Лето на ладони
услышать звон диги-диги-дин-дон,
прислушаться, по ком звонят из рая.
не бабочка садится на ладонь,
а лето на ладони замирает.
стрекозий взмах, отглаженная даль,
медовым клеем схваченные крепко:
роса, оса, затишье и печаль,
и облако над выцветшей сурепкой.
песок, трава – качаются слова –
«река», «надежда» и «воздушный шарик».
ещё «любовь» – о ней шуршит листва,
и пусть никто шуршать ей не мешает.
горячий день – полуденный настой,
и невесомость бледной паутинки.
и мы молчим, склонившись над мостом,
почти неразделимые в обнимку.
* * *
грустный вечер – не хочешь, а выпей,
говори с тишиной за окном.
взвился осени праздничный вымпел,
прорезающий сумерки стон.
долгий взгляд и короткое эхо.
шорох, будто позвал тебя кто.
это ангел на чарку заехал,
это в гости зашёл блудный кот.
на рябиновой горькой настойке
горько всхлипнет тугая струна:
сколько слов было сказано, сколько!
у раскрытого настежь окна.
говори, тополей не жалея,
осень даже своих не щадит.
жизнь – бегущая к свету аллея
с неприкаянной птицей в груди.
время вдвоём
вдвоём у песчаной полоски
где время шампанское брют
где к берегу жмутся берёзки
и голые рыбы снуют
зажмуриться сказка не сказка
а воля покой и река
пространство тетрадка раскраска
ключица коленка рука
жжёт в рёбрах сгустившийся воздух
минуты зажаты в ладонь
любить это сладко и просто
любить это нежность и боль
подслушаешь берег осока
шумит суматошная ель
любовь это чад и морока
желания виолончель
о музыке и скрипке
Белый дом у речки – окно – герань,
Белый дым клубится по венам рек.
Там на чёрных птицах давай, сыграй!
Дышится мелодии вширь и вверх.
Часики подхватят простой мотив,
На ударной доле воскликнут «так!»
Всё сплошная музыка, посмотри,
Ласточки – как ноты – к дождю летят.
Прогремят литавры (залает пёс),
Небо прозвучит полноводным «си».
Звук любви – гортанен, огромен, прост,
Ты его тяни, сколько хватит сил.
Буду тебе музыкой и женой,
У меня внутри – только тронь – звенит.
Если из-за такта приходит ночь,
Расцветает скрипка – играй, храни.
Шрамик
Какое счастье – пить и плакать,
И проливать чернила страсти.
А феврали у нас расплата
За тонкий шрамик на запястье.
Я не прошу – не оставайся –
Все люди, в общем, половины.
Всегда разбитые на части –
Горшки из очень хрупкой глины.
И есть ли нам с тобою дело
Под небом, дышащим на ели,
Что это птица пролетела
И нас слегка крылом задела.
Орлом сорвалась или решкой,
Зима болела и белела.
Идёшь уже? Иди не мешкай.
Какое нам до птицы дело.
вот-вот
вот до границы лета добежим
где на лугах цикада дребезжит
где ряска у горбатого мостка
и ты идёшь на свет меня искать
пусть небо льёт холодное вино
тащи бокалы вёдра всё равно
для поцелуев лучших нет времён
где глаз соцветья и макушки лён
и колоколит смех на всех ветрах
лежит туман на частоколе трав
рука течёт по крепкому плечу
не боязно не холодно ничуть
взъерошенную иву клонит в сон
бьёт краснопёрка по воде хвостом
где шепчется про нас с тобой листва
нет одиночества
одни слова
слова
Горчичный свет
свет горчичный тронет штору,
всколыхнёт мою печаль.
в тёмном дворике за школой
сны тревожные молчат.
осень, где твои чернила?
только золота испуг.
я отвечу, что любила,
да на днях огонь потух.
я признаюсь – было больно,
я совру – не берегла.
дождь проходит си-бемольно
на рябиновых ногах.
доставать смычок и плакать,
горевать, так горевать:
осень, музыка, собака,
и в линеечку тетрадь.
Мимоходом
У реки, у илистого спуска
ивы беспечальны и берёзы.
И сквозь их расстёгнутые блузки
медоносный свет течёт белёсый.
Жаркий свет, настоянный на травах,
донника, шалфея, медуницы.
И пушится облако у сплава,
как носок мохеровый на спицах.
На ладонь твою слегка подую –
нежности случайная прохлада.
Тир-лей-лей – так ангелы воркуют.
Не вспугни нечаянно – не надо.
Солнца луч до остроты заточен –
бок щекочет сочному июлю.
Мимоходом, будто между прочим,
я прижмусь к тебе и поцелую.
берёзовые сны
когда к тебе приходят не спросясь,
берёзовые сны на ножках длинных,
«алё, алё» – выходит ночь на связь
с твоим немолчным, истинным, глубинным.
зажжёт свечу – обходит не спеша –
перебирая тощие пожитки,
вот за углом отыщется душа,
заштопанная наспех белой ниткой.
разворошит и переврёт слова:
печаль пчелой ржавеет на экране,
и жжёт язык, но терпит голова –
глагол сорокаградусный в стакане.
всё это сны, ты знаешь, это сны,
когда увидишь снег подслеповатый
идёт из непроглядной тишины,
как будто свет сияющий стоваттный.
и стынет луг, и тянет ветви сад,
и тонет в нём забытая теплица,
и ты стоишь и не отводишь взгляд
не в силах ни моргнуть, ни прослезиться.
на море
Это ветер подует – скуластый борей,
разметав крики чаек по свету.
Брызги моря, полуденный штиль, акварель
и янтарное слово поэта.
Задрожит, расползётся по швам зыбкий день,
скроен кем-то там не по размеру.
Где печальная вера идёт по воде,
босоногая хрупкая вера.
Отражение ловишь незрячей звезды,
не заметив спустившийся вечер.
Как у берега мира – стоишь у воды,
изнутри чем-то тёплым подсвечен.
* * *
О чём говорить нам за тёмным столом,
когда все слова фонетический лом
и память – старуха скупая?
Грозит кулачком, выбивая искру,
прошедшее кормит заботливо с рук.
Пригубит весну и поставит.
И стол наш – дубовый кочующий плот,
то вскинется вверх, то под воду уйдёт.
Черпнёт что-то вечное краем.
Когда ты молчишь – ты молчишь за двоих –
из длинного времени вяжется стих.
Свяжу, а потом распускаю.
По ниточке, слово за словом – любя –
отдай всё врагу, но оставь мне себя
в молчанье своём твердолобом.
Ты слышишь – поёт, не сдаваясь, скворец
о тихом мерцании наших сердец,
и музыка слышится Богу.
осенняя дорога
осенней дороги тревога
как плохо и холодно без
осталось мой ангел недолго
идти через сумрачный лес
где слышен судьбы твоей окрик
мурашатся спины осин
где зубчатых крон иероглиф
и чёрные птицы над ним
и ухает время и плачет
внутри отжелтевших ночей
собака бывает бродячей
собака бывает ничьей
идём же в осиную жалость
где в пряной летящей листве
немного любови осталось
и твой
только твой человек
© Анна Арканина, 2019.
© 45 параллель, 2019.