
Хромал ли его слог,
Но как о свадьбах в дни войны
Взять высоко он смог!
Был честен он, писавший про
Живучий сталинизм...
Но есть душа, и есть нутро,
Как, скажем, верх и низ.
Тот верх храня, о многом он
Имел слова, что жгут, –
Властям же делая поклон,
Знал то, что они ждут.
И вот: «борьба за мир», Фидель,
И Братской ГЭС огни...
Ну, а о Бродском, что в беде.
И о других – ни ни...
Но ни тогда, и не потом
Не мог понять я, впрямь,
Где был поэт, а где фантом, –
Где между ними грань?
Ещё не время для бесед,
Что значил он для нас?
Он Пастернаку стал сосед,
Но разве ж там Парнас?
Апрель, 2017
* * *
Не о безумной Северной Корее
И не о том, как Сирия горит, –
О чём-нибудь совсем другом, скорее,
Хотел бы я сейчас поговорить.
Допустим, о парижском листопаде,
О смоге, что над городом навис,
О старике, что просит Христа ради
У приоткрытой двери в Сен-Сюльпис.
О том, как сердцем слившись с гулким храмом,
Там можно без труда забыть про то,
Что есть Москва с её курбан-байрамом,
А на Донбассе зона АТО...
Но проходя по улицам знакомым,
Где вроде бы привычно всё глазам,
Я чувствую, как прочно с веком скован, –
С тем самым, что, увы, непрочен сам.
* * *
Помню время несытое
И одежду немодную, –
Мне за это не стыдно,
Мне за это не больно.
Но гордиться не стал бы
Тем, что было знакомо,
Где народ, словно стадо,
Знал лишь зону загона.
К счастью, там на обочинах
Духа не было рабского
И в бараках рабочих,
Как в холстах, что у Рабина.
Я из русского детства,
Где морозы под тридцать.
Мне вовек не согреться
Даже около Ниццы.
Глазами Томаса Манна
- Три фрагмента
Черновой набросок
Моя страна не первый год больна,
Чему словарь ораторов свидетель,
Где в каждой речи слышится: «война»
И то, как нам врага не проглядеть бы...
Как быстро всё забылось, Боже мой, –
Галиция, Верден, Версальский финиш!..
Вы спросите: на сердце тяжело ль?
Отвечу – нет. Хотя слегка тошнит лишь.
Но в каждом немце музыка жива,
И пессимисту я скажу: – Послушай,
Пусть жизнь под ритмы маршей тяжела, –
Вернутся звуки, что врачуют души.
Ну, а пока развескою гирлянд
На ёлке из Шварцвальда бюргер занят,
Декабрьскими ветрами фатерланд
От Мюнхена до Любека пронзает.
У двери Новый год. Тридцать восьмой уже!..
Неясно лишь за запахом еловым,
Что ждёт нас всех на этом рубеже,
Что ждёт меня и близких в этом Новом.
Письмо из Любека
от земляка, узнавшего, что в текущем 1938 году
писатель (пятью годами ранее уже покинувший
Германию и отказавшийся от предложения властей
вернуться на родину) собирается в США
О чём скорбите, Томас Манн? –
Хотел спросить бы вас,
Когда народ наш сыт и пьян,
И обожает власть.
В почёте Лютер, как всегда,
И Вагнер точно – Бог,
А вы – Германия больна
И немец – плох.
Смотрите в фильмах Рифеншталь
И в киноновостях,
Как в Рейхе закаляют сталь
И молодёжь растят.
Наш фюрер любит и любим,
Мы с ним не знаем бед,
А вы – всё это, дескать, дым
И геббельсовский бред.
Ах, Томас Манн, сказал бы я,
Не радоваться грех,
Когда австрийская земля
Вернулась в отчий Рейх.
Судетам согревает дух
Такою же мечтой,
А литератор слеп и глух,
Мол, всё это – ничто!
Ах, Томас Манн, ах, Томас Манн!
Какой вас точит червь,
Зачем вам нынче чемодан,
Америка зачем?
Ах, Томас Манн, ах, Томас Манн,
Ну, право, так нельзя!
Своя страна – не талисман,
Её с собой не взять.
Скитаться по чужим краям,
Забыв привычный быт?
А в Рейхе счастлив Караян,
И Штраус не забыт!
Спасут вам книги из огня,
Рассеют смрадный дым,
Скажите только: рад бы я
Стать Фаустом вторым.
Какая мелочь это впрямь, –
Лишь подтвердить пером,
А вы своё, мол, Рейх наш – дрянь,
И превращён в дурдом.
Вы – удивительный нахал,
Мы ведь – одна семья.
Привет из Любека! Зиг хайль!
Вас помнящий земляк.
Пометка рукой получателя
Германия, родина, во мраке сих лет
Я лишь огонёк зажёг.
Какой же мне дать земляку ответ,
Когда он с ума сошёл?
Как трудно подчас слова подыскать –
Такого не помню давно.
Европу, увы, задавила тоска
И сдюжить не всем дано.
Живу, тебя на куски не деля,
Что б выбрать лучшую часть.
Культура немецкая там, где я.
По меньшей мере, сейчас.
© Виталий Амурский, 2015–2018.
© 45-я параллель, 2019.