* * *
Взгляд – шок электрический,
Коснётесь – и я умру.
Исследую эмпирически
Вашу мужскую игру.
Это законы физики:
Губы плюс-минус – магнит!
Ну же, сегодня – близкими!
Или пере-горит!
Шёлковых пальцев скольжение.
Выдох глубокий. Вдох –
Вглубь – до потери времени.
Суток? Часов? – Эпох!
Непониманье сущего.
Важно ль? Потом, не здесь.
Только одни несущие
Руки на свете есть.
Только один ресницами
Сдавленный синий свет.
Будем сегодня птицами!
Завтра нам неба – нет!
– Ласковый! Аль не свяжется?
Только б одно словцо!
Мне и потом покажется
Грустным Ваше лицо.
* * *
Мой тихий нежный гуру, я жива,
Я чувствую движение вселенной,
Я впитываю странные слова
Поэзии беззвучной и нетленной –
Любви, в которой первая весна
И первое блаженство увяданья,
И я – твоя послушная струна
Под пальцами, таящими желанье.
Мой утренний, вечерний, рядом быть –
Уже награда, посланная свыше,
И не о чем мне небо попросить,
И прочих голосов уже не слышу.
Когда моих волос смешная прядь
В твою ладонь бы – шёлковою тканью,
Я вовсе перестала бы дышать,
Чтоб счастье не спугнуть своим дыханьем.
* * *
А ты в меня по-прежнему влюблён,
Но всё тебе, бездомному, мерещатся
То древки и орлы твоих знамён,
То грузные смоленские помещицы.
Мой бедный, мой седой Наполеон,
Гордыня, изведённая потерями!
Я – твой забытый корсиканский сон,
Последняя могучая Империя!
Я тоже ошибалась сотни раз,
Я сотни раз теряла направление,
Но если нам, как карта, выпал шанс,
То упустить его – сопреступление!
Перекрывая океана шум,
– Найди меня! – единая истерика,
Хоть снилось мне, что ты не мой Колумб,
Но я тебя зову – твоя Америка!
Я и на плаху в день твой роковой
Взойду твоей беззвучною соседкою,
И ты, шепнув: «О, Лондон! Что с тобой…»,
В последний раз подашь мне руку крепкую.
И будет плач стоять до самых гор,
И будут мне туманы горьким опием,
Хоть знаю, ты давно не Томас Мор,
Но я-то всё равно твоя Утопия!
Любимый мой, и тысячи веков –
Лишь гладкие в руках моих жемчужины!
Я знаю, ты устал и ты готов
Прийти ко мне, единственный мой суженый.
Ты стар, и ты теперь меня белей,
И вся твоя теория и практика –
В любви ко мне, мой верный Галилей,
А я всегда с тобой – твоя Галактика!
* * *
Ты бьёшь меня нещадно – под ребро!
Помилуй, я опять хочу уснуть.
Совёнок мой, пока ещё я – дом,
Не надо стены дома пяткой гнуть!
Ты думаешь, вселенная мала?
Но этот шар – всего лишь колыбель,
Качаю, засыпаю у стола
Под песенку – двуствольную свирель.
И снова просыпаюсь – пять утра.
Выглядываю в небо – стынь и высь.
И глажу колыбель твою: пора,
Мой маленький, совёнок, появись!
* * *
Такая тишина,
Что хочется молчать
И долго чай к губам
Нести, и пить неспешно,
И ждать, когда слова
Опустятся в тетрадь,
И тоненьким пером
Касаться их небрежно.
И ждать: колоколов
Густой тягучий мёд
Растопит тишину,
Качнув гортензий шляпки,
И нежно-золотым
Душистый сад зальёт,
И тени побегут,
Как бальных юбок складки.
И пробудится сын,
Отрадно и легко
Лечу к нему, земли
Касаясь лишь случайно,
И побежит моё
Парное молоко
В его сладчайших губ
Младенческую тайну.
* * *
Сомкнутся холодные тонкие вежды,
Так пусто и благостно-цельно в груди.
Вослед за распятием будет надежда,
А после опять к Рождеству нам идти.
Так ходим по кругу от света до света,
Всё выше спираль задирает кольцо.
Ты рядом, так близко, но где же ты, где ты?
За липким туманом твоё ли лицо?
А я на бегу меж стихами и кухней –
Нелепый бессмысленный марафон –
Вдруг встану, глаза подниму: не потухни
Огонь вожделенный, прекрасный огонь!
О, не оставляй меня ныне и присно
За зернышко веры – горчичный росток,
За то, что ищу потаённые смыслы
Где всё преходяще, где вычислен срок.
За то, что детей, отправляя из дома,
Крещу и целую и снова крещу,
За то, что тебя даже в сонной истоме
Не нахожу, но всё время ищу.
* * *
Когда вы выбегаете из комнат
И ваши голоса звенят в саду,
Скрипит гамак, и мяч летит в шиповник,
И саламандры прячутся в траву,
Когда летит сачок за мотыльками,
А мотыльки проворны и легки,
И под босыми тёплыми ногами
Сминаются укроп и ноготки,
Когда вам шепчет сказки добрый Пушкин,
И флот Царя-Салтана вышел в пруд,
И, испугавшись кораблей, лягушки
В кустах стрелу Иванову найдут,
Мне – замершей у окон – грустно станет:
Звените, колокольчики, ещё!
Как быстро ваше детство в воду канет,
И сад волшебный зарастёт плющом.
Так скоро! Так невыносимо рано!
От солнца щурясь, к раме жмусь опять,
Ведь мне ещё и в мыслях как-то странно
Вас из дому надолго отпускать!
* * *
Увидеть сад и написать про сад:
Как хорошо ступать ногой босою
На влажное, от солнца золотое,
И в волосах – июньский цветопад,
А на мизинец глупый жук ползёт,
Пустить его на листик земляники
И улыбаться, чувствуя, как блики
Целуют грудь и голый мой живот.
И сладострастный липовый дурман
Так терпок, как вино в горячий полдень,
И путь от дома до калитки пройден,
А дальше – тропка, с двух сторон – бурьян,
И ласковость ручья, и чьих-то рук
Касания – приснилось ли? Возможно…
И трепет флейты – тонкий, осторожный
Из-под хрустальной ряби – чистый звук.
И снова в дом, губам – холодный чай,
Лимон на дне стакана, листик мяты,
И память о касаниях, и смятый
Платок в руке, забытый невзначай…
* * *
Она презирает йогу и прочий хлам,
Исправно печёт оладьи – худеет к лету.
Оладьи пышнее, наверное, только там,
Где облако взбито и вызолочено светом.
Соседи стучат, ремонтируют, пьют коньяк,
И шумно бывает, особенно по субботам.
Она надевает платье, выходит в парк,
Сидит на скамейке и, кажется, ждёт кого-то.
Любуется липой, где дрозд разливает трель,
И липовый мир её тих и условно прочен.
А вечером вновь у соседей коньяк, бордель,
И сын не звонит, а ТВ отключили к ночи.
И вроде ещё седины на висках ни-ни,
И в универмаге вчера присмотрела ситца,
И стынут оладьи, и медленно тянутся дни,
И кажется, что ничего уже не случится.
* * *
Орегано, майоран и мята.
В кухне, волшебством опять объят,
Ты плывёшь, роняя ароматы –
Запекаешь, делаешь салат.
И тебе известны все секреты
Послевкусий у Шато Ле Пен,
И кружатся медленней планеты,
Если ты готовишь киш Лорен.
Так чудачил пламенный Россини,
В пряностях и нотах зная толк,
Так готовил Оливье в России
Соусы, легчайшие, как шёлк!
И делить с тобою эту кухню –
Вожделенных вкусов карусель –
Так же хорошо, как ночью, рухнув,
На двоих одну делить постель.
* * *
Господи, дай мудрости отбросить
Лишнее, как шелуху с зерна,
И встречать без грусти эту осень,
Принимая должное сполна.
Принимая тонкие морщины,
Обострённость взгляда и лица,
Принимая то, что уж мужчины
На других заглядываются.
И любить по-прежнему закаты.
Нет! Любить пронзительней, сильней!
Их ведь меньше, меньше, чем когда-то
Остаётся в бытности моей!
Тихо перелистывает главы
Ласковый небесный управдом.
Как же мы, любимый мой, не правы,
Если мы чего-то страстно ждём!
Господи, дай каждую минуту,
Как вино, тянуть и пить до дна,
И пьянеть от сладости, как будто
Самая последняя она.
© Алеся Шаповалова, 2017–2019.
© 45-я параллель, 2019.