Александр Михеев

Александр Михеев

Четвёртое измерение № 16 (472) от 1 июня 2019 года

Призраки

Куда деваются лебеди?

 

Дверной звонок

Так резко звучит в тишине,

Что не сразу понятно, какой это звук.

А это учительница и дети

С уроков пришли

Послушать о нашем балете

Из первых рук.

 

Идёт открывать тяжело дыша, ковыляя.

В прихожей портреты в рамочках,

На стенах обои синие.

Знакомьтесь, дети - Клавдия Авдотьевна Никакая,

Народная артистка России.

 

Клавдия Авдотьевна,

Центнер живого веса,

Половицы скрипят жалко.

Томный взгляд за окно

По дороге

Скользит за бетономешалкой.
 

Дальше поле и роща,

Птички в небе

И лодки в реке.

Мысли пчёлкой назад

Застывают на грузовике.
 

На столе

Заблудившись

Муха бьётся в стакане.

Рабочие курят, стоят,

Цемент

Вращается в барабане.


Смеясь, прикрывает зубы,

Из шифоньера альбом

Берёт,

Говорит, раскрывая, –

Это во Франции, с труппой,

Мы пили алиготе.

Вот, дети, смотрите,

Я была Чёрный лебедь

И крутила тридцать два фуэте.

 

Час проходит. Прощанье. Садится.

Вверху потемневшее фото над креслом:

Стройные девочки на ступеньках

Кремлёвского дворца съездов...


Пионеры

с криками

бегут на улицу

из подъезда.

 

Перелистывает альбом на столике,

Вспоминает поклонников:

Генералов и академиков,

Артистов, художников и просто бездельников.


Их признания, лести и грубости.

Как дарили цветы,

Монпасье и торты

Да прочие глупости.


Кушает сладости,

Пытается нащупать ногами тапочки,

Но вдруг засыпает

И порхает во сне, будто бабочка,

 

Рот полуоткрыт,

Недоеденное пирожное

Падает на бальное платье,

Партнёр все быстрее и быстрее

Кружит её в объятиях,


Крики «Бис!» и «Браво!» со всех сторон...

Клавдия Авдотьевна вздрагивает,

Кресло роняет предсмертный стон.


«Кажется, я уснула на минуточку».

Встаёт

И идёт по квартире уточкой.

 

* * *

 

После школы, качая ранцем,

Мама ведёт девочку

В белых колготках

На танцы.

Там, за окном, вдалеке.


Колготки сползают,

Девочка прыгает на левой ноге.

Смотрит на речку,

Где играют ребята.

Вдруг спрашивает:

- Ах, мама, а куда потом деваются лебедята?

 

Осень


Вот и осень памятью шуршит

В уголках потрёпанной души,

Мысли незаметно жёлтым красит.

Утомившись от мажорных тем,

Кряканьем баюкает во тьме

Вечности слипающийся глазик.

 

Время как подросток растерял,

Возвратился к поиску начал.

Слышится -

«Зачем ты?», «Кто ты?», «Где ты?»...

Но спокойной жизни вышел срок –

Годы оборвали поводок

И теперь – ищи их по приметам.

 

Вроде помнишь даты хорошо,

Но ветшает знания мешок,

Сыплется через прореху просом.

Кажется, что Бога нет нигде.

И лишь дождик пишет по воде

Отзывы к незаданным вопросам.

 

Письмена


Она пишет:

Погода на редкость хорошая.

Солнце, синее небо, тёплая вода.

Кажется, что так будет всегда.

Природа назло прогнозам сняла, наконец, маску.

Чувства просто режет

На эти смотреть краски

Летним палящим днём.

Помнишь, когда мы здесь отдыхали вдвоём,

Вода была холоднее,

Да и краски были бледнее.


Целую, скучаю одна,

Посылаю тебе письмо

С нимфой дежурного сна.

 

Он пишет:

А у нас всё дожди, расставания.

Соседи уехали навсегда.

В прогнозах обещали похолодание.

Все серое за окном.

Вороны сидят на заборе.

Смотрел из окна, размышлял,

Что уже лет двадцать не был на море.

Оделся, сходил за продуктами с песнею,

А что ещё делать на пенсии?

Новостей немного, ну так что же -

Напишу ещё чего-нибудь попозже...

 

Письмо посылаю нарочным,

С дельфинами и китами -

Морской бутылочной почтой.


Она пишет:

Сегодня весь день гуляла

По вершинам берёз на Урале

И горным тропам Памира.

На облака и долины

Смотрела с вершины мира

В сверкающих синью льдах...

А ещё забежала...

догадайся куда?

Там всё так-же. Внутри тепло

Снаружи - сырость.

Удивительно, что ничего не изменилось...

 

Извини, что нынче так много многоточий...

Посылаю своё письмо

Холодным северным ветром

С пометкой «срочно».

 

Он пишет:

Вчера перебирал твои книги.

Выпало фото, где мы в два раза моложе.

Вдвоём в лесу. И Света с Серёжей.

Я это фото раньше искал.

Они выросли, да я тебе как-то писал...

У них семьи, дети...

Я живу отдельно.

Виделись в позапрошлый понедельник.

А так всё больше один бываю.

Думаю, дремлю, вспоминаю.

Жду... Где то время, что лечит?

Обнимаю, до встречи.


Посылаю письмо с первым утренним воробьём.

P.S. Годы текут быстро,

Скоро будем вдвоём.


По воде по небу по суше,

Прямым рейсом из души в душу

Летят и летят слова.

Она много лет как мертва.

Нет больше рук и лица,

А письма идут и идут

Непрерывно. В оба конца.

Без отпусков, выходных и прочих.

Без забастовок почтовых рабочих.

Адресат доступен

Покуда не рассвело.

Не было ещё ни разу, чтоб не дошло.

Доставка нелимитирована.

Бесплатно или в кредит.

Пожизненно гарантирована.

 

Невидимы письмена.

Во сне, наяву, нескончаемы

До самого вечного сна.

 

Учись отбрасывать тени


проклюнувшийся коварен

ведь каждый рождённый – старец

знающий всё калика

волхв с морщинистым ликом

 

он в бытие спокоен

ведь каждый живущий – воин

ядерных рек хозяин

лом в руке обезьяны

 

жжёт себе грудь глаголом

ведь каждый в душе – двуполый

и до кровавых струпьев

любит себя любит

 

лишь во времени тонет

ведь каждый отживший – омут

дышит всё легче легче

шепчет всё шепчет шепчет

 

учись отбрасывать тени

ведь каждый мёртвый - младенец

покинувший оболочку

поставивший многоточье


...проклюнувшийся коварен

ведь каждый пришлый – татарин

сам себе кали-юга

ключ от начала круга

 

Объяснительная участковому

 

Объяснительная по поводу

пропажи тела Николая Иосифовича Давидова.


Значит, как оно было.

Не помню точно, но вроде

В конце смены

Разлили Стрелецкой.

Ещё на заводе


Смены нынче короткие

Придём – и всё больше дымим,

Заказов мало,

День работаем – пару стоим...

Из проходной

Пошли дворами ко мне

Решили – ещё посидим


Подходим к дому и видим – о!

Застывший, и иней на морде...

А кто не знал его

В нашем великом городе?

 

Без племени и без роду

Сегодня мертвей всех живых

Лежит Коля Свобода.

 

Ещё вчера стрелял рупь на брагу,

Тырил по мелочам

Из универмагов…

Ясен хрен, что зима

И надо беречься, коли ты не тверёз.

Видать, добыл на портвейн

Да по пьяни замёрз.


А родственников у Коли нету

Батя его Амур, а мама – Волга.

с того и звали его – Свобода,

Что нигде не работал подолгу

На вид ему было лет сорок в обед,

Я не знаю, как там по паспорту...

Ведь и паспорта нет


А положили его у сараев,

Пусть полежит один.

Скинулись, послали гонцов

За участковым и в магазин –

Обмыть раба божия.

Как не крути,

А по-божески – так положено


Да что-то гонцы не идут.

Гадаем,

Вот взять гастроном –

Так понятно, там вечно

Толпа орлов за вином.


Но пусть мне

Не встать и упиться,

Куда подевалась милиция –

Опора, учитель и друг?

 

И тут шум на улице вдруг!

Кричат так, что будто пожар

Все выбежали,

Застёгиваемся на ходу.

Коли нет, а там, где лежал

Растаял сугроб, всё в цвету


Как не Сибирь, а жаркие страны

Летают пчёлы и бабочки,

Растут подснежники и фиалки

Ландыши и тюльпаны.

 

(Помните, товарищ сержант,

Когда вы пришли наконец и увидели,

То случайно упали

И у вас запачкался китель ?)

 

А тогда – будто музыка,

Скрипки там, медь...

Поднимаем глаза –

Наш Коля летит,

И больно смотреть,


И вроде светло так в душе от его огня,

Но как-то всё дурно мне,

Что-то гложет меня

 

Какая несправедливость.

Не верю! Тут что-то не так!

Ведь был-то Коля Свобода –

Бездельник,

Алкаш,

Да и просто мудак

 

А тут – солнце,

Синее небо.

Порхают вокруг него снегири…


Народ смотрит снизу,

Дивится:

'– Во, гляди, Коля', – кивают друг другу, –

'Летает без крыльев

Над крышами

И светится аж изнутри'...

 

В конце фильма


Небо рисует автографы,

взяв музыкальную паузу.

Все мои кинематографы

так далеки от артхауса.

Было нам счастье обещано

там, за далёкою радугой...


Дождь, словно падшая женщина,

плачет и глубже всё падает.

Тушь растекается лужами.

Вызови, солнце, уборщицу.

Кружится осени кружево,

фильм скоро должен закончиться.

А за родимыми окнами

кадр двадцать пятый мерещится.

Рад бы расстаться по-доброму,

только разлуки не лечатся.


Радость моя завалящая,

что ж ты такая везучая?

Я б закурил – некурящий я,

выпил бы -– да непьющий я.

Где, за какими кулисами

прячется вольная волюшка?

Будешь ты чьей-то актрисою.

Буду я чьим-то актёришкой.


Роли свои неумелые

перевернём во вчерашнее.

Наше кино чёрно-белое

время поставит в загашники,

в прошлое аккуратное,

но, как порою случается,

старая плёнка нитратная

самовоспламеняется.

 

Не улетай с подоконника,

радость моя завалящая...

Звёзды глазами покойников

пялятся вниз по-кошачьему.

 

Гербарий


Шёл дождь. Толпа глазела. Вечерело.

Холодною была твоя рука.

"Люблю!" – я словом выстрелил не целясь.

И пуля улетела в облака.


Ответили архангелов двустволки.

Но поздно... Громыхая и звеня,

Небесный свод взорвался на осколки

И пригвоздил одним из них меня


И перед тем, как кончилось «сегодня»,

Когда лицо впечаталось в стекло,

Мелькнуло в голове смешно и зло:

"Я – образец гербария Господня".

 

Волнуешься, вибрируешь, сгораешь


Волнуешься, вибрируешь, сгораешь,

Неужто всё ещё не понимаешь?

Не суетись, в метаньях смысла нет.

Секунды гаснут, годы исчезают

И будущее в прошлом наблюдает

Оставленный капустницами след.

 

Чужие сны, заботы, книги, мысли

В дождях прошедших взмокли и раскисли.

Не высушить, не бросить, не принять.

Забудь про дни творенья в воскресенье –

Гербарии из мёртвых мух осенних

Приходит время тихо собирать.


Поставив очень древнюю пластинку,

Сон будет ткать одежды-паутинки,

И не сносить вовек его одежд...

То в зеркало старик, себя не помня,

Глядит на отражение немое

Забытых и несбывшихся надежд.

 

История болезни. Призраки


На День всех святых

Довелось откушать водки с пивом.

Смеркалось аккурат после обеда.

И привязались ко мне призраки

Общества мёртвых поэтов.


Говорят:

Ты, случайный кропилка,

Теперича глаголить за нас должен,

Мы-то уже не можем.


Фига, – говорю, – выкусь-закусь

Да конский волос.

Я что – должен забить на свой уникальный голос?


И, собственно, зачем вы вешались, стрелялись,

Травились, прыгали с многоэтажек

Или топили себя в вине?

Чтобы теперя лезть в мой мозг,

Когда я культурно общаюсь с космосом наедине?


Да шли бы вы подальше

В виде портретов – в вечность, на стены.

И там – да хоть колите виртуально клофелин себе в вены.

А мои вены не резаны,

Кони мои не подкованы,

Губы мои музами не целованы.


Да и чур меня

Во глубине моих зрелых лет.

Я вам не юноша с взором горящим,

Я – серьёзный поэт.


Рифмы мои стреножены,

Тексты мои рифмованы,

Лишь якоря мои позолочены, но оборваны.

Мои травы в росе,

Мои реки шумят,

А горы мои в небесах парят!

От моих лесов и полей

Дух захватывает,

И в дрожь бросает, когда накатывают

Девятые валы моих морей!


Вот я и говорю : О чем же думали те из вас,

Кто опрокинул на себя

Духовного бензина канистру

Да и сгорел по-быстрому?

Типа всё, отстрелялся,

А я, мол, сиди, отдувайся.


Чтоб каждую среду – и новый стих,

Как кровь из носу.

Ага, уже лечу, расписался...

Вот возьму – перейду на прозу.


И буду писать про любовь да природу,

Да все бонтонами.

То-то вы у меня, покойнички,

Попляшете вальсы с чарльстонами.

А ежели кто из вас вдруг особо рьяный,

тот и будет главным героем

моего романа.

 

А как сказал – так и стихло всё в голове

и вокруг.

Что, не вышло, черти, взять меня на испуг?


Но в тишине

На белой бумаге

Моим почерком в приступе вдохновения

Начерчено:

"Я помню чудное мгновение..."

И первые лучи солнца

Картину ту осветили.


Вот тута, доктор,

кондрашка меня и хватила...

 

Как много забывать я стал

 

Как много забывать я стал:

Слова, детали, даты, лица...

Мне память путает страницы

У книги жизни, что писал.


Оставил книгу на столе

В том доме, что снесен по плану,

Но всё звонит будильник рано –

В какой золе, в какой земле?


Пожар горит – огонь погас.

Друг парадокса поневоле,

А в нём последние любови

Загадочно глядят на нас.


Закатом завершив рассвет,

Судьбой окутанная тайна

Мне улыбается печально,

Сближая музыку и цвет.

 

В чертогах тёмных, может быть,

Куда зайду я по ошибке,

Вот эту грустную улыбку

Уже ничем не заменить.


Завещание поэта

 

Я лиру положил на вас...(с)


Сочиняя стихи,

Я использовал все слова

От А до Я

От словаря Ожегова

До букваря

И вписал б с удовольствием Ъ

Но не лезет в строчку

Значит не моё, – -

Мыслил я

И вставлял букву Ё


И с тех пор лишь она и вставляется.

Что ни вставил бы в стих -

Все одно

Буква Ё получается.


Тут меня и заметил народ.

Говорит:

Он – могёт!

Голова!

Хочет – Я!

Хочет – А!


Я народу ужасно обрадовался

Как завижу народ

(А народ так и прёт)

Открываю букварь – и вперёд

И на музу ни разу не жаловался

 

Говорю, значит:

Ю!

И не медля, затем:

М!

...

С каждой буквой росла

Моя слава в стране,

Мои буквы сияли на каждой стене,

Каждой книге и каждом заборе.

Нам, поэтам,

Особое чувство дано

Понимать, где есть небо и где есть вино

Где есть речка, берёза и поле.

 

Люди!

Всею жизнью своей я внезапно творил

Я на многое правду и очи открыл

Космонавтам и тем, кто в забое,

Рассказал, не тая, про житьё и бытьё,

Что есть вечное наше оно – Ё-моё,

Что есть жалкое их Ё-чужое.

 

Нет! Не надо мне слав

И не надо наград!

Ты, потомок, прости, если чем виноват,

Но нельзя ведь молчать с пылу-жару?

И, когда я помру,

Не несите цветов

Лишь возьмите чекушку, мой томик стихов

И со сломанной декой гитару


До свинячьего визга,

До колик в груди

Пусть звучит мне родной трёхаккордный мотив,

А когда вдруг затихнут аккорды –

Над могильной плитой

Склонив сердце своё

Напишите на ней просто русское Ё.

Можно золотом, я ведь не гордый!