Владимир Пещера

В какую даль зовёт дорога,

что заготовила  судьба,

и как не вспомнить всуе Бога,

когда запнёшься  вдруг у стога,

как у державного столпа?

Глядишь наверх, – нет никого, –

ты на земле стоишь один,

и жизнь, и смерть так далеко,

что не найти тропинок к ним,

зато восстали сто  веков

с покосом  дедовских  лугов

в твоей душе, где блажь  и сон,

и  Русь без сроков... вне времён.

Ты явишь полуденным светом,

луною мерцаешь в ночи,

зарёй поднимаешься где-то

над сонмами спящих  лощин,

идёшь над простором усталым,

касаясь пологих вершин,

скрывая великое в малом

среди среднерусских равнин.

Я слышу тебя в птичьем пенье

и в треске степного костра,

и в шорохе тайном видений,

и в сполохах чуткого сна. –

О! Ты – животворная сила,

в ком вся бессловесная тварь

и люди – живые могилы

иль крады не справленной гарь;

богам и царям ты не внемлешь,

кругами обходишь стеня,

целуешь родную мне землю,

по имени кличешь меня.

Наши сказы выше библий,

старше глиняных табличек,

как из рога изобилия,

и всегда о чём-то личном.  –

Я с годами не утратил

свою книжную  наивность,

я, как тот один  из братьев,

чьи истории так дивны, -

всё ищу кому-то счастья

и ловлю другим жар-птицу,

толь от глупости и страсти,

толь от простоты  денницы.

В сказках о богах ни слова,

там совсем иная свадьба.

Отчего же сердце снова

замирает в их объятьях? –

От того, что выше библий,

старше глиняных табличек,

как из рога изобилия,

и всегда о чём-то личном?

Поле в ватнике из снега,

в шапках лес, – кругом бело! -

В эту зиму снова небо

завалилось за село,

дым столбом морозной ночью

к звёздам тянется из труб,

с расписною оторочкой

весь во льдах замёрзший пруд,

на макушке старой церкви

в позолоте блёклой крест

то сверкнёт, а то померкнет, -

одинокий, словно перст.

Тишина стоит повсюду,

перевеи лишь кружат.

спит село и верит в чудо,

как и сотни лет назад.

Подъезжаю с нервной дрожью:

-Вот и свиделись,  браток, -

чуешь? – детством пышут дрожжи,

пирогом манит порог!

От мороза став моложе,

прохожу, сажусь за стол,

забугорный сбросив кожух

на некрашеный наш пол.

Валит хлебный дух из печи, -

приоткрыт заслонки край, – 

подрумянился для встречи

краснощёкий каравай.

Здравствуй, древнее родное

притоманное жильё, –

как ковчег заветный Ноя

Ты пристанище моё!

Господь нам улыбается с небес, -

и мы с тобой в раю, как будто,

мы тоже тихо улыбаемся кому-то, -

похоже, кто-то взял да и воскрес. –

Господь нам улыбается с небес.

Господь нам улыбается с небес, –

слетаются счастливые минуты,

стихают языки душевной смуты

и замирает  шумный  мелкий бес. –

Господь нам улыбается с небес.

Господь нам улыбается с небес, –

и жертв не надо и даров искусных,

и восхвалений буквенных и устных,

и показушных  сказочных чудес. –

Господь нам улыбается с небес!