Галина Андрейченко

Рельсы ржавые, рельсы лгут –

Им раздавленных подавай.

Мы всю вечность убили тут,

Привораживая трамвай.

Ни рукой в него, ни ногой –

Каторжанин сбежавших лет

Щедро выпотрошен и гол,

Сорняки бороздят скелет.

Машет улица помелом,

Обметая ко сну дома.

Жил трамвай да отбил челом

И колеса переломал.

Память, как ни переживай, --

Времена в порошок сотрут.

В полночь въедет не наш трамвай,

И не спрашивай про маршрут.

Морской песок трепещет в жадном горле,

Вздыхает мель – зато не захлебнуться,

Жмут радости – рыдай о старом горе,

Дорога вхлябь – очнется перепутье

И звон подков: в начале было слово.

Мое начало – на колу мочало,

Подковы не побрезговали топью.

На дальнем берегу морские чары

Взвились – и пали жертвой плоскостопий,

И горький воздух убаюкал слово.

Нет милости живущим без дыханья,

Жемчужный голос мучается в хоре,

Подковы стерты обмелевшей ранью,

Песок бунтует в одичалом горле,

Для всех начал просеивая слово.

За звонкими стеклами бродит вино

В рассеянном зове голодного горла.

Они одиноки, они заодно,

Им светят лишь брызги на улице голой.

Отвязанный ветер сминает живых –

За жмыхом построился жмых.

Прощай, Рождество! Задурачил январь,

Взбивает туманы на стогнах белесых.

Фортуна-разносчица, та еще тварь,

Всерьез навострила в ненастье колеса

По жаждущим весям, по мгле городов,

По нервным обноскам садов.

Фортунины слуги меня развезли

По пыльным краям сумасшедшей дороги,

И заступ ровняет с пластами земли

Иззябшей души отголосок убогий.

Краснеют поганки на званом пиру,

А палки в колесах всегда ко двору:

Фортуна въезжает в игру.

Значит, занавес врет

Старость звезд огорошила пляж.

На приблудном песке

Виновато покоится пес.

Вам теперь – до ворот:

Увели одинокий этаж.

Вы идете ни с кем,

Я – как есть: без вуалей и слез.

Наш кораблик давно

Опустился на пресную блажь,

Но в свинцовой траве

Шевельнулся измученный меч.

Подражать  мудрено

Стуку сердца… Любовь за реванш,

А случайный трофей

Унесет бесприданница-печь.

Терновник бережно разглажу и пойду.

Никто не спросит: «Что ты делала в саду?»

Фонарь отвинченный на лавочке лежит,

В норе двора давно ослепли гаражи,

В соседней комнате мобильник окосел,

Строку поэта измочалив до костей.

Она все пряталась, но скрыться не смогла:

«На холмах Грузии лежит ночная мгла»…

А ночь колючая, пришьет того гляди,

В терновом Ялосе все лето шли дожди,

Бинты на вервиях который сохнут год,

Ни сна, ни сторожа, и доктор не идет.

Лиловым мхом порос небреющийся шрам,

Тому сопутствуют прогулки по утрам,

И вновь садовника к ноге зовет пила…

На пальмах Ялоса сидит ночная мгла.