Эдем
И в мире был день, и были они,
И дерзки мгновенья, и воздух мятен.
Одни в целом мире. Огни. Аминь...
Мир оплетён виноградной прядью;
Рассыпанный в тучной горсти долин,
Он сшит из лучей белоснежных пятен.
Свод неба горчил и был прян, что тмин,
И пел в каждом шаге и вдохе. Ни
Краёв, ни мишени – они одни,
Лишь ноты горели на солнце платьем
Из алого льна. В обнажённой глади
Сознания лился прозрачный свет.
Из корня единого да и нет
Бросали побеги, и мёдом камедь
Застыла на камне. И слово «память»
Не-было, бессмысленно, как и всё
Конечное в счастии безначальном.
Но палец на стрелке часов отчалил
От берега благости беспечальной,
И в доле далёкой стенали чайки.
Каплею уст припадая к току
Оси горючей у центра мира,
Коснулись кожицы. Расступилось
Сердце Вселенной – и занавес пал.
И мир залит светом был, словно соком,
И белые пятна не ближе скал,
Плодов Танталовых, синих льдин.
Свет сыпался зёрнами, словно тмин.
И в мире был день.
Лорке
Луч занавески открыл столетья.
Льются альянсы листвы лиловой.
Имя твоё – в перелеске ветер,
Память – оливы старинной слово.
Озеро – омут очей зелёных.
Отблески лодки омыты мглою.
Тонет ограда под опалённым
Оловом города и гобоя.
Розы раскинули риз румяных
Радость и трепет, и треск стрекозий,
И розмарин орошает пряным
Рокотом рома обрывки прозы.
Кипень калины колышет кисти
Краски кромешной в канве каменьев,
Капель росы в паутине листьев,
Крошечных нитей и дуновений.
А в анемоновом сне аллеи
Армии астр, аметисты арий
Арфы Эола во сне качая,
Аплодисментами манят стаи.
И, вырываясь из пут словесных,
Свет, чистый свет ослепил ладони...
О, твоё солнце ночей беззвездных,
Сила звезды в соловьиной кроне!
Зелень
Пение птичье чиркает спичкой
О коробок загустевшей дубравы.
Тени оврага пустеют оправой.
Высь
Хрустка, что пустошь, бумажный свежий
Салатный ломоть, и всё, что между
Веждами прежнего и надеждой –
Мыс
Тонких букетов из рос, просветов
В гуще, глуши листового ветра,
Между заросших кустов тенет и
Лет
В ласке ладони. Топлёной льдинкой
Тают века, и налились реки,
Сферы пиона подняли веки.
Мне
Шепчет сознание о привычном,
Но ни в одном из его обличий
Не узнаю. Веет ворох птичий.
Подле пьёт чашечку дня до дна
Наливной комар.
* * *
В воздухе пахнет сгоревшими милями,
Днями и снегом, растаявшим засветло.
В улицах, первою засухой застланных,
В тени помятой, горячей и заспанной
Волнами треплется зеленокрылыми
Облачный голос, ветвями обветренный
В сахарной пудре и пыли асфальтовой,
Тянущий руки, забывшись и веруя,
К тени сеченью за синею смальтою,
Сложенной строфами и поверьями.
Тонут глаза в отражении жемчуга.
В мире колышется рябью бездонною
В вымокшем вечере, вечно изменчива,
Музыка. Годы сомкнулись бутонами.
Свет тяжелей, чем котомка заплечная.
И между ветвями, ветрами ветхими
Есть лишь бумага, от почерка чистая,
Глубже, чем озеро. Солнце монеткою
Бросилось в очи. Круги бегут искрами,
Гонят раздумья осенними листьями
До берегов незабытого светлого.
Римские песни
Возле скал разбивается вдребезги время,
Гладиатором мечется по арене
Заблудившийся луч.
Назову тебя Флавием или Луцием.
Отражение хочет луча коснуться.
Синий ветер колюч.
В золочёном столетье ты носишь лавры.
Эта встреча родная сестра кентаврам.
Гул стучится в ноги.
В твоём мире гладь ласкова да искриста,
В нашем – дрогнет под гвалтом чужих туристов,
Вместо рощ – дороги.
Для меня оживишь ты lingua latina,
Я же на гиперборейской льдине
Твой портрет нарисую.
Не пойму в твоей речи, увы, ни слова.
Те каникулы – целая vita nova,
И секунды из улья
Вылетая, что пчёлы, осыплют мёдом
И цветами, из солнечной рощи родом,
И прольются в море.
Знаю, что никто omnia potest scire,
Только, наверное, в этом мире
Луч – что ключ в затворе.
Я тебе сто легенд расскажу стихами,
Будем слушать, как пена шуршит, стихая,
Где песчаный веер.
И, услышав о ком-то, кого я знаю,
Ты предскажешь мне, что непременно «amet»,
И тебе поверю.
Ты покинешь вагон на какой-то станции.
Tibi вслед брошу сотни сонетов и стансов.
Дождь в серебряной тоге
Сложит нам «Встречаиду», а вы не верьте,
Что такое возможно. Был правым ветер,
Что такое дано немногим.
Орфей
– Какие ступени вели тебя, дерзкий гость,
В безрадостный сумрак, сокрытый в земной груди?
– Вам выпала роком гранатовых зёрен горсть,
И взял Вас в супруги Аида властитель Дит.
За плечи он обнял кифару и поднял взгляд
К очам господина мрачных земных глубин.
О, как в этих смертных глазах уголья горят
Безудержной силой горящей земной любви!
Рукою коснулся послушной струны певец –
Так факел бросают в облитый смолою дом –
И дрогнул, что тающий воск, чёрных глаз свинец,
Расплавленным канул в объятый дыханьем гром.
И песня ударилась голубем в тёмный свод,
Струилась водою, живительней, чем нектар,
И сердце бессмертной сочилось в груди, как плод,
Пронзённый мелодией нерукотворных чар.
На память, сожжённую Летой, на уголья
Плеснула кифара аккордов кристальный ток –
И вытек слезами гранатовый алый яд,
Раскрывшись на струнах, играющих, как цветок.
Напев утешал угаснувшие сердца,
В нём жили мгновения, замерли в нём года…
Она, повернувшись, промолвила: «Сжалься, царь!»
И Дит, посмотрев на певца, ей ответил: «Да».
Солнце в ладони
Цикл хокку
* * *
Солнце в ладони
Легче и холоднее,
Чем чьё-то сердце.
* * *
День принёс солнце
В пушистых тучках, словно
Кот в своей шубке.
* * *
Люблю апельсин:
В нём путь от дольки к дольке
Намного ближе.
* * *
Южные люди
Говорят: слёзы солнца –
Масло оливы.
* * *
За день подсолнух
Обходит Землю вокруг,
Не сходя с места.
* * *
Тёплые руки,
Когда не видно солнца, –
Это надежда.
* * *
Сердце – орешек,
Спрятанный под мякотью, –
Совсем как сердце.
© Александра Самсонова, 2014.
© 45-я параллель, 2014.