Роксана Ланд

Зима... Куда ни глянь, белым-бело, 
А на снегу следов косые строчки - 
До крыш деревню за ночь замело. 

Сын клеит танк - серьёзен, озабочен - 
Не выманишь гулять и калачом. 
Цыган седой ножи усердно точит, 

Ему как будто холод нипочём - 
Сидит и оселком неторопливо: 
Вжик-вжик, шварк-шварк. Да дёргает плечом. 

Соседки все на улице... Не диво - 
Ножи-то каждой надо наточить - 
Ну вот и ждут. Стоят у старой ивы, 

Привычно тянут сплетен вечных нить: 
"А Машка с одноногим агрономом... 
Ей-богу!" "Врёшь!.." И ну судить-рядить... 

Как всё вокруг до чёрточки знакомо… 
Замёрзли и дрожат, обнажены, 
Берёзы возле дедовского дома... 

...И показалось вдруг, что нет войны...

Наутро в бой - быть может, что в последний. 
Ну что ж, поручик, разливай вино. 
Как там полковник говорил намедни? 
"Христос - воскрес, а нам - не суждено..." 

И не дожить уже до кромки лета, 
До горьких жёлтых листьев сентября - 
Не тою стороной легла монета. 
В одном горниле попусту сгорят 

И наш седой майор, и тот поручик, 
Которому всего семнадцать лет. 
"Эй, капитан, кончай гитару мучить, 
Садись к огню поближе - чай согрет". 

Сперва вина, затем по кружке чая 
Хлебнули молча на помин души, 
Готовились, почти не замечая, 
Как быстро время шло. Гляди - спешит 

Усталый блёклый блин наверх взобраться. 
Ну вот, сейчас начнётся кутерьма... 
Пора настала. "С Богом! Стройся, братцы! 
Пусть черти все в аду сойдут с ума." 

Мы из окопа на простор шагнули, 
Примкнув штыки, построились в ряды 
И в рост пошли, вперёд - плевать на пули. 
Глупы мы были, или же горды? 

Упал один, другой - как будто сломан - 
Кто мог подняться, тот опять вставал. 
Наверно быть могло и по-другому, 
Но наша пьеса сыграна. Финал.

Где тяжёлые волны колотятся в чёрный базальт, 
Где холодное небо прозрачно застыло над морем, 
И седые ветра со скандальными чайками спорят, 
Там двенадцать столетий назад пел израненный скальд 
О далёких походах неистовым бурям назло, 
О чужих берегах, о боях беспощадно-кровавых, 
О воителях гордых, овеянных бранною славой... 
Вот бы вихрем времён и меня в этот век унесло, 
В дикий край, где у северных фьордов клокочет прибой, 
Где природа сурова, а люди подобны базальту. 
Всё всерьёз - если друг, то навек, если враг, то заклятый. 
Будет жизнь, пусть нелёгкой, но точно не будет пустой. 
Но туда не попасть - время бурным потоком бежит, 
Не замедлит течения, не повернётся обратно... 
Я стою на скале, сзади город беспечно-опрятный 
И прибит над воротами древний изрубленный щит.

Я шила гобеленовым стежком
Судьбу по грубой жизненной основе.
Сначала это дело было внове –
Я радовалась. Только вот потом

Устала... И ложиться вкривь да вкось
Стежки узора постепенно стали,
Остались недовышиты детали,
А полотно основы порвалось...

Смотрю на отражение своё
И думаю: Когда же до краёв
Наполнится невидимая чаша

И выплеснется брызгами беда?
Что делать мне останется тогда?
Гаданию конец – огонь погашен...

Гудит пожар войны, шагают батальоны, 
Вздымая пыль дорог в глухие небеса. 
И красным письмена рисуют обречённо 
На травах, на снегу... 
Ты тоже написал: 
"Прощай! Иди вперёд и доживи до мира! 
Мы встретимся с тобой там, за чертой - поверь!" 
Но в горле дымный ком... 
Разделена пунктиром, 
Как будто угол, жизнь на "раньше" и "теперь". 

Пунктиром пуль слепых расчерчена эпоха - 
Легко идёт в огонь и пьёт из алых рек, 
Смеётся мне в глаза с гримасой скомороха, 
Не ведая вины, жестокий мальчик-век.