Марианна Боровкова

               Кирие элейсон

Рассеян свет. Оса качается
Над головой цветка последнего.
Напев знакомый истончается,
Ещё мгновение - и нет его.

Звездой серебряной украшена,
Красуется на глади озера
Кувшинки крохотная чашечка.
Когда заметно подморозило,

Попрятались в траву кузнечики,
Заплакали, обжёгшись инеем –
Оживлены, очеловечены,
Какую муку нынче приняли!

Сердца дрожат, конец предчувствуя,
Как в обморок глубокий падают
Осоловелые капустницы,
Задумчивые шелкопряды.

Устав от толчеи и сутолоки,
Предавшись лености и неге,
Уснула восковая куколка
В полоске будущего снега.

И стрекоза глядит унылая
На бренный мир глазами сложными:
Такое время нынче выдалось –
Немыслимое, невозможное!

И привкус яблочный не радует,
Но откуси – и алым брызнет
Безудержная, безоглядная,
Непознанная радость жизни.

Проснёшься с утра - по колено леса  в снегу.
Глотнёшь кофеёк, пойдёшь через не могу
Дорогой нескучной и встретишься за углом
С весёлой синицей, вращающей небосклон:

Там первое облако - белое, а второе -
Высокое облако, далее – голубое.

А воздух теплее и сладостней у земли.
И шарф уже лишний, и пальчики без перчаток.
И ладно бы ветры пригладили ковыли.
И ладно бы слёзы внезапны и беспощадны.

Движения музык таинственны  и легки.
А всё остальное, пожалуй что,  пустяки.

Беспамятство сердца: о чём это ты? о ком?
Уже не идёшь, а катишься кувырком,
Немного ещё - и взлетишь, тишину пугая.
И вздрогнет сурок.
И вспыхнет  весна другая.

когда садится птица на плечо
не думается больше ни о чём
а хочется стать маминой и спящей
не ведающей про свою судьбу
смешно поджавшей нижнюю губу
сложившей кукол в самый дальний ящик
мешает неумение молчать
пригревшаяся птица у плеча
и даже не забвение но память
приходится её глушить листвой
и к сладким снам проситься на постой
а хочется воздушный шар и к маме
душа болит от неба до земли
вдыхаешь аромат цветущих лип
ладони лодочкой уложены под щёку
любовь всегда равняется любви
и если жизнь прекрасна то живи
ты веришь в эти сказки ну ещё бы
у серой шейки заживёт крыло
произойти иначе не могло
при чём здесь молоко и лоб горячий
волшебная пыльца летит с небес
и мама наклоняется к тебе
в который раз сухие слёзы пряча

не перекрёсток мира – станция,
дрожащий на ветру вокзал.
ни обещания остаться, ни возвращения назад
никто не ждёт –
здесь расставание, как часть земного бытия.
застыли между поездами
косые ниточки дождя.

когда ты молодой Кустурица,
ни смерть, ни старость нипочём,
а семафор смешливо щурится
в холодном воздухе ночном:

здесь рельсы пляшут без причины,
чуть что – и шпалы на дыбы,
а месяц ножик перочинный
хранит в кармане у судьбы –

не то чтобы зарезать хочется,
так просто –
попугать ворон,
и смотрит, смотрит одиночество
со всех сторон…

а так-то тихо всё, по-прежнему,
из жизни в жизнь, из года в год,
и тётка первые подснежники
почти задаром отдаёт,
и дворник напевает песенку,
пар выпуская изо рта,
но кажется, что интереснее
там где-то там,
там где-то там...

Есть вещи, от которых хорошо -
Вот это просто снег сюда дошёл,
И тыкву подморозило на грядке.
Вот это лист висит на волоске,
Свет чертит, словно мелом на доске,
Тьма пишет в небе, будто бы в тетрадке.

Я ставлю хлеб на стол, а ты вино,
Кровит пятно на скатерти льняной,
Слезится сыр, и сумерки снисходят.
Вот это мы – смутьяны-бунтари,
Вдыхаем дым, о разном говорим:
О Боге, о любви, о непогоде…