Светлана Ахмедова

Как стать никем? С толпою слиться.

Бери на понт, слепи, владей, –

встречай провинцию, столица,

лубочной ширью площадей.

Метро, Охотный – гей, славяне!

Пустите нас припасть к корням!

«Freestyler» жарит на баяне

оркестр, встречающий меня.

Бурнусы, драные колени,

аmazing,  geben,  por favor

и непохожий толстый Ленин

неубедительно хитёр.

За неимением фонтана

на Лобное бросают мзду –

междумный юмор чужестранный,

стебущий грозный русский дух.

За воду сто, за кофе триста –

гуляем, мать его ети!

Раскосый друг степей, бариста,

давай, обслуживай кутил!

Глядим, как прочих благородий –

мужей достойных, статных дев –

псевдоколёсный теплоходик

тащит по мусорной воде.

И Александровского сада –

увы, чужого, не того –

скворцы, скамья, табачный ладан.

Пожалуй, вот и всё родство.

А, нет. По-питерски сквозило:

беги, купи и наливай.

Why do you cry, малютка Willie?

И думалось: и правда, – why?

Не было, но всё же происходит.

Духовая медь печальных войск

делит нас на «годен» и «не годен»,

продувает музыкой насквозь,

а потом ведёт пустых, январских

во поле берёзами стоять:

снежный лист прощения славянки,

чёрные бекары воронья

да Чумацкий шлях, высок и узок –

соль, краюха-месяц, молоко.

На семи ветрах затишье музык

и молчанье спиленных бойков.

Оловом – кресты, бетоном – плиты,

звёздочек на всех недостаёт.

Битые уносят в рай небитых,

не сдавая занятых высот.

Словари растекаются, буквы спасаются бегством,

от неспорой зимы отощавший раскис календарь,

забирайся с ногами на то, что осталось, и бедствуй:

сик транзит, пара беллум, о темпора эт сетера.

Из ладони в ладонь пересыплются тёплые зёрна,

перемелемся спелые мы на седую муку

ненасущного хлеба. Отобранным или отборным –

промолчи как захочешь, и я не услышать смогу.

Окопавшись в берлоге провинции, замер медведем

чернозёмный январь, да и ты никуда не беги.

Видишь, цел островок – бессловесен, безгрешен, безвреден –

табуретка, с которой читали мы богу стихи.

У каждого из нас свои волхвы –

и праздничный набор из трёх подарков.

Смиренно в дом впускаю вестовых,

в окне – луна звездит свечным огарком.

Приветствую. Откуда и куда

держали путь вы, звери-господа?

Не наградить и не вооружить –

пришли меня морочить, не иначе:

сухие иглы жалких слов чужих

и лепта меди – скудная заначка.

И карандаш – и мягок, и свинцов –

подчёркивать безумие писцов.

Счастливый путь, дорога колесом –

чернёным серебром и грязным снегом,

ваш дар по-високосному весом…

Но гости ищут места для ночлега.

Свистят лихой мотивчик без затей

и вычищают кровь из-под ногтей.

Мой бог, какая скучная зима –

сесть у окна в автобусе, дремать

и думать: вот бы ехать так до ночи.

Но жизнь не хочет.

И, вмешиваясь, вешает на крюк,

всё выводя на пеший вечный круг,

его захват – до новой страшной ямы,

холма и храма.

Нас меньше, меньше. Ветер бьет под дых.

И – шепотом – о новых молодых:

«А это чьи?», «А кто это?» – пустое.

Зачем и кто я?

Теперь не время корочку сдирать

и жалобить. Давай-ка, будь добра,

держи последних на передовой.

Беззвучно вой.

Пока есть счастье – рядом, бок о бок, –

пусть будет белым то, что между строк,

хотя мы знаем – сроки поджимают.

Любовь немая.

А нам потом годами вспоминать,

какими были раньше времена,

и дворники вели себя так хорошо,

что снег не шёл.