* * *
Ах, какое прогремело время!
Кануло – ни маршей, ни ура.
И отцов – стахановское племя –
Клеть не поднимает на-гора.
Где они – одни глаза и зубы,
Коногонок тающий накал?
Не покинет пусть их Добрый Шубин,
Упредит хотя бы там обвал.
* * *
В Айдаре щук стреляли,
Несли – текло с плеча
Серебряно и яро
Подобие меча.
Пролистано, как повесть.
Горят вокруг дома.
И, вмёрзшая по пояс,
В реке стоит зима.
* * *
В осклизлых пыточных и бункерах
Гноят. А звали на ночлег.
Вокруг – насмешливые буркалы,
Кровавый лёд, мясистый снег.
Но где-то слышишь крики чаячьи,
Но где-то есть и Бог, и высь.
А сны когда-нибудь кончаются...
И хорошо. И зашибись!
Воздух
«Породниться осколкам и птицам
Не дано,
не дано,
не дано», –
Повторяет упрямо станица
И в распадке лежит, будто крица,
Где другое ей крутят кино.
Где иное шептал бы сам воздух,
Да не с вишней протёрт, не с росой –
И тяжёлые слушает грозы,
И шатается в поисках дозы,
Весь в рванине,
в ожогах,
босой…
* * *
Высоки журавли, но не выше,
Чем твоя и тоска, и звезда.
Вас над холмиком тихим колышет
И звенит, как металл, резеда.
Слышен голос отстрелянной гильзы,
Слышен сдавленный выдох ствола…
Если жизнь и взмывает над жизнью,
То она, словно смерть, тяжела.
* * *
Вытянув руки вперёд, как слепые,
Бродят сожжённые в гулкой дали.
Сколько оплавленной боли скопили –
Нет ей приюта в провалах земли.
«Жалко мартен или срытую шахту?
Это отстроят, вернут на баланс.
Тех же, кто с дымом сплетается шатким,
Больше не будет уже среди вас.
Мы о таких ураганах не знали,
Смерчей таких не видали и мин...
Были бы мы из бетона и стали,
Нас воскресили б гарант и кабмин.
Нас олигарх возродил бы из пепла,
Дал бы подъёмных – вдвойне и втройне...»
Бродят и бродят донецкою степью
Люди, сгоревшие в подлой войне.
Видят их ангелы, видят их дети,
Ветер бездомный и редкий ковыль –
Только не т е
и такие же э т и,
Гнать бы которых за тысячу миль.
* * *
Довести до распада
И свалить за бугор.
Потому что так надо:
Деньги – всё,
люди – сор.
А ведь каждый отсюда,
И ведь вроде не мстят.
На добро, а не худо
Топят, будто кутят?!
Так вгрызаются в горла –
Хуже всяких гиен.
Не слыхать больше хора:
«Перемен! Перемен!»
Лучше б с ними не пела,
Лучше – бой, чем шлея.
А теперь к переделу
Дело,
ненько моя.
* * *
Дожди ледяные. Каток, а не трасса,
Лишь тракам не скользко, поди.
Какие виденья в подкорке Донбасса?
Дожди ледяные, дожди.
Озимые вымерзнут. Люди исчезнут.
Эй, волк и шакал, заходи!
Здесь подвига было, любви и аскезы…
Дожди, ледяные дожди.
* * *
Дом на окраине посёлка
Огни летучие смели.
Где та девчонка – смех и чёлка –
Спроси у неба и земли.
Уже б и в школу – гаснет лето,
За край стекает мёдом сот...
Она ступает по планетам,
Она вселенными идёт.
Она, как прежде, верит в счастье,
В ней не погибли смех и свет.
И бездны тёмные лучатся,
И камни
говорят в ответ.
А там, где выжжены светанки,
Стоят, как пугала, в ночи
Палатки, гаубицы, танки,
БРДМы, тягачи.
И снятся девочки мальчишкам
Совсем такие, как она.
Беда затихла, потрудившись...
И лишь убитым не до сна.
Они проходят по планетам,
Плывут вселенными легко.
Ведь счастье есть, конечно, где-то,
Пусть и ужасно далеко.
* * *
Забили на родину двери,
До смертных грехов довели:
Застыл, не прощая потери,
На краешке утлой земли.
Сейчас опрокинется навзничь –
Без отзыва – в небытие,
Сейчас будет схвачен для казни
За каждое слово своё.
А в слове крамолы с лихвою –
И Тот обличался, и те,
Кто создали пламя лихое:
«Купайся в его темноте!
Ты сам виноват, а не звери,
Что рыщут в тебе и вокруг...»
А где-то в дощатые двери
Кидаются полчища вьюг.
И надо б не думать о прежнем,
А в новом попробовать жить,
На тихом, седом побережье
Щажёной снежинкой кружить.
* * *
Завод раскурочен и штольня,
В мазутных разводах вода.
Но западный ветер невольно
Толкает отсюда туда.
И встречное полымя сушит
Глаза и строфы паруса.
А сзади – закаты, как туши,
Базарных корсаров буза.
Не думать, где топь, а где топка,
Где устье судьбы, где исток.
Махнуть эту полную стопку –
И разом домой, на восток.
* * *
И вот угрюмый террикон,
Тебе знакомый с детства,
И стела с множеством имен, –
И все они из местных.
И знал ты этого, того,
А тот был в школе другом.
И вечный плещется огонь,
И тесно радуг дугам.
Каганец
РДГ в маскхалатах
Проскользнула в ложок.
Обесточены хаты –
Сдох, как бобик, движок.
Вьюга шаткая косит
Каждый шорох и крик.
Мёрзлый уголь заносит,
Грубку топит старик.
Каганец догорает…
Всё равно, кто живой,
А кого за сараем
Спать оставил конвой.
* * *
Катит за край телегу
Медленно зимний гром.
Воздухом, как по снегу,
Птица пройдёт за окном.
Пусть останется так вот
Всё –
на день, на века.
Лишь не ругань у тракта,
Лишь не треск ДШК.
* * *
На явор птицы сели.
До смерти – лёгкий скок.
И в снайперском прицеле –
Листва наискосок.
Подлее дела нету –
Выслеживать юнца.
Пускай хоть сигарету
Докурит до конца.
* * *
Найдёшь в корнях пшеницы,
В бегущей борозде,
В листве, в напеве птицы…
Ещё? Ещё – везде!
Где все четыре ветра,
И мёд, и молоко.
Лишь на два метра – это
Смертельно глубоко.
* * *
Не к огороду огород,
Впритык – все помыслы в кювете.
Ведь мы и впрямь один народ,
Один-единственный на свете.
У нас одни враги – вокруг
И в сердце, резанном на части.
Мы общий пилим сук, мой друг,
С одной маниакальной страстью.
И наши ценятся миры
По высшей мере, а не пробе.
И нам в одни тартарары,
Когда самих себя угробим.
Новый призыв
Кто валет, кто туз
Молодой, да ранний, –
Не двухсотый груз,
Не навылет ранен.
Берцы, камуфляж,
Много смеха, шума.
Что ж, Донецкий кряж,
Смотришь так угрюмо?
* * *
Облачко прильнёт – само сиянье!
Подсластит пилюлю и строку.
Хорошо на свете жить, славяне,
Рвать зубами сердце и чеку.
Облачко, ты видишь: цэ Эвропа,
Ветер носит миномётный лай.
Из подвала, шурфа, из окопа
Забери, внизу не оставляй!
* * *
Ожиданье у моря погоды,
Упованье на вечный «авось».
Всё пропало, небесные своды,
Всё, земные пределы, сбылось.
Наши песни гуляют по глади
Синевы – низовой, верховой.
И в пустой переходит тетради
Ветер, скованный цепью, на вой.
* * *
Осколки и стрижи,
Траншеи во всё поле.
И ад ли эта жизнь,
Сказать забыли в школе.
Кевлар, бронежилет,
Не рана, а нирвана.
Про тот и этот свет
Спросите, Марь Иванна.
* * *
Погуляло? Пришило заплатки
К чересчур бесшабашным умам?
А прикопанных в лесопосадке
Не вернуть по разбитым домам,
В преисподние шахт и эдемы
Слишком щедрых ланов и садов.
Не хватало излюбленной темы?
Без побоищ уж сколько годов!
Рассиропилась каждая поросль –
В трёх коленах ни стуж, ни огня,
И хрипит «Поживём ещё порознь!»
«Ураганов» похмельных рыгня.
Разбегаются наши дорожки,
Брат луганский, тугая мозга.
А от прошлого – рожки да ножки,
Ни козлёнка, пустырь да мезга.
Сказка будет брехаться иная,
Вон уже навострились писцы.
И гудит о свободе пивная,
И в зелёнке щебечут птенцы.
* * *
– Полвека вместе – то не трошки!
Любовь, семейство, мать ети,
Полировать борщами ложку,
Сажать, выкапывать картошку
И сено сохлое грести.
– Не надоело, не хотел бы
Подальше голову сломя?
Каких-то зрелищ, а не хлеба?
– Не приведи! – И смотрит в небо. –
Не осуди, помилуй мя.
* * *
Полети на родину – там люди
Падают, пылают у дорог.
Прежнего нигде уже не будет, –
Побывай на родине, листок!
Посмотри в негаснущие лица...
Или нет силёнок, говоришь?
Под подошвы свалишься – не птица
И в костре, как человек, сгоришь.
Быстро ж мы узнали в лапах страха,
Сколько соли в капельке воды,
Как черны вдоль бахмутского шляха
Полевой кремации следы.
Как метан копѝтся в тесной лаве,
Миг – и разворотит небосвод,
Вырвется из полымя Булавин,
До корней обуглится народ!
А в итоге? Ни листвы, ни истин.
Шаркающий ветер.
И метлу
Держат еле видимые кисти,
Погружаясь медленно во мглу.
* * *
Потомки Игоревы – кмети,
Буй-туры лелей и харит.
Старик Джо Байден их заметит
И, в гроб сходя, благословит.
Но есть ещё княгиня Ольга.
Проклятье ей или респект,
Она воздаст – не станет холить
Коварный Запада проект.
И дыма будет на полмира,
От хат, эскортов, серых свит…
Не сотвори себе кумира,
Заложник вечности – пиит.
Гляди и в корень, и поглубже,
Свобода зла, любовь слепа.
В сухом остатке только стужа
Свои выделывает па.
* * *
С двух сторон страшилищ пасти,
То и это бьёт под дых.
И не знает город Счастье,
Как избавиться от них.
С двух сторон одно ненастье
Обрывает провода.
И не знает город Счастье,
Провалиться бы куда.
Самые подлые?
С цепи сорвалѝсь? Последние
Неужто и впрямь времена?
И ступы летают с ведьмами,
И ночь, как чулан, темна.
И крысами ты обглодана
До самой кости, страна.
Последние,
самые подлые
Неужто и впрямь времена?
Серая зона
Своё – и то, и это,
Свои – и ты, он.
Какого ж нам ответа
От говорливых крон?
Какого нам совета
От пятерней-корней,
Что прячут слёзку света
От глаз и рыл свиней?
Так много их – откуда?
Гудзон или Байкал
Уверовали в чудо
У валунов и скал –
Что это будет чьим-то,
А не моим всегда,
На зверьем ли, на птичьем,
На вольном, как вода,
На чистом, будто наша
Душа и кровь, мой брат…
Затем вся эта каша,
И брага, и салат,
Искромсанные хаты,
Блевотина во мху
И тучи, как магнаты
Глумливые, вверху…
А было ведь не где-то:
В потоках чистоты
Своё – и то, это,
Свои – и он, и ты.
* * *
Сизели уголья под чаном,
Вставал Донбасс не с той ноги,
И загорелось галичанам
Помыть в Миусе сапоги.
«Ну что ж, пожалуйте, не-братья!» –
Им отвечал пустой завод,
Божница выцветшая в хате
И незакрытый шурфа рот.
И не двунадесять языков –
Две речи бились у копра,
Две воли гибли в поле Диком
Во имя мира и добра.
От них летели клочьев тучи,
Багровый сея дождь в полях,
И Воз тонул в шуге кипучей,
И пропадал Чумацкий Шлях.
Уже ни стежки к благу узкой,
Какой свячёной ни кропи,
Лишь эхо распри древнерусской
Гуляет бодро по степи.
* * *
Славили тучных и тощих –
Схлынуло, словно туман.
Светится белая роща –
Тоже, наверно, обман.
Вычурней рифма, банальней? –
Всё чепуха, требуха!
Роща у станции дальней,
Может, одна без греха.
Срез
Смотреть со стороны,
Тем более – с небес:
Лужок – ни белены,
Сплошная песня – лес.
В траве после дождя
Бурёнок перламутр,
У пастуха-вождя
Словарь терпимо крут.
И так – вся ширь страны,
Её глубинный срез...
Когда со стороны,
Тем более – с небес.
* * *
Там сплетаются травы,
Здесь кивают цветы.
Берег левый и правый,
Ни к чему блокпосты!
Люди смотрят на воду,
Птицы пьют из реки.
Там и здесь за свободу
Держит Бог кулаки.