Елена Фролова

Помолись обо мне развесёлая райская птица
в этом старом саду, где не собран стоит виноград,
где луна, как хурма, над горою в ночи золотится,
где никто мне не друг, где никто мне не враг и не брат.

Где меня не найти никому ,кроме дочки, которой
снится мальчик с глазами черней,чем абхазская ночь.
Помолитесь о ней безмятежной огромные горы,
чтобы ей эту жизнь легко, будто сон превозмочь.

Потому, что не так и с теми случаются встречи,
и уходим не к тем, с кем хотелось идти по пути.
Помолись же о нас, кипарисы качающий ветер,
и ещё помолись,чтоб слова мне об этом найти,

чтоб сказать ей потом, здесь сложившей доверчиво руки
у меня на груди и уснувшей в ночной тишине,
что сильнее любви на земле этой только разлуки
и дороги к любимым подобные долгой войне.

Нарисуйте мне чижика- пыжика
на куске картонной коробки.
Значение этого мальчика было превышено,
а мальчик был рыжий и не из робких.

Опишите любовь нашу крышами,
нишами, взмокнувшими подмышками,
подворотнями питерскими, а не Парижами,
выжжеными желаниями, фотовспышками,

в которых мы испуганные единомышленники
с температурой до сорока повышенной,
с прятками от себя, кошачьими мышцами,
отслеженные, униженные, расстриженные

взрослыми, которые потом подпишутся:
"Вот они, чернокнижники, приговор им!"
А нам эта любовь, как буква ижица -
зачем она, куда, зарыть ее под забором каким?...

Вглядываясь в шестнадцатилетние всполохи,
долгие взгляды в себя, за горизонт дочери -
мы садимся и говорим с ней в полголоса
про чижика- пыжика,крыши и прочее, прочее...

А день был вчера хороший.
Сушилось белье в горошек,
соседский пацан с ладошек
кормил своих голубей.

В халате соседка Таня
кастрюльку картошки ранней
варила для мужа Вани
на плиточке у дверей.

А день был вчера хороший.
Сосед их весёлый Алёша
соленых сухих рыбёшек
раскладывал на обед.

И думал легко и просто,
что в те далёкие вёсны
всё было меж ними серьезно,
но всё обошлось без бед.

А день был вчера хороший.
И две его старые кошки
хрустели рыбною крошкой,
щуря свои глаза.

И пахло в саду заросшем
мышиным смешным горошком,
как пахли её ладошки
множество лет назад...

Птицы гнездятся. Топится баня для вечера.
Мама перемывает чашки, тихо поёт.
Вскопаны грядки, посажены. Делать и нечего.
Вот и смотрю, как в небе летит самолёт.

Раз- два- три, раз- два- три, раз...Что за мелодия
то появляется, то исчезает в моей голове?!
Как же смешно вылупляются листья смородины,
робко роняя скорлупки к зелёной траве.

В сколотый чайник я заварю пару листиков,
пусть настоятся, чайку после баньки попьём
с мамой и папой,как в детстве, мытые,чистые,
светлые, лёгкие.
И никогда не умрём.

Коростель трещит. В огороде до одури стонут жабы.
Земляника в поле спуталася с вьюнами.
Вопреки дворянской, просыпается кровь деревенской бабы
(хоть дворянской капля, но это так, между нами).

Из комода вытащишь ситцевую косынку,
Закрываешь лицо до бровей, как учила прабабка.
Спички, яблок и хлеба положишь в свою корзинку,
У двери оставляя с затоптанным задником тапки,

и уходишь в поле. А там - благодать земная,
В самом разгаре среднеравнинное лето!
Господи, как хорошо у Тебя на земле бывает!
Будет ли лучше Там? И нету ответа.

Нету ответа ни на какие вопросы.
А ты всё думаешь: важно это или не важно?
Бабочки и стрекозы садятся тебе на косы,
Вернее туда, где были они однажды.

Но однажды ты их отрезаешь, как тонкие нити,
Как отрезаешь дороги, события, отрезаешь время.
А через жизнь возвращаешься и сквозь ресницы
Лежишь и смотришь на самое лучшее небо,

На которое так же когда-то смотрел твой папа,
И дед смотрел, и прадед долгие лета.
И ты кусаешь яблоко, чтобы не плакать.
Потому что теперь понимаешь, зачем всё это.