Лампа накаливания
1.
Я разделил с тобой всё, начиная с того вечера.
Ты вернулся в комнату после долгого отсутствия. Для меня сразу стало очевидно, что ты умер. Скорее, не ты вернулся, а тебя вернули нам.
Занёс тебя в комнату и уложил на кровать. При себе у тебя ничего не было, кроме красивого похоронного костюма чёрного цвета, надетого на тебя.
2.
Что же мне с тобой делать?
Раз ты здесь, то ответственность за тебя должен взять я. Но может, стоит…
Позову управляющего, пусть спустится и решит, что с тобой делать.
Пришлось очень долго просить и уговаривать управляющего снизойти до нас. Он неохотно согласился и своей тихой, как будто вечно крадущейся, поступью вплыл в комнату.
Я всё рассказал ему, во всех подробностях. Кажется, так торопился, что запыхался.
Управляющий очень серьёзно отнёсся к моим словам. Он осторожно присел к покойнику на кровать.
В комнате установилась напряжённая тишина. Я стоял и не знал куда себя деть.
Управляющий некоторое время посидел и неловко нагнулся к голове покойного. Задержав там голову, вернулся в обратное положение.
– Тут действительно нечего сказать.
Легонько похлопав его по плечу, посидел после этого ещё с минуту и встал. Выходя, он бросил на меня осуждающий и недовольный взгляд.
3.
Взвалил его себе на плечи и спустил вниз. Нашёл машину и повёз его к нему на работу – покажу его коллегам, чтобы они подсказали мне что делать.
На работу не хотели впускать меня, и только то, что труп повис на моих плечах, показывая нашу с ним близость, и убедило пропустить нас обоих.
Работники на секунду-другую поднимали головы, чтобы посмотреть на нас и поздороваться с покойником.
Я спросил, с кем можно поговорить о нём, и мне вежливо указали на дальнюю дверь. За ней оказался большой просторный кабинет, обставленный внушительных размеров мебелью. Я усадил его на громадный стул, а сам сел сбоку от центрального стола, чтобы немного передохнуть.
Ненадолго прикрыл глаза и, видимо, уснул. Когда же я проснулся – то по обе стороны стола сидели люди и с серьёзным видом что-то говорили.
– Мы сами не ожидали, что так всё выйдет. Этого больше не повторится. Что же нам предпринять?
Ответа не последовало.
Установилась тягостная тишина. Никто из собравшихся не смел поднять глаз на покойника в этот момент.
Тишина стала затягиваться, и один из присутствующих очень осторожно и тихо начал:
– Знаете, мы всё понимаем без слов, сами исправим и о выполнении доложим. Мы не будем вам докучать.
Этот человек медленно встал и, поклонившись, вышел, а за ним этот ритуал проделали и все остальные.
Я выбежал за ними из кабинета и остановил одного из них и спросил, что мне делать с этим, в кабинете… Но меня резко прервал мой собеседник:
– Вы видели, в каком он настроении? Ни слова не сказал, а вы ещё и шутите. Не досаждайте мне такими вопросами.
Опять ничего не получилось. Никто из них мне не поможет.
4.
Мы сидели с ним на лавке в парке. Я, чуть наклонившись вперед и сцепив ладони, думал о том, что мне делать. Покойник вяло распластался на спинке лавочки. От него уже начало припахивать.
Городские крысы слетелись к нам и стали неумолимо приближаться своим нелепым шагом.
Отгонял этих птиц от себя, мне ведь нужно было сосредоточиться.
– Уйдите, оставьте нас.
Их маленькие глаза-пуговки непонимающе смотрели на нас.
У меня осталось всего несколько вариантов…
5.
Можно также ходить и таскать его здесь, встречая всё те же недоуменные взгляды и лебезение перед мертвецом. Они и для запаха гниения найдут оправдание. Нет, так долго я не выдержу.
Бросить его тоже неправильно. К тому же меня уже много где видели вместе с ним.
Но есть альтернатива. Пойти на самый верх. Меня могут пустить вместе с моим разлагающимся грузом, а там уже совсем другие люди, которые обратят внимание и освободят меня от него. Решено – поступлю именно так.
6.
В этот раз всё было гораздо строже. Меня несколько раз обыскали, просветили специальными приборами. Но, в конце концов, ноша на моём плече помогла мне протиснуться в эти казалось бы внешне такие широкие коридоры.
Здесь скорость передвижения ошеломляет – настолько всё быстро мечутся из кабинета в кабинет. Нечего и думать пытаться остановить кого-нибудь, наверняка отмахнутся от меня.
Я найду самый тихий и пустынный закоулок, где сидят сплошь и рядом высокие и важные люди, да настолько, что мимо их кабинетов осторожно ступают на цыпочках.
Нашёл.
Большая одиноко расположенная дверь, на подступах к которой стояло несколько вооруженных людей.
На удивление достаточно легко прошёл мимо них с трупом на плечах. Видимо, я стал на время своим, раз зашёл так далеко – на меня особо и не обратили внимания.
7.
Осторожно открыл дверь. Она поддалась без малейшего звука. Но все мои чувства, вслед за обонянием, забили тревогу.
Это затхлый смрад, словно после вскрытия запертого склепа. У меня от вони слёзы потекли из глаз.
В кабинете, в центральном кресле, скорее напоминающем трон или увеличенную версию кресла покойника, сопровождавшего меня, не сидел, а буквально на моих глазах разлагался человек, вернее, что-то отдалённо его напоминавшее.
Рядом с ним как ни в чём не бывало сидел субъект и аккуратно что-то записывал. Он поднял на нас свои отстранённые глаза и спросил:
– Вы по какому вопросу? Изложите, пожалуйста, всё, и решение будет принято незамедлительно…
Шифр
В моих руках книга. Волнуюсь. Такое чувство, как будто некуда деть свои руки, они нервно дрожат. Я верчу книгу из стороны в сторону, под разными углами, пытаясь придать этому миру равновесие…
Точки – геометрические вершины каждого объекта, который я вижу и пытаюсь привести положение книги в моих руках в соответствие всем им одновременно.
В этом бесконечном мире центром является каждая отдельно взятая точка – я, книга, всё вокруг.
Крупица к крупице. Не знаю, может, всё уже идеально и всё в мире соразмерно и точно. Может, это я схвачен этими болезненными клещами и занимаюсь бессмыслицей.
Но к чему мне смысл?
Я – точка, ищущая себя в пространстве. Нет ничего важнее этого.
Простые вещи
1.
Она сейчас стоит передо мной на столе. Неровная, припадающая на одну сторону, прозрачная пластиковая банка. И деталь, завершающая внешнее описание, – жёлтая крышка. Вот и всё.
Первоначальное содержимое неизвестно, но к нам она попала наполненной дешёвым мёдом, смешанным наполовину, а может и больше, с сахарным сиропом. Отец один на рынке, мёд по низкой цене – комбинация приведена в исполнение, и вот результат. Мёд мы весь съели, скорее уж выпили вместе с чаем, а банка осталась, как незаменимое вместилище для различных круп, сейчас в ней как раз находится немного гороха на самом дне. Можно отвинтить крышку и почувствовать, что среди запаха крупы проскальзывают медовые нотки. Зачем я вообще её достал?
Так же, как и тонкий, едва уловимый запах мёда, эта баночка хранит в себе частицу семейного уюта. Это мама, убирающая и раскладывающая продукты по полкам, вечерний чай перед сном и разговоры под него, которых и не вспомнить, но как же тепло от этих воспоминаний.
2.
Поле битвы не самое обширное – полка в шкафу. На заднем плане стоят книги, ровным и чётким строем, непоколебимые и бесстрастные. Перед ними держат оборону разрозненные части, состоящие из канцелярских принадлежностей. Ведёрко, бывшее когда-то из-под краски, ощетинилось копьями не пишущих ручек и поломанных цветных карандашей. Тетради, исписанные, с редкими залежами чистых листов, лежат стопками. И среди них, величественно наклонённый и опирающийся на боковую стенку шкафа, стоит ежедневник. Книга, состоящая из чистых страниц. Не затронутый ничем, он стоит так уже давно, устаревший, так и не понадобившийся никому, ежедневник. Тот год, для которого он был создан, прошёл, а он остался пустым.
3.
Я мысленно держу в руках это воспоминание. Спиралевидное, легко раскладывающееся по одному моему только желанию. Верчу и оглядываю его под разными углами. Дельная вещь, но… Кажется, что вот оно у меня, и всё же я не могу передать, как думал и чувствовал я тогда, будучи ребенком. И сейчас я могу только использовать лишние слова, чтобы затушевать пустые места. Сейчас будут их разговоры. Папа и мама. Поворачиваю воспоминание на замедленную запись и пытаюсь вслушаться внимательнее, услышать то, что я пропустил и не дослушал тогда. Нужно сделать звук погромче.
4.
Соседняя комната. Они собираются, упаковывают большие вещи, укладывают сумки. Я предоставлен своей детской возне, собираю мелочи – любимые игрушки и безделицы, до которых взрослым пока нет дела.
Слышу резкий звук разматываемого скотча и шум, сопровождающий их сборы. Их разговор во время этого похож на человеческий пульс – интервалы отдыха, то есть монотонного перечисления вещей и их расположения, сменяются резкими скачками «куда засунула», «куда лезешь», «не так», «так нужно». Мой собственный пульс учащается, мне не хочется, чтобы отец так кричал. Всё обрывается прозвучавшим словом, смысл которого я пойму позже. И не прощу.
Звук тихо переместился на кухню – плеск воды и громыхание посуды, но я знаю правду – мама плачет. Прячет всхлипы за всем этим.
5.
Ночь. Всё собрано. Я проснулся и оглядываюсь вокруг – в ночной мгле лишь обрисованы контуры башен из коробок. Нужно замедлить запись. Подкручиваю колёсико и могу различить своё состояние тогда.
Мне страшно. Безотчётно страшно. Впереди переезд в совсем новую, как говорит отец, жизнь. Но я этого не знаю, я только чувствую, что мне не хочется покидать дом, наши игры с друзьями, балкон, с которого я так ловко плюю вниз или скидываю мелкие предметы. Мне жаль покидать наш двор, обнесённый бетонными конструкциями, скорее похожий на средневековый замок, чем он тогда и был для меня.
Я тогда впервые почувствовал внутри опустошение. Много капризничал вечером, а когда меня уложили, то долго лежал в темноте комнаты и плакал. А ещё думал о родителях и плакал. Плакал, но толком не сознавал ничего. Проснись.
6.
Моя настольная лампа. Не предмет, а сплошной символ. Источник света и помощник. Но у неё есть своя история.
Это подарок от мамы. Тогда так и сказала: «Бери, тебе пригодится».
Она светила мне долгие годы и со временем обретала свои черты. Тут, сверху, царапина – тайный знак её принадлежности мне. А тут вмятина, хорошо хоть одна только, ведь падала она с завидной регулярностью.
Под выхваченным ею из темноты кругом освещённой поверхности стола прошла целая эпоха. Дивные страны Востока, мифы, полный набор образов – герои, злодеи, коварные женщины, все эти бесчисленные персонажи моих книг. Но эти истории закончились вместе с закрытыми и заключёнными в плотный строй книгами.
7.
Ночь длиною в жизнь. Но и она скоро закончится. Я смотрю на свет, на предметы, попадающие в его поле. Сейчас это только пыль. Частички, незаметные днём, летят по своим делам, на мгновение становятся видимыми, а потом пропадают навсегда.
Я знаю, что это хлам. Бессмысленная коробка, и её пора выбросить. Но я уже знаю, что этого не сделаю. Вдыхаю ли я запах мёда или он мне только мерещится?
8.
Воспоминания – это всё, что у меня есть. Я собираю их все в коробки, запечатываю, некоторые оставляю открытыми, на случай, если пригодится что-нибудь. Но в моём доме я часто нахожу части конструктора, не относящиеся как будто ни к чему конкретному. И вот я собрал большую часть из них – воспоминание об этой ночи разбросаны были по всей моей жизни. Это простая история – на протяжении неё я собирался в дорогу, ощущая, что рядом находятся дорогие мне люди, и я всё ещё продолжаю собираться, но уже потеряв их по одному. Теперь вокруг меня лишь шумные соседи и попутчики.
9.
Успокойся. Как же здесь тихо. Пылинки также парят под лампой. Стоит мне легонько подуть – и всё меняется, но спустя секунду воцаряется прежний порядок. Я собрал вещи. Мысленно проверил – ничего не забыл. Часы показывают 4 утра, но я не обращаю внимания на время сейчас. Хватит здесь сидеть, всё равно уже не уснуть. Выпью кофе и поеду. Через час мне выходить.
Может, последняя часть этой ночи существует пока в недоступном для меня будущем. Интересно, чем закончится эта ночь? Может, я узнаю об этом сегодня.
© Александр Ангел, 2019–2020.
© 45-я параллель, 2021.