Александр Балтин

Александр Балтин

Четвёртое измерение № 29 (197) от 11 октября 2011 года

Определяющий вектор

 

* * *

 

Аттракционы на замках –

И статуи в коробках серых.

Сколь прелести в осенних сферах,

Столь грусти в собственных глазах.

 

Пройди по листьям, посмотри

На старые скамейки эти.

Пересчитай их – раз-два-три.

И вспомни, как смеются дети…

 

* * *

 
Край крыши девятиэтажки,
И каждый вечер на краю
Сидит ворона очень важно
И смотрит прямо в жизнь мою.
 
Что видит? Угольки сомнений?
Золу надежд? Не то крюки
Иллюзий? Скуку старых мнений?
Остатки воплей – помоги?
 
Боюсь, хорошего не видно.
Сидит ворона и глядит.
И мне под чёрным взглядом стыдно –
Как будто сам собой добит.
 
Учебник смысла
 
Учебник смысла я листаю,
Его читаю днём любым.
Его прилежно постигаю –
Он писан слогом непростым.
 
Мне интересно: для чего же
Существование моё?
Пусть я живу, вопросы множа,
Ответы есть. Душа поёт.
 
Учебник смысла я листаю
И днём и ночью – и за ним
Величье воли постигаю,
Затем чтоб сделаться иным.
 
* * *
 
Вельми привязанный к земному,
Уже не очень разберёшь,
К духовному стремишься ль дому
Иль в сердце побеждает ложь?
 
И вот, сомненьями измучен,
Ты в небеса опять глядишь –
И сердце от потьмы паучьей
Освобождает мерно тишь.
 
* * *
 
Ты велик, Христос, – я очень мал.
Как же я такой тебя представлю?
Как пойму всё то, что завещал?
Чем тебя, когда столь мал, восславлю?
 
А у неимущего меня
Нечто столь мне важное отнимут…
Сколь во мне небесного огня?
Отблеск? Иль и отблеском покинут? 
 
Ты велик, Христос, а как расти?
Я вслепую тычусь и не знаю.
В данности продлить твои пути
Нереально, это понимаю.
 
Всё раздать и за тобой идти?
Дебри матерьяльности не могут
Дать подмогу этому пути. –
И поутру есть привык я йогурт.
 
Ты велик, Христос, я очень мал,
Стоят ли чего мои попытки?
Сорок с гаком прожил – не узнал…
Да и жизнь моя висит на нитке.
 
* * *
 
По добавочному звонили,
По мобильному ныне звони.
Изменяются наши были,
Не меняется голос любви.
 
Коль не слышим горячий голос –
Пустотою насыщена жизнь.
Или холодом: Северный полюс
В душах носим – изъянов и лжи.
 
Определяющий вектор
 
Определяющий твоё
Существованье вектор важен,
Чтоб чернота из адских скважин
Не залила житьё-бытьё.
 
Он должен устремляться вверх.
Зачем ты пьёшь опять в субботу,
В том извращённую свободу
Предполагая, человек? 
 
Зачем ты куришь натощак,
С соседями зачем ругался?
Ребёнком лучше бы остался,
Душой бы взрослой не иссяк.
 
Нет, душу я в себе ращу,
Пускай сей труд весьма громоздок.
В нём просто невозможен роздых,
Хоть пью порой, порой грущу.
 

* * *

 

Так в сознании нечто меняется,

И глаза набухают слезой.

На вокзале с парнишкой прощается

Мать – дослуживать едет родной.

Все прощанья – вполне заурядные

Для других, что идут по делам.

А любить? В этом люди нескладные:

Может, где-то получится – там.

 

Там, в других измереньях, неведомых.

Поезда уезжают всегда.

Или чувств многовато прескверных и

Искажённых? Гудят провода.

Лес проносится, мост перестуками

Образ мира дополнит потом.

Путь ветвится. Путь дышит разлуками.

Для иных приближается дом.

 

Память – каша: не круто ль заварена?

Ей питаться порою нельзя.

Жизнь подарена. Просто подарена,

А тебе не по нраву стезя.

Что начнётся, то некогда кончится.

Посети привокзальный буфет.

Водки выпить от жизни захочется.

Выпей, ладно, в том страшного нет.

 

Поездная нелёгкая музыка…

Проплывут надо мной облака.

А мыслишки в сознанье кургузые –

Важных не наработал пока.

Уезжай. Возвращайся. Всё сложится.

Или нет. Но и «нет» – результат.

Небо душами светлыми множится,

Ни одна не вернётся назад.

 

* * *

 

Сани грузят на платформу

На ВДНХ.

А мой мозг подобен корму –

Корму для стиха.

 

На платформу грузят сани.

Я иду, гляжу…

– Расспросил вчера у Сани…

– Глупо, вам скажу… 

 

Реплики чужие входят

Для чего-то в ум.

Отвергал всегда я вроде

Посторонний шум.

 

Шума много – исступлённо

Музыка гремит.

Небо, как всегда, бездонно

Тишиной молитв.

 

* * * 

 

 

И это ты – ребёнок с папой

Идёт по парку. Это ты.

А папа называет лапой.

Вокруг трава, ещё цветы.

 

И это ты – бухой и грязный,

И матерящийся вовсю,

Нелепый, страшный, несуразный,

Жизнь пропивающий свою.

 

И это ты – не поднимаясь

Почти что, пишешь третий день –

С пространством золотым сливаясь.

Иль всё же вышла дребедень?

 

Ты – где? Какой? Ответа нету.

Ответов много. Мне б один.

А те – подобны винегрету

Мечтаний, следствий и причин.

 
* * *
 
К слову гроб синоним не найдёшь.
Закусив губу, глядишь на друга,
Зная с острой чёткостью – живёшь,
Ну а он сошёл с большого круга.
 
Как нам, выйдя раз из темноты,
Путь, за смертью даденный, представить?
И синоним даром ищешь ты
К слову гроб. И смерть нельзя исправить.
 
* * *
 
Продираясь в грядущее трудно –
Не добавишь, увы, отважно –
Погляди, как листва изумрудна,
Погляди – только это не важно.
 
Как, стремясь обрести в жизни нишу,
Бьёшься! Ветер завоет протяжно.
Замираю – и ветер я слышу,
Только это не важно, не важно.
 
Обретая – теряешь. И дальше
Всё похоже – не очень-то страшно.
Пролетают, мелькают пейзажи.
Видишь их. Только это не важно.
 
Что же следует? Или земное
Иллюзорно? Свою строишь башню.
Я усердно незримую строю,
Строю долго, но это не важно.
 
Важно то, что назвать не решаюсь:
Рост духовный: работай отважно.
Золотая духовная завязь.
А другое не важно, не важно…
 
* * *
 
У Бога VIP-клиентов нет,
О льготах даже не мечтайте:
Сад в сердце сердца созидайте –
Тогда надежда есть на свет…
 
* * *
 
Фото даунов за стеклом –
Шьют и кукол делают ловко.
Тут для них лучше, нежели дом –
Нарабатывается сноровка.
 
Видел раз, как вели гулять, –
Круглолицы, одутловаты.
То, что чувствуют, – не узнать,
Сколь эмоциями богаты?
 
Вышивают, узоры плетут.
Занимаются с ними те, кто
Понимают служенье и труд.
За окошком мелькает некто.
 
Жалко даунов. Сбитый код,
Обеднённая жизни программа.
Лесопарк начинается вот,
Никогда не кончается драма.
 

* * *

 

В споре рождается ссора,

Истина – нет.

Ибо для истины нужен

Тихий сакральный свет…

 
Мальчик и часовщик
 
К дяде Косте шуровать ходил.
Дядя Костя, часовщик, – соседа,
Мальчика несмелого, любил.
Заходил я чаще до обеда.
 
Он комодный ящик выдвигал.
– Ну, шуруй, – он говорил скрипуче.
В старых механизмах шуровал
Я, ещё не зная мир созвучий.
 
А теперь шурую во своих –
Накопились за года – бумагах.
И, ища наиглавнейший стих,
Морщусь, будто пойманный на враках…
 
Словно силы нет в стихах моих.
 
* * *
 
Лимон порезан. Вымыт виноград.
Коньяк пить в одиночестве негоже.
Возделывал я душу, будто сад, –
Что ж на руины чёрные похожа?