Александр
Чижевский

Тождество мира

Смотри на Солнце, милый друг!

Твой глаз смыкается лучами,

Бегущими что день над нами:

Ты видишь огнемётный круг!

Заметь морщины на Луне,

Что все ль они однообразны,

Иль между ними есть и разны:

Скажи: высоки ли оне?

Так, в бесконечности миров,

Есть жизнь, есть звери, гады, люди,

У коих бьётся сердце в груди...

За это спорить я готов!

О, целый мир грядёт из тьмы –

Непостижим, но познаваем,

И если мыслят марсиане,

То они мыслят, как и мы.

Для нас, для них – один чертог –

Торжественный, закономерный,

И в бесконечности безмерной

Единый строй, единый Бог!..

1919

Храм

От мертвеца не жди ответа:

Остыла кровь, замолк язык,

В своём торжественном покое

Он стал загадочно-велик.

Так, пред развалинами храма

Стоит, поникнув, пилигрим

И мнит, что тихий хор струится,

Что жертвенный струится дым.

Но храм молчит в пустыне ночи,

Чуждаясь прихоти людской,

Лишь гимну звездному внимает

Его вневременный покой.

1917

* * *

К.Э. Циолковскому

Привет тебе, небо!

Привет вам, звёзды-малютки

От всего сердца

И помышленья.

Вечно вы мерцаете в чёрно-синем небе

И маните моё одинокое сердце.

Сколько раз, стоя под вашими лучами,

Сняв шляпу и любуясь вами,

Я говорил земными словами

Вдохновенные речи.

И мне порой казалось, что вы понимаете меня

И отвечаете мне своими светло-голубыми лучами

Вы – огромные огненные светила.

О, жалкое безумие! Разве огонь имеет душу?

Нет, нет – не то...

Но там, в глубоких ущельях бесконечности.

Приютились планеты.

Может быть, там

Такой же жалкий и такой же одинокий странник

Обнажив голову, простирает руки

К нам, к нашему солнечному миру,

И говорит те же вдохновенные,

Те же вечные слова

Изумления, восторга и тайной надежды.

О, мы понимаем друг друга!

Привет тебе, далёкий брат по Вселенной!

1919

Галилей

И вновь и вновь взошли на Солнце пятна,

И омрачились трезвые умы,

И пал престол, и были неотвратны

Голодный мор и ужасы чумы.

И вал морской вскипел от колебаний,

И норд сверкал, и двигались смерчи,

И родились на ниве состязаний

Фанатики, герои, палачи.

И жизни лик подёрнулся гримасой;

Метался компас, буйствовал народ,

А над Землёй и над людскою массой

Свершало Солнце свой законный ход.

О ты, узревший солнечные пятна

С великолепной дерзостью своей,

Не ведал ты, как будут мне понятны

И близки твои скорби, Галилей!

1921

Сванте Аррениусу

Не потому ль спокойна так природа,

Не оттого ль безумствуем мы так,

Что мраку мысли не видать исхода,

Вселенной же неведом этот мрак.

В ней все так просто, лучезарно-ясно:

Рожденье! Смерть! – Блаженный мир во всем.

И вопль души, неистовой и страстной,

Увы, смешон пред вечным торжеством.

15 сентября 1939 года

Утро. На кухонном задворке, замещая кухарку,

Я чищу картошку, срезая шкурку лентой...

И одновременно на Всемирном конгрессе

За меня поднимают заздравную чарку,

За меня – за своего почётного президента.

Доктора и профессоры-колумбийцы

Сейчас читают мои доклады,

Ставя меня в разряд великих, –

А вокруг – российские учёные-убийцы

Устраивают мне капканы и засады

И травят меня стаей волков диких.

Постыдной кажется великая глупость,

Гнусная зависть и мерзкая злоба

Подлейших учёных лакеев, –

Превращающих мудрость науки в тупость,

Думающих только о сытой утробе

И для властей предержащих фабрикующих елеи.

От такой, с позволенья сказать, науки

Нам нечего ждать, кроме одного срама.

Следует говорить об этом прямо и открыто:

Только одни подлецы умывают руки,

Когда нужно громить зарвавшегося подхалима и хама,

Чтоб не остаться у разбитого вдребезги корыта.

* * *

Мне чужд и труден день, а ночь, как мир, длинна:

С надземной высоты так зрима глубина.

Творимое в ночи в пустынный день уходит,

Толчётся, мечется и места не находит,

И снова ночи ждёт, и снова ночь тяжка:

Не размотать душе упорного клубка,

И воспалённый мозг уснуть никак не может

И ночи черноту сверлит, пытает, гложет.

1941

Стихия тьмы

Течёт таинственно живущего вода

Из вечной темноты в Земли ночное устье.

Свет – мимолетный миг, а вечность – темнота

И в этой темноте томящее предчувствье.

Там Солнце чёрное на чёрных небесах

Свой испускает свет невидимый и чёрный,

И в чёрной пустоте на чёрных же лучах

Летит в пространство весть о мощи необорной.

Там реки чёрные медлительно текут,

Меж чёрных берегов волнуются и плещут

И зыби чёрные по лону вод бегут

И блики чёрные в невидимое мещут.

И мы все бродим там – мы те же и не те.

Как бродят призраки, видения, фантомы:

О, двойственная жизнь: очами в светлоте,

А умозрением – во тьме нам незнакомой.

Тьма, тьма везде! Эреб! Зияющая тьма!

Круженье чёрных звёзд и чёрных электронов.

В фантасмагории – безумие ума.

Но в том безумии – неистовство законов.

1943

Начало рассвета

Трепещет полумрак. Жемчужный свет небес.

Как паутина сон. Овраги и поляны

Ещё наполнены виденьями чудес.

Деревья и кусты одушевлённо-странны.

Как запоздала ночь! Не поймана едва:

Мистерия идёт и совершает в дрёме

Свои деяния. Проснулась лишь листва

И терпким трепетом тревожно будит время.

Утреннее приветствие птиц

Набросок

На болотах далёких степных

Меж клочками ночного тумана

Трубным звуком победно встречают

Еле зримый рассвет журавли,

И несутся фанфарные зовы

В отдалённые чащи лесные,

Будят птиц и уснувших зверей,

Будоражат деревья и травы...

В болотистых серебряных мхах,

На расчистках лесных и полянах

Встрепенулись от сна куропатки

И взлетели стремительно вверх,

Своим криком приветствуя солнце.

В чернолесье токует глухарь,

Тянут вальдшнепы, цикают, хорчут,

Дупель крякает, хрипнут бекасы,

И поодаль – сам тетерев чёрный

Собирается важно на ток

И бормочет, чуфыкает, клохчет.

Дрозд-юла начинает свистеть,

Зяблик песней залился внезапно,

Ярко-звучной и светлою песней.

В камышах, на болотцах, в низах

Утки крякают, выпи пугают.

Зимородок свистит над водой,

Чибис носится с утренним криком,

Кроншнеп ловит в воде слизняков,

Цапля тащит неловких лягушек,

Кулики же проворной толпой

Ищут с посвистом малых букашек,

Жёлтых, синих, зелёных жуков...

Но алеет жемчужное небо.

Светло-розовый, шёлковый полог

Отверзает небесные сини,

И в ответ на приветствие птиц

В меднозвучные трубы свои

Говорит восходящее Солнце.

Лишь блеснул первый луч над зёмлей

И рукой золотого коснулся

Розовеющих стройных стволов,

Как уж дятел стучать начинает

По засохшей трухлявой коре,

Выгоняя на свет насекомых.

«Будет спать! Вылезай-ка сюда,

Храпом Солнце встречать не годится!»

На макушках высоких дерев

Дикий голубь подолгу воркует.

Средь густой и зелёной листвы

Лип, осин и берёз одиноких

Уж кукует старушка-кукушка;

Пробудился в кустах соловей,

Завсегдатай черёмухи сладкой,

И запёл свою яркую песню.

И малиновка вторит ему,

И синицы вокруг окликают.

Где-то пеночка нежно поёт

Да задумчивой иволги песнь

В голубом отдаленьи несётся..

И весь лес, как капелла, звучит

Очарованным радостным гимном –

Гимном жизни в честь ясного Солнца.

А в полях вторят лесу грачи.

Пустельги, трясогузки, удоды,

Деркачи, перепёлки, горлицы,

Тихо каркают сизоворонки

Дружно песни чечётки поют.

Мухоловки, щеглы и овсянки.

Подражают всем песням скворцы.

Но всех краше, звончей, веселее

Жаворонок приветствует утро...

Солнце встало и золото в мир

Разбросало широкой пригоршней:

Тает в воздухе синий туман,

Серебрятся полночные росы,

Изумрудом сияет листва,

На лугах точат звонкие косы,

А над всеми – небес синева.

1943

* * *

Мастабы, пирамиды и гробницы

К нам донесли от сгибнувщих эпох

Египетских поэтов небылицы –

Любовных радостей блаженный вздох

При мумиях – древнейшие границы

Поэзии, и из заветных крох

Мы бережно слагаем вереницы

Сердечных человеческих тревог.

Так, в мир иной стремились египтяне

Унесть любви неповторимый дар,

И запасались в смертный путь заране

Стихом любви – врачом всех бед и кар.

Осирис рёк: придёт жених к невесте!

Любовь и Смерть от века слиты вместе.

1943