* * *
Моя судьба меня подстерегла
И вытащила при честном народе
За шиворот из тёмного угла
На Божий свет, к неведомой свободе.
Мне был не нужен даже за гроши
Сей поворот – на вид довольно жалкий.
Я упирался фибрами души –
Ведь ничего не делал из-под палки.
Грозился пальцем, вслух протестовал –
Сопротивлялся, в общем, произволу.
И против ветра что есть сил плевал.
Не обвинял, пожалуй, только школу.
И ликовали все мои враги –
Кромсали смехом душу по живому!
А встал бы, как всегда, не с той ноги,
И жизнь пошла, быть может, по-другому.
И вытащила при честном народе
За шиворот из тёмного угла
На Божий свет, к неведомой свободе.
Мне был не нужен даже за гроши
Сей поворот – на вид довольно жалкий.
Я упирался фибрами души –
Ведь ничего не делал из-под палки.
Грозился пальцем, вслух протестовал –
Сопротивлялся, в общем, произволу.
И против ветра что есть сил плевал.
Не обвинял, пожалуй, только школу.
И ликовали все мои враги –
Кромсали смехом душу по живому!
А встал бы, как всегда, не с той ноги,
И жизнь пошла, быть может, по-другому.
* * *
Сдаю свои позиции –
Сплю на полу холодном.
И мне перед столицею
Немного неудобно:
Посередине комнаты
Тряпьё вместо матраса.
И стул с обшивкой порванной,
Как все работы Гамбса.
Я выгляжу раздавлено.
Нет никаких условий.
И Киса Воробьянинов
Моей желает крови.
Сплю на полу холодном.
И мне перед столицею
Немного неудобно:
Посередине комнаты
Тряпьё вместо матраса.
И стул с обшивкой порванной,
Как все работы Гамбса.
Я выгляжу раздавлено.
Нет никаких условий.
И Киса Воробьянинов
Моей желает крови.
* * *
Всё замечаю подспудно.
Вижу ещё о-го-го!
На горизонте безлюдно,
Можно сказать, никого.
Пусто на западном склоне.
В принципе, ясно без слов –
Нечего тут посторонним
Наших кормить комаров.
Только следы от ботинок
Всюду на влажной стерне.
Может, в союз невидимок
Нужно податься и мне?
Сразу исчезнут интриги
И одолеет тоска.
Буду дочитывать книги,
Строить дворцы из песка.
Вижу ещё о-го-го!
На горизонте безлюдно,
Можно сказать, никого.
Пусто на западном склоне.
В принципе, ясно без слов –
Нечего тут посторонним
Наших кормить комаров.
Только следы от ботинок
Всюду на влажной стерне.
Может, в союз невидимок
Нужно податься и мне?
Сразу исчезнут интриги
И одолеет тоска.
Буду дочитывать книги,
Строить дворцы из песка.
* * *
Осталось – начать и закончить.
Но думать мешают все сразу.
Кот ест и урчит, как моторчик,
При мне подавился три раза.
Супруга затеяла стирку –
У ванной курганы из тряпок.
А дети – тандем из пробирки –
Наводят кругом беспорядок.
Синхронно звонят телефоны.
О боже, двойная подстава!
А сам рассыпаюсь в поклонах
С улыбкой – налево, направо.
Как будто бы все сговорились.
Когда, интересно, успели?
И с грустью смотрю фотофиниш
Не слишком успешной недели.
Но думать мешают все сразу.
Кот ест и урчит, как моторчик,
При мне подавился три раза.
Супруга затеяла стирку –
У ванной курганы из тряпок.
А дети – тандем из пробирки –
Наводят кругом беспорядок.
Синхронно звонят телефоны.
О боже, двойная подстава!
А сам рассыпаюсь в поклонах
С улыбкой – налево, направо.
Как будто бы все сговорились.
Когда, интересно, успели?
И с грустью смотрю фотофиниш
Не слишком успешной недели.
* * *
Всё как всегда – зимуют раки –
Идёт невидимый процесс.
Кот с крыши удаляет накипь –
Блюдёт интимный интерес.
Погода кажется обычной.
Ватагой, с четырёх сторон,
Весь день, без неприязни личной,
Гоняет ребятня ворон.
Переосмысливаю строки,
А вместе с ними – каждый миг.
И как сквозь пальцы, руки в боки,
На это смотрит снеговик.
Идёт невидимый процесс.
Кот с крыши удаляет накипь –
Блюдёт интимный интерес.
Погода кажется обычной.
Ватагой, с четырёх сторон,
Весь день, без неприязни личной,
Гоняет ребятня ворон.
Переосмысливаю строки,
А вместе с ними – каждый миг.
И как сквозь пальцы, руки в боки,
На это смотрит снеговик.
* * *
Во всех отношениях нищий,
Я чудом держусь на плаву.
Не чувствую запаха пищи
Духовной – почти не живу.
Смотрю то и дело на крылья.
Но, видимо, только могу
Я локти кусать от бессилья
В каком-нибудь пятом углу.
Всем кажется, что я нарочно
Валяю при всех дурака.
Что должен и дённо и нощно
С улыбкой витать в облаках.
Пером выводить пируэты.
И с жизнью прощаться легко.
А все потому, что поэты
Слегка не от мира сего.
Я чудом держусь на плаву.
Не чувствую запаха пищи
Духовной – почти не живу.
Смотрю то и дело на крылья.
Но, видимо, только могу
Я локти кусать от бессилья
В каком-нибудь пятом углу.
Всем кажется, что я нарочно
Валяю при всех дурака.
Что должен и дённо и нощно
С улыбкой витать в облаках.
Пером выводить пируэты.
И с жизнью прощаться легко.
А все потому, что поэты
Слегка не от мира сего.
* * *
Смотрю на жизнь со стороны.
А будто ночь напропалую
Обратной стороной луны
Я беззастенчиво любуюсь.
Пусть намечается коллапс
Или потоп – на самом деле
Я этой жизни вечный раб.
А что вы собственно хотели?
Всю жизнь налаживаю быт,
Терплю моральные убытки.
И может Бог меня простит,
И лично встретит у калитки.
А будто ночь напропалую
Обратной стороной луны
Я беззастенчиво любуюсь.
Пусть намечается коллапс
Или потоп – на самом деле
Я этой жизни вечный раб.
А что вы собственно хотели?
Всю жизнь налаживаю быт,
Терплю моральные убытки.
И может Бог меня простит,
И лично встретит у калитки.
* * *
Время не ведает жалости –
Родину не узнаю.
И в полушаге от старости
Жизнь коротаю свою.
Мучаюсь от безысходности.
Что-то пытаюсь вернуть.
Но никакие подробности
Не вдохновляют ничуть.
Тают восточные сладости –
Прячусь от солнца в тени.
Самые мелкие радости
Тешат в ненастные дни.
Всех отправляю в Чертаново.
Больше нет сил никаких –
Жизнь переписывать заново.
Начисто, как у других.
Родину не узнаю.
И в полушаге от старости
Жизнь коротаю свою.
Мучаюсь от безысходности.
Что-то пытаюсь вернуть.
Но никакие подробности
Не вдохновляют ничуть.
Тают восточные сладости –
Прячусь от солнца в тени.
Самые мелкие радости
Тешат в ненастные дни.
Всех отправляю в Чертаново.
Больше нет сил никаких –
Жизнь переписывать заново.
Начисто, как у других.
* * *
Как губка напитался всем подряд,
И даже отхлебнул из чашки чаю.
Не понимаю то, что говорят
И смутно силуэты различаю.
Уменьшилось количество сторон –
Опять смотрю в одну и ту же точку.
С большим трудом одолеваю сон,
Как будто предоставили отсрочку.
С хозяином прощаюсь наугад.
В его плаще и не в своих галошах
Иду домой – взял оптом напрокат.
И, правда, тяжела чужая ноша.
И даже отхлебнул из чашки чаю.
Не понимаю то, что говорят
И смутно силуэты различаю.
Уменьшилось количество сторон –
Опять смотрю в одну и ту же точку.
С большим трудом одолеваю сон,
Как будто предоставили отсрочку.
С хозяином прощаюсь наугад.
В его плаще и не в своих галошах
Иду домой – взял оптом напрокат.
И, правда, тяжела чужая ноша.
* * *
В пустой подсобке гну баранки.
Работа кажется непыльной.
Две даты на консервной банке,
Почти как на плите могильной.
Воспринимаю жизнь превратно
И прячу по углам акценты.
Слюною затираю пятна,
Как все друзья-интеллигенты.
Туда-сюда снуют миряне.
А мне, бедовому, обидно,
Что балансирую на грани,
Где просветления не видно.
Работа кажется непыльной.
Две даты на консервной банке,
Почти как на плите могильной.
Воспринимаю жизнь превратно
И прячу по углам акценты.
Слюною затираю пятна,
Как все друзья-интеллигенты.
Туда-сюда снуют миряне.
А мне, бедовому, обидно,
Что балансирую на грани,
Где просветления не видно.
* * *
Швырял налево и направо
Всё, что годилось лишь в подмётки.
Вослед плелась дурная слава,
Но как-то без былой охотки.
Победы прежние не грели –
Минуло время золотое.
Принцессы на бобах старели –
Проспали дело молодое.
Всё, что годилось лишь в подмётки.
Вослед плелась дурная слава,
Но как-то без былой охотки.
Победы прежние не грели –
Минуло время золотое.
Принцессы на бобах старели –
Проспали дело молодое.
* * *
А.К.
Куда ни кинусь – всюду заморочки.
Мешают стены, пол и потолок.
И пиво покушается на почки,
Безбожно потроша мой кошелёк.
Больное сердце, обливаясь кровью,
Непроизвольно навевает грусть.
Мне доктора твердят, что по здоровью
Я с детства в космонавты не гожусь.
Что с той поры больничная палата
Навзрыд за мною плачет по ночам.
Что быть поэтом – печень слабовата.
Но я не верю никаким врачам.
Мешают стены, пол и потолок.
И пиво покушается на почки,
Безбожно потроша мой кошелёк.
Больное сердце, обливаясь кровью,
Непроизвольно навевает грусть.
Мне доктора твердят, что по здоровью
Я с детства в космонавты не гожусь.
Что с той поры больничная палата
Навзрыд за мною плачет по ночам.
Что быть поэтом – печень слабовата.
Но я не верю никаким врачам.
* * *
Весь народ у книжной лавки
Взмок от страсти и дождя.
Я распят в безумной давке
Без единого гвоздя.
Будоражат всех сомненья.
А за каменной стеной
Вновь кончаются творенья,
Как всегда передо мной.
Я понуро с белым флагом
На поклон иду к судьбе.
И теряю – шаг за шагом –
Уважение к себе.
Взмок от страсти и дождя.
Я распят в безумной давке
Без единого гвоздя.
Будоражат всех сомненья.
А за каменной стеной
Вновь кончаются творенья,
Как всегда передо мной.
Я понуро с белым флагом
На поклон иду к судьбе.
И теряю – шаг за шагом –
Уважение к себе.
* * *
В бутылку едва не полез.
Но вовремя, как на ладони,
Узрел непростой интерес
К моей одиозной персоне.
Я рад, что хватило ума
Сменить и пластинку, и тему.
Пускай разрешится сама
Хоть раз полюбовно проблема.
Подальше держусь от греха.
Кручу, что есть силы, педали.
Пока за мои потроха
Хорошую цену не дали.
Но вовремя, как на ладони,
Узрел непростой интерес
К моей одиозной персоне.
Я рад, что хватило ума
Сменить и пластинку, и тему.
Пускай разрешится сама
Хоть раз полюбовно проблема.
Подальше держусь от греха.
Кручу, что есть силы, педали.
Пока за мои потроха
Хорошую цену не дали.
© Александр Поповский, 2009–2011.
© 45-я параллель, 2011.