Елена Лещинская

В эпоху Хаббарда и «Синтона»,

Суровых септ и блаватских сект

Текла любовь моя бессимптомно,

Лилась из вен на виду у всех.

Привычным стало ходить в бордовом,

Привычным стало лакать бордо.

И я бы выжила, стопудово,

Когда б не весила пять пудов,

Когда б успела в кювет метнуться

От сумасшедшего крузака,

Когда б сумела потом очнуться

И доскрипела до сорока.

Но вот – заклинило в той двадцахе,

Хотя седины вполголовы.

Давай ещё понемногу бахнем

За упокой луговой травы.

Шлейф «Диора» и прикиды от Юдашкина...

Я всё вру, что для тебя – мои стихи.

Что-то вспомнилась опять мечта Наташкина –

Про «Кассандру», с ближней ярмарки духи.

Да и вовсе-то водичка туалетная –

Туалетный освежитель, не вода.

Девяностые лихие, беспросветные

И пресветлые далёкие года.

Я, наверное, истратил полстипендии

На проклятую «Кассандру» и цветы...

Затерялись эти дни в ином столетии,

Всё полынь-трава, дороги да кресты.

Помню, как плечо оттягивал Калашников,

Было там не до духов, не до цветов.

Беспросветная тоска моя, Наташенька,

И пресветлая далёкая любовь.

Слишком долго пели мне ветра и вороны.

Наткин муж её увёз на Сахалин.

И теперь – Юдашкин, блин, да шлейф диоровый,

А стихи – тебе, кому ещё-то, блин.

Переборами гитары палисандровой

Ностальгию потихоньку усыплю.

Но прошу тебя – ты надушись «Кассандрою»,

Ты же знаешь, я одну тебя люблю.

Я не люблю тебя больше ни цента.

Я не должна тебе больше ни капли.

Страсть невозможно занять под проценты.

И одолжить, разумеется, вряд ли.

Небо земное в глазах марсианских,

Отсветы алого – промельк трамвая.

Фрукты пронизаны солнцем испанским.

Сердце укрыто бронёй самурая.

Тихо сижу на скамейке облезлой.

Скромно, пожалуй, для царского трона.

Впрочем, быть ближе к народу – полезно...

Я не люблю тебя больше ни кроны

И не должна тебе больше ни грамма,

И ни галлона, и ни миллилитра.

Царская гордость. Плебейская драма.

Слёзы невольные мантией вытру.

Брошу корону в пакет к мандаринам

И поплетусь к остановке печально.

Эх, не забыть бы купить маргарина...

Ты ничего мне не должен случайно?

Мой маленький аксолотль,

Стареть – не твоя планида.

Построим бальсовый плот

И свалим из неолита.

Аквариума тюрьма

Останется за кормою.

Смотри, зелена волна

До самого Земноморья.

Мой ласковый аксолотль,

Мой нежный, почти безгрешный,

Какой-нибудь остолоп

Тебя назовёт мятежным.

Мечтатель и фантазёр,

Не слушай его, не слушай.

Эндемик чужих озёр,

Зачем тебе наша суша?

Сегодня закат зловещ –

Пожары идут стеною.

Пора бы в окоп залечь,

Да кости и зубы ноют.

Держись, на подходе флот,

Писать завещанье рано,

Мой маленький аксолотль,

Дракончик Теночтитлана.

Улыбаясь медленно и светло,

Наблюдаешь тихо и незаметно,

Как твоё знакомое божество

Неуклюже прикидывается смертным.

Убирает солёную прядь со лба,

Отгоняет ладонью ветра и тени,

Защищая горы и города,

Примостившиеся у его коленей.

Улыбаясь медленно и светло,

Ты почти ничего и не видишь, кроме –

Что твоё знакомое божество

Потихоньку чахнет без свежей крови.

Да не дрогнет скальпель в твоей руке...

Так вскипает кофе в посуде медной.

Ты умеешь, даже летя в пике,

Бесподобно прикидываться бессмертной.