* * *
Я бы понравилась вам девятнадцатилетней,
невинной и решительной Жанной Д'Арк
с разноголосицей мёртвых в чернокудрой стриженой голове,
хранящей верность богу-разуму и богине-мудрости.
Вы полюбили бы мои обветренные губы,
сдерживающие поток молчания,
и холодные пальцы, непривычные к поцелуям,
но знающие ландшафт бумаги и клинковую уверенность
пишущей ручки. Вы читали бы с восторгом
мои торжественные детские рифмы,
не находя в этом пёстром словесном тряпье
ни единого живого слова. Я, девятнадцатилетняя,
искала бы любви. Теперь, белая и пустая,
лишённая даже молчания в горле,
верная исключительно собственной неверности,
гордая и смешная, как всякая нераскаявшаяся блудница,
я требую невозможного –
понимания.
Молитва
Да не появится у меня ложного имени вовек!
Избавь меня от всякого знака,
зримого для других.
Лиши мою слабость убежища,
изгони из последнего храма,
где смерть и забвение, великие фарисеи,
ведут свой бесконечный учёт –
да не будет у меня имени,
которое было бы вписано в их чёрные книги!
Избавь меня от гибели быть подавляемой,
подписанной, тиснёной, обездвиженной,
очерченной, допрошенной и подсчитанной.
Верни моё сердце к началу –
в горячую тьму, к глухим и нехоженым тропам
нераскаянного познанья.
* * *
Теперь мне открылось со всей неоспоримой очевидностью,
что время ничего не значит. Я ощутила это ясно и просто,
словно некий луч, сияющий и звонкий, как струна,
обвился вокруг моего горла,
впиваясь и выжимая из него песню.
Освобождение от времени есть возвращение близости к самому себе:
к собственной любви, на которую больше не нужно оглядываться;
к собственной смерти, которую больше не нужно выглядывать издалека;
к собственной радости, прежде скрытой в тесных пространствах между мгновениями;
к собственной боли, лежащей на поверхности настолько,
что она начинала жить собственной жизнью, отнимая тем самым нашу.
Всё сошлось в одной точке, в которой лишь мои руки,
длящие строку, бессильную вместить всю меня,
разорванную схлынувшим светом, и мою песню, лишённую звука,
разорванную стиснутой вокруг горла струной.
* * *
Это я цедила
священный мёд
из ржавой походной кружки.
Это я думала,
что вода существует
лишь для того, чтобы в ней тонуть.
Это я, попав на Последний пир,
буду просить о хлебе насущном
и блаженно грызть
ржаную чёрствую корку,
устав от нелепого изобилия,
данного мне при жизни.
* * *
Говорящий никогда не бывает одинок,
пусть даже его собственный рот
говорит с его собственным ухом.
Пишущий никогда не бывает одинок,
пусть даже его собственная рука
адресует письмена его собственным глазам.
* * *
Полюби не меня, но моё.
Ощути мою радость сполна,
Что волной непокорной встаёт,
Тайный мрак поднимая со дна.
Принимай мою боль, как свою.
Упивайся из кубков моих –
Допьяна! Полюби, что люблю,
Раздели этот клад на двоих:
Клад из солнца, из песен и слёз,
Из дорог, из земли и огня,
Только это – навек и всерьёз
Всей душой полюби – не меня.
* * *
С каждой зимой время твёрже и хрупче,
боится прикосновений, огня, ударов,
избегает трещин, презирает гибкость,
обретает правильную геометрическую форму,
склоняется к линейности, ищет свои пределы.
А мы промерзаем временем насквозь.
Мы ковали свою ось так упрямо,
что она готова рассыпаться от малейшего толчка.
Мы ничего не знаем о силе, мы ничего не узнаем,
пока не составим её имя из ледяных осколков.
* * *
Длинные, длинные руки моей печали
с обезумевшими чуткими пальцами
и голубыми ладонями осязают поверхность
воздуха, прорезают дороги
моему дыханию, зажимают рты
ветрам.
Как цепко они ловят
за скользкий холодный хвост
каждую мысль о смерти.
Они тянутся, стремясь
опуститься на твои плечи и заснуть,
словно птицы после долгого перелёта,
пернатые руки моей печали,
мои верные слепые поводыри.
* * *
Эти тёмные воды в тайном сговоре с ветром:
волны приветствуют небо размеренным боем.
От меня остался только рассудок, и он отдан на милость моря.
Утомлённый движением в никуда, шквалом суетных мыслей
он распят между ликованием и смертельной тоской.
* * *
Время моё четырёхстенное,
каменно-щербатое:
с запада – разбитое,
с востока – недостроенное…
Работай! – велю себе строго бездомная я,
вжимаясь в северную стену
лишним кирпичиком, –
а южной стены мне не видно.
И слушаю, как непрерывно
ходит да ходит кто-то
по этой безумной стройке.
Я люблю одного и того же,
просто он бродит между днями,
меняя имена и судьбы.
© Анна Горецкая, 2017-2019.
© 45-я параллель, 2019.