Подборка стихов, участвующая в конкурсе «45-й калибр – 2020»
Россия, Сочи
Для русского поэта каждая зима
кончается на Чёрной речке, Фима,
даже если он - еврей в Америке, пишет по-английски, не сходит с ума
и не ждёт убытка.
Да, пожалуй, это невыносимо.
И эта невыносимость не тобой добыта.
Но есть. Потому что к мартовскому жнивью
русский поэт бесплотен.
И, сыграв в рулетку с одним из рубенсовских полотен,
давно промотался в тургеневский дым, хоть партия и была вничью.
Изменившись в лице,
в имени, но не в сути,
потому что смерть его - в игле, а игла - в яйце,
а третий, второй или же первый глаз -
как его окно - бельмовато-сутрен,
он встречает тебя. Начинает сметь.
Начинается смерть -
с прыща, с разбитого зуба,
изнутри вовнутрь глядящего юркими глазками,
весной в колбу выпущенного суккуба
из настольной лампы.
Он машет красными звёздами, транспарантами, лапами.
И не сманишь, не вывернешь, не уболтаешь сказками
посидеть на цепи.
Потому ты идёшь искупить
и стреляться с подвернувшимся вовремя в который раз Дантесом.
И даже если медийному лику не дать жрать, а Кощею не дать пить,
вы - полем, а русская литература идёт лесом,
пока Макар телят не погнал.
И так - до дна.
"вскоре Маргарита увидела на блюде желтоватый,
с изумрудными глазами и жемчужными зубами, на золотой ноге, череп..."
М.Булгаков
Мир мой\не мой. Короче, немытый - читайте, режьте.
Дольками на заливное с укропчиком - мой язык,
Протянутый нынче лентами Хуанхэ и Янцзы
Под улюлюканье вежды да и невежды,
Странно устроившихся у меня в голове между
Извилин, венчанных не венцом, не кровью - фейсбучным ником,
Что спекулатор несёт, ужасаясь, на блюде
Не Саломее, а вам, добрые люди.
Учит трёхперстно крестить форумы новый Никон.
Из ничего, будто вирус, возник он -
И мир, выпуклый, жадный, - тут же сложился вдвое.
Готов - втрое, вчетверо, в десять.
Тело висит в ожидании, а слово - весит
И разбивается о порядок свобода воли.
Знай, Апокалипсис, детка, - всего пара корч и колик.-
Вот нас и нету. Видишь, вон ту комету?
Сладкоголоса она, четырёхполосна.
Только не космос дальний страшен, а тот космос,
Что у тебя внутри. - Только подуй - нету.
Может, вернёмся ещё - загадай на монету,
Брось в океан лжи. Если останешься жив, пресвитер
ПостИоанн, расклеивший веки и на афишах - призыв.
Лошадь неспящего первой приходит - в призы. -
Только когда мы останемся в чате, в твите.
Как бы прижаться к оси мировой, нерв намагнитить?
А нулевой пациент показывает язык
Дерево, проросшее корнями в мать и отца,
белые пустыни, золотые ливни,
понимает, сам
вырасти сливы,
стань счастливей.
Сам и своим трудом.
Понимает, сад, сын, дом,
Вол, света четыре стороны, четыре стены.
А иначе - сныть . А иначе сныть
закрывает облако и не улететь, не закричать на ветру,
вырывать сердце и лотос, голубку из детских рук,
уронив голову в землю, сломав весло.
А иначе сквозь голос вырастить ложь и зло
посреди колебания тины
в толще мёртвой воды.
Разводить мосты, седины,
ползучий дым
без корней, без листьев, ветвей, ствола.
И одна свеча на краю стола.
Дерево понимает, но врозь летят семена,
имена и литеры - в грязь. И опять не нам,
а нами - укрепляют мостовые, рубят крест на горе
и клянутся упавшей свечой заре
ни падалицы, ни девицы, ни жар-птицы пера
не брать. -
Брать молву.
Только вор обрывает золото и палит листву.
Стынет ладан над водою, жаба в ночь кричит:
- Я бы память запекла тебе в горсти, в печи. -
Только вспомнишь ли меня,
сонная?
Сныть
ещё пытается плестись,
ныть,
плыть
по камням.
Ищет меня. Ищет меня
Увидеть бы Париж, тот самый, с башней, который так давно не стоит мессы,
что умереть не страшно молодым - на скорости в тоннеле Альма, если
перед тобою выросла стена. Но выросли лишь на рентгене пятна.
Исколот, как игольница, бесстрастен. Хотелось умирать в Париж, понятно.
А умираешь в хосписе в Твери. А умираешь в хосписе в Твери
И больше ничего не говоришь.
Анализы читаешь по глазам врачей. И поздно нынче не в балет.
Не иероглифы писать по шёлку тушью, а даже позже выключать в палате свет.
Тебе всё можно. Смерть - освобожденье
от обязательств, бытовых забот. Но в метрономе западает время,
тобой не проведённое в Париже
и на Гавайях. Тень длиннее, ближе.
А твой сосед, кривой и гибкий тополь,
надумал наконец-то зацвести. И шелестит за перекрестьем окон.
О юности беспечно шелестит.
О чём-то бесконечном. Он не знает, что завтра здесь назначили субботник .
Всех срубят. И меня. Зачем цвести? Но я тянусь поверх заката веткой.
По векам.
Даже дальше. И не страшно.
Ведь зажигают лампочки на башне.
"Месяц едет. Котёнок плачет"
М.Мусоргский
Сижу на краю бассейна,
кожей чувствую край мира.
Прекрасен и кругл - влезь в Гугл:
свет Китежа синь, Расея
серебряным росным лугом.
Крылатые с флейтами, вира!
Кивните, подсолнухи-выжиги, -
и я обязательно выживу.
.- Месяц едет. Котёнок плачет.
Хоть на фабрику, хоть за Родину
из хрущобы под Кандалакшей
вставай-поднимайся, юродивый.
.Вставааай... - Позвоночником звякнет трамвай -
и осыплется сон золотой
до согнувшей меня запятой.
И откружится снежное кружево.
Обескровлено. Обезоружено.
Некому молиться Христу.
Индевеет зрачок серны.
Стены выросли - люди растут.
Люди сохнут у края бассейна.
Только из глины.
Только из серы.
Только рыжие.
Пуст бассейн. Гудит колокол
Звук по небу несёт облако.
.Облако выжило. И я выживу.
.-Эй, ребятушки, поднажми!
Может, станем ещё людьми,
сотворённые в междуцарствие
сменой звёзд на кресты. Вот-вот
зацветёт смоковница. Или не зацветёт?
Мы привыкли - с нами не цацкаться.
Всех довылепят и не довыжгут.
Тьмой в тумане по пояс вброд
зачем пыжиться да бечевой? -
Выжить. Выжили. Выживем... Да, ничего.
Можно и облако волоком. -
К золотым куполам бурлаков
льнёт. А там - высоко и волгло.
Там высоко
За краем бассейна в зрачке серны.
МесяцедетКотёнокплачет МесяцедетКотёнокплачет МесяцедетКотёнокплачет
Перейти к странице конкурса «45-й калибр – 2020»