Никита Зонов

Сорок соро́к.

Одна -

веется по ветру.

Брат мой, не пей вина,

и не люби Гертруд.

Печень свою клюю.

Горечь. Изъян души.

Знамо, Господь в раю

корок не покрошил.

Лёг, как последний снег.

Молча. На землю. Под.

В мой двадцать первый век…

В твой сорок первый год…
 

Она ушла, и комната пуста.

На ширине тетрадного листа

и на словах, которые вдвоём,

не скажется отсутствие её.

Она ушла. Вестимо ли, мой друг!

Её искать бессмысленно, как звук,

как отпечатки пальцев на воде -

её искать... Искать её везде…

Она ушла. Расхоже. Хоть кричи.

Не от себя оставила ключи.

Лишь окоём оконного стекла

запомнил миг, когда она ушла.

Она ушла. Куда – ни приведи

Господь, - я никогда не уходил.

Разрежен воздух в комнате пустой.

Но, всё равно, спасибо за постой.

Два клейма на конверте

по цене одного.

Что мы знаем о смерти?

Да почти ничего.

Оттого и зависим

от потрёпанных фраз

недоставленных писем

и оставленных нас.

Плюнув в небо рябое,

под лихое "Ату!"

будем сами собою

заполнять пустоту.

Мне б дойти до порога,

не пролив молока,

и не знать, что дорога

мне ещё далека.

Всё. Приспущены флаги.

Смяты черновики.

Мчит перо по бумаге

чёрным крепом строки,

голубиною стаей,

вольно и озорно…

И стихи прорастают,

словно в пашне зерно.

 

Знаешь, мы не одни.

Летит и болит душа...

Падающего — толкни,

рукой,

как воздушный шар.

Лети, лепесток, лети,

под куполом шапито,

не сущий, но во плоти —

лети, несмотря на то

что дни твои и труды

пока что не на виду,

и даже твой поводырь

уже не дудит в дуду.

Господи, упреди

кошек и голубей.

Можешь любить — люби,

а сможешь убить — убей.

Пари на своих ветрах

вне времени и страны,

пусть те, кто уходят в прах,

из праха и рождены,

пусть даже в твоём окне

уже не горят огни,

но падающего,

во мне

падающего, — толкни.
 

Это у меня осень.

Это у тебя — лето.

Я уже и жить бросил,

просто не моё это.

Так что не чуди, брось, и

не усугубляй факты.

Я бы и не жил вовсе,

да не по себе как-то.

Всё, что нам судьба бросит,

корни отдают кроне,

и у нас с тобой, осень,

больше ничего, кроме...

Кроме тишины. В шуме,

аж до синевы белом.

Ну а кто из нас умер —

это не моё дело.